Брак по расчету - Кингсли Фелиция
– Это студень. Заливное из телятины, яиц и артишоков в желатине.
– Если подвигать тарелку, он трясется, как задница моей тети Джин, когда она поднимается по лестнице, – замечает Джемма, глядя на закуску со все меньшим интересом.
Моя мать шокированно роняет вилку в тарелку:
– Господь Всемогущий, что за пошлость мне приходится выслушивать!
– Но это правда, – возражает Джемма.
Я решаю вмешаться с дипломатическим предложением:
– Принесите моей жене следующее блюдо. Студень ей не по вкусу.
Когда перед ней ставят второе блюдо, она радостно хлопает в ладоши:
– Куриные крылышки! Какая прелесть!
– Это перепел, – поправляю я.
Джемма хватает кусок рукой и скептически рассматривает:
– А издалека казались крылышками.
И кусает. Да. Крепко сжимает перепелку в руке и кусает зубами.
Мама чуть не падает в обморок и даже просит принести ей воды с лимоном.
– Джемма. – Я пытаюсь привлечь ее внимание и делаю ей знак, покрутив в руках вилку, чтобы она воспользовалась приборами.
В голову приходит только одно слово: неандерталец.
Джемма принимается возиться с приборами, и я слышу, как она бормочет себе под нос:
– Вот же дурацкие косточки!
Потом, сдавшись, отставляет тарелку вместе с приборами.
– Подавайте десерт, – сухо приказываю я, отчасти чувствуя облегчение, потому что, к счастью, после этого ужин закончится.
Джемма погружает ложку в вазочку с белой пеной, нюхает, а потом бросает ложку обратно:
– Так, и где настоящий десерт?
– Джемма, это он и есть, – раздраженно шепчу я.
– Ну знаете, розыгрышами с пеной для бритья в вазочке для мороженого и я баловалась, но мне было четыре года!
– Это силлабаб [14]. Традиционный рецепт семьи Паркер, – ровным тоном сообщает моя мать.
– А что-нибудь шоколадное в вашем семейном сборнике рецептов есть?
Моя мать делает медленный вдох, стараясь сохранить самообладание:
– Не сегодня.
Я чищу яблоко от кожуры, мечтая, чтобы пол разверзся и поглотил их обеих.
– А завтра? Что, будут печенья с зубной пастой? Или мороженое со вкусом мыла?
– Я не потерплю насмешек над нашими кулинарными традициями от любительницы куриных крылышек! – выпаливает моя мать.
– Лучше куриные крылышки, чем эти сплошные кости!
На лице моей матери появляется брезгливое выражение.
– Юная леди, прежде чем решать, какие блюда подавать, научитесь сначала вести себя за столом. Я не привыкла ужинать с дикарями!
– Дамы, – вмешиваюсь я, вставая, – я иду в клуб.
Выбрался! Я на воле! На воле! Сбежал из этой психушки, от этих двух сумасшедших! Всю дорогу до клуба я стискиваю руль автомобиля, точно заключенный – простыню, на которой висит, спасаясь бегством.
Я был уверен, что женщины с характером хуже, чем у моей матери, не сыскать, но мне доказали обратное. А теперь обе эти женщины живут под одной крышей – моей.
Они никогда не замолкают, имеют мнение обо всем на свете и испытывают неудержимое желание поделиться им со мной. За полдня они довели меня до изнеможения.
Никогда не думал, что мне когда-нибудь придется прятаться в собственном доме, но, чтобы не столкнуться с ними, приходится идти на всякие ухищрения.
Зато сегодня вечером я провел их обеих: взял куртку, ключи – и до свидания! И сейчас еду в клуб. И вход туда доступен только джентльменам!
– Герцог Берлингем, – с поклоном приветствует меня Фербер, дворецкий в клубе, когда я вручаю ему зонтик и непромокаемый плащ.
– Фербер, что слышно? Есть сегодня кто-нибудь? – спрашиваю я, бросив взгляд на полупустые комнаты второго этажа.
– Пока гостей не слишком много.
– Харринг здесь?
– Виконт еще не прибыл. Вы его ожидаете?
– Да, мы договорились о встрече. Странно. Так или иначе, пожалуй, пойду наверх, в бильярдную. Когда Харринг приедет, передай ему, что я его жду.
– Будет исполнено, ваша светлость.
Поднимаюсь по ступенькам винтовой лестницы, перешагивая по три зараз, и наконец дохожу до длинного коридора с белыми дверями. Открываю ту, что ведет в бильярдную, но, как только поворачиваю ручку, замираю от неожиданности: люди стоят и на столе, и в несколько рядов вокруг, достают коньяк из мини-бара в углу, а их слова заглушают звуки Just a Gigolo / I ain’t got nobody.
Те, что стоят на столе, пускаются в импровизированный нелепый танец.
Тяжелый хлопок по спине застает меня врасплох:
– Эшфорд Паркер! Чертяка! Женишься и ничего нам не говоришь!
– Харринг! – изумленно восклицаю я, когда друг стискивает меня в медвежьей хватке.
– Что за история? Взял сбежал в Лондон, никому ничего не сказав, нашел себе красотку и женился на ней спустя сорок восемь часов?
Проклятые газетчики.
– Харринг, на самом деле…
– Нам стоило бы перестать с тобой здороваться!
– Знаю, надо было пригласить тебя на церемонию, – говорю я, выставляя руки вперед.
– К черту церемонию! – перебивает меня Харринг. – Я говорю про мальчишник! Если бы мы знали заранее, устроили бы тебе шикарную вечеринку! И сегодня мы собрались, чтобы как-то это компенсировать. – И он тянет меня на бильярдный стол к остальным. – I… ain’t got nobo-o-o-o-оdy… [15] Фербер! Шампанское! – непринужденно кричит он. – Так и что? Что ты сделал с Порцией? Ты ее бросил? Знаешь, что я тебе скажу, приятель? И правильно! – А потом обращается к остальным: – Нам больше достанется!
Толпа оглушительно ревет.
Позвольте объяснить, как работает этот тонкий механизм: на светских приемах, официальных вечерах и публичных мероприятиях каждый из присутствующих – образец хорошего тона и поведения, но в четырех стенах джентльменского клуба – слово «джентльмены» оставим за скобками – они превращаются в орду вандалов, которые предаются тем еще мерзостям, похлеще, чем в борделе.
В точности как сегодня вечером.
Меня тащат от одной компании к другой, наливают щедрые порции коньяка, запихивают в рот гаванские сигары и хлопают по плечам и рукам, точно боксерскую грушу.
– Итак? – продолжает с энтузиазмом Харринг. – Когда ты покажешь нам свою невесту? Ты ее скрываешь?
Честно говоря, да.
– Э-э, Харринг, когда придет время, вы обязательно познакомитесь.
– Ну зачем всегда вести себя так загадочно? Какой у нас сдержанный герой торжества! Эй, налейте ему еще выпить, так он немного расслабится! Шампанское, коньяк, бренди, бензин… что угодно!
– Харринг… – пытаюсь остановить его я.
– Не скрывай от нас радости брака. Если кто-то вроде тебя, который, как я думал, никогда-а-а-а не женится, вдруг возвращается с кольцом на безымянном пальце, должно было произойти что-то из ряда вон выходящее! Настоящее событие!
Конечно, например, банкротство! В такие моменты мне хочется его утопить.
– Что-то просто происходит, и все, это неизбежно.
– Ребята! Старина Эшфорд влюбился, слышали?
Гости вокруг хватают меня и подбрасывают в воздух, сопровождая действо пошлыми шутками.
– Эй, Эш, знаешь, что ты пропустил? Частный рейс в Париж, вечер в Crazy Horse с этими прекрасными дикими кобылками, полностью обнаженными, затем «Конкорд» [16] – и Рио-де-Жанейро. А перед возвращением в Лондон – последняя остановка в Таиланде. Вот дуралей, если бы ты рассказал нам о свадьбе заранее, ты бы этот мальчишник не забыл бы и после смерти!
Харринг зациклился на Рио-де-Жанейро с тех пор, как мы окончили университет. На самом деле я знал, что он обязательно снова вспомнит о Рио-де-Жанейро через полчаса максимум. У Харринга на уме только одно.
Я похлопываю друга по спине в ответ:
– Ну что сказать, Харринг? Прибережем его для тебя!
– Нет, дружище, не родилась еще такая женщина!
– А фотография у тебя есть? – спрашивает меня Сэмюэль Коулсен.
– Чья?