Это не любовь (СИ) - Тафи Аля

Он снова покачал головой. Не понятно. Ему все это было не понятно. Сейчас Маша ничего кроме омерзения в нем не вызывала.

Какой сладкий пирожок? Какое яблоко? Это арбуз, а не яблоко…

Не в силах уснуть, Александр сел на диване.

«Не может быть такого, что бы не было выхода! Выход должен быть… Обязательно должен быть выход!»

Это он сейчас прогнулся под Машу, согласился со всеми её условиями. Это он сейчас сделал вид, что принял её требование вернуться. Но! То самое хитрое но! Он не сдался! Он тоже не дурак и умеет просчитать свои ходы, просто с Машей он промахнулся. Мозги стекли вниз. Как же! Молодая, красивая влюбилась в него. Пфф… Расчетливая дрянь она, а не влюблённая барышня. Все просчитала. Как она ему предъявила все его левые счета! Да, грешен. Баловаться левыми схемами. Получал, так называемые, откаты от поставщиков, проценты за сделки… А как иначе то? Хочешь жить, умей вертеться. Он и вертелся.

«Довертелся, блин!», Александр досадливо поморщился.

Все ведь собрала, все его контакты. Если все это всплывёт, то его как минимум уволят по статье, а как максимум посадят. За мошенничество. Пришлось идти на поводу у этой хищницы. Возвращаться под её бок.

Александр тяжело вздохнув, пошёл на кухню попить воды. Не спалось. Смешно признаться самому себе, но его мучила совесть. Наверно только сейчас он в полной мере осознал все, что натворил. И как подло бросил Оксану и как предал детей. Своих же детей! Тех, кого он нянчил с рождения… Вместе с Оксаной не спал по ночам, когда у них резались зубки, вместе с Оксаной стоял на первой линейке, сжимая маленькую ладошку сначала сына, а потом дочери…

Он снова тяжело вздохнул. В груди закололо. Тревожно закололо, маятно…

«Сердце!», испуганно схватился он за грудь. Умирать не хотелось. Хотелось жить. Жить полной грудью! Разобраться с Машей, выбраться из той ямы в которой он по своей глупости оказался и постараться вернуть семью. Первый шаг к этому он сделал. Должна оценить Оксана его щедрость! Он отдал ей дачу и на квартиру не претендует. А мог бы, между прочим. Мог! Так ему и адвокат сказал. Ремонт то он там делал. Хороший ремонт, качественный. Он вполне мог его предъявить Оксане. Но не стал. Уступил ей все… Правда деньги со счетов снял. На всякий случай положил все деньги в банковскую ячейку. Слава богу, он тогда не завершил покупку квартиры. А ведь хотел… Уже и первоначальный взнос сделал. Думал купить хорошую трёшку и жить там с Машей. Бррр… С этой пираньей только совместно нажитое потом делить. Съест и не подавиться…

Выпив лекарство, он побрел обратно на диван. Не удобно конечно на нем спать, но хоть не храпит никто под ухом…

Утром боль в груди усилилась настолько, что стало больно дышать. Александр лежал на диване, не в силах пошевелиться и едва не плакала от страха и отчаяния. Умирать не хотелось. Было очень страшно и одиноко. Из спальни доносится богатырский храп, подсказывающий, что он может так и умереть здесь, на диване, совсем один. Один… брошенный всеми. Он потряс головой и предательская слеза стекла по щеке.

“Оксана…" прошептал он с отчаянием. Он ушёл тогда, сбежал, не желая помочь жене, а сейчас сам лежит здесь, на неудобном диване и чувствует дыхание смерти. Вот он, бумеранг судьбы!

“Я не хочу умирать! Не хочу! Помоги мне, Господи!”, молился он, беззвучно шевеля губами.

Так глупо умереть, в самом расцвете сил. В чужой квартире, на неудобном диване… Это так нелепо и обидно, что он тихонько завыл, скипя зубами от боли.

— Пусечка… Что за звуки? — наконец в дверях появилась заспаная Маша. — Ты чего скрипишь зубами? Бабуля говорила это глистов. Надо тебе дать лекарство от паразитов…, — зевая и почесываясь она пошла на кухню. — Пусечка! Ты что, даже завтрак нам не приготовил?! — через минуту в дверях снова появилась её заспанная физиономия.

Александр простонал, не в силах пошевелиться.

— Пусечка? — наконец до Маши стало доходить, что с Александром что-то происходит. — Ты чего разлегся то?

Александр постарался простанать громче и чуть закатил глаза. Это сработало.

— Пусечка? — встревоженно запричитала Маша, наконец то подходя к нему. — Ты что? Помирать собрался? — она похлопала его по щекам. — Эй! Пуся! Не смей умирать!

Причитая и возмущаясь, Маша наконец-то додумалась вызвать скорую. К счастью Александра, врачи приехали быстро.

— Срочно спасите его! У нас будет малыш! Слышите? — верещала Маша под ухом. — Ему нельзя пока умирать! Он ещё не развёлся со своей старой женой! Это же все наследство ей достанется! Везите его в реанимацию!

Доктор, пожилой мужчина лишь усмехнулся. — Не умирает он. Всего лишь невралгия. Диван не удобный у вас, а мужчина ваш не первой свежести. Вот и защемило.

— Не умирает? — Маша чуть успокоилась. — Нет! Не верю! Везите в реанимацию! Обследуйте как следует его.

И сколько врач не убеждал Машу, что ничего жизни Александра не угрожает, она не успокоилась, пока его бледного и испуганного не погрузили в машину скорой помощи и увезли в больницу.

Машу, к её неудовольствию в машину скорой помощи не пустили.

— Не положено милая. — врач усмехнулся, — Кто ты ему? Никто.

— Я мать его ребёнка! — взвизгнула она возмущённо. — Любимая женщина!

— Это все слова, милочка. Вот будет документ, тогда и пустим. А пока нет. — он развёл руками и захлопнул перед ней дверь.

Александр, лежащий на каталке и молча за всем наблюдавший, встретившись взглядом с врачом тихо выдохнул, — Спасибо…

То ли вид у него был слишком несчастный, то ли врач скорой помощи настоял, но Александра положили в стационар. И впервые, за несколько дней, что он снова жил с Машей, Александр выдохнул и спокойно уснул.

«Невралгия», устало хмыкнул Александр разглядывая листочек с диагнозом. Он почувствовал лёгкий укол разочарования, вчитываясь в диагноз.

Словно бы ему хотелось даже, что бы это был инфаркт. Как у Оксаны. Словно в отместку ему, но получилось как в насмешку. Невралгия. Обычное защемление нерва, воспаление. А всему виной диван.

Александр прикрыл глаза и вытянулся на кровати.

«Диван конечно не удобный… И пусть!», сердито хмыкнул он про себя. Хватит с него. Он ничего больше не будет вкладывать в эту квартиру. Ничего. Ничего этой Маше от него не достанется. Всё он слышал. Как Маша переживала, что он кони двинет и ей ничего не достанется. Расчетливая стерва!

А он? Он получается лошарик. Наивный, глупый лошарик.

Александр криво усмехнулся. Дожили. Коммерческий директор, солидный дядечка и так глупо подставился.

Нет… он теперь умный. Он эту стерва выведет на чистую воду. Во-первых, надо выяснить, точно ли есть беременность. А во — вторых, его ли вообще там ребёнок?

— Пусечка! Родной! — противный голос Маши заставил его вздрогнуть и от страха распахнуть глаза.

Ещё не много у него глаз начнёт дёргаться при звуке её голоса.

— Маша? Но как? Ко мне же не пускают…

— Ой, Пусечка, — Маша кокетливо хихикнула. — Разве меня можно остановить? Я мать твоего ребёнка! — она горделиво приосанилась. — И любимая женщина.

Александр протяжно выдохнул и снова прикрыл глаза. Смотреть на неё не хотелось от слова совсем.

И дело не в том, что она заметно поправилась и даже не в её обычной неряшливости, дело было в ней самой. В её хитрых расчетливых глазах, стервозном характере и отвратительном лицемерии.

— А я тебе пирожков принесла. Не сама пекла, правда, в пекарне купила, но вкусные… — она довольно причмокнула губами.

Булки аппетитно пахнули, но их запах вызывал у него тошноту. Маша, схватив одну из булок принялась с аппетитом уминать её.

Глядя на бывшую любовницу, лопающую уже вторую булочку, Александр внезапно понял, что он терпеть не может булки. И похоже что не только булки, но и пироги, пирожки, и прочее. Они все теперь ассоциируются у него с Машей. Брезгливо скривившись, он отвернулся.

«Дурак!», рассмеялся он про себя. «Урок, Саш. Это все урок!»

Маша доевшая все что принесла якобы для него, засобиралась домой.