Это всё ты (СИ) - Тодорова Елена

Мое сердце буксует и перестает биться. Замирает тягостным булыжником в груди. Я запинаюсь, едва не падаю. Самсонов ловит за локоть, удерживая от падения.

Сердце возвращается к работе. Но бахает так больно, что лучше бы уж молчало.

– Ты… Ты ненормальный? – пытаюсь вернуть ему те странные обвинения, которые услышала в его тоне.

Но на деле голос ломается. И я с трудом сдерживаю слезы.

Удар ладонью, который Самсонов принимает в грудь, невольно задевает и меня. Вибрируя по моему плечу, буквально кричит о яростной силе, с которой Ян его отталкивает.

– Отъебись от нее, – рубит он приглушенно по слогам, напирая на Максима всем телом и, тем самым, отпихивая дальше и дальше.

Самсонов смеется, но накал между ними ощутимо растет.

– Ни за что. Она забавная, – будто намеренно дразнит и тащится от той реакции, что получает в ответ.

Не могу видеть лицо Яна, но по напряжению в его спине и руках понимаю, что он в бешенстве.

– Я убью тебя, на хрен… – рычит, агрессивно надвигаясь.

Мне самой дико страшно. И все же я не могу не шагнуть к Яну. Коснуться его руки не успеваю.

– Нечаев! – окрикивает тренер, заставляя меня отшатнуться. – Прекращай, пока я не выкинул тебя с поля!

Угроза удаления – вероятно, единственное, что способно остановить Яна.

– Ты покойник, – бросает он убийственно жутким тоном.

После этого я боюсь поймать его взгляд. Но… Все равно жду, когда посмотрит.

– Филатова, на скамейку! – рявкает Нечаев, грубо отрываясь на мне. – Андросов на замену.

Я резко вдыхаю и сквозь пелену слез наблюдаю, как он, так и не взглянув на меня, проносится мимо за мячом.

Так, ну все… Эта хлипкая масса внутри сильнее. Сейчас разорвет истерикой при всех.

Ни шага сделать не успеваю. Самсонов ловит меня за руку.

– Не слушай его, – подбивает и усмехается. – Это всего лишь треня. Не уходи. Валидол, можешь тоже оставаться – роли не сыграет, – выдав это, выставляет перед собой ладони. – Соррян за честность.

«Я не хочу, чтобы Ян снова кого-то избил», – все, что я откапываю в завале своих лихорадочных мыслей.

В чем его проблема? Я просто не понимаю.

Нужно с ним поговорить. Но как? Если он даже не смотрит в мою сторону.

– О-о-ста-вай-ся, – протягивает снова Самсонов.

И я остаюсь.

Потянув Валика за руку, увлекаю его на нашу половину поля, потому как он явно потерялся, где должен быть во время начального удара после гола.

Нечаев офигевает при виде меня. И, наконец, смотрит нормально. Сначала во все глаза, а пару секунд спустя уже со свирепым прищуром.

– Ты что это, мать твою, делаешь? – цедит, когда останавливаюсь рядом с ним.

Не знаю, откуда у меня берутся силы. Но я даже не вздрагиваю. Напряженно таращась на ухмыляющегося с позиции розыгрыша мяча Самсонова, пытаюсь сделать незаметный вдох.

– Играю в футбол, – выталкиваю на выдохе.

– Я велел тебе покинуть поле, – напоминает Ян все более агрессивно. – Я, блядь, твой капитан. Я-я… – звенит яростью последнее эгоцентрическое местоимение.

Потому что я не даю закончить – резко поворачиваю к нему лицо, он отшатывается и замолкает.

Разъяренный взгляд, горячее дыхание, запах Яна, его пота и крови, которая ярко поблескивает из ран… Низ моего живота прошивает спазмами. Жар из солнечного сплетения стремительно бросается вверх и, рассыпаясь искрами по моей груди, посылает волны дрожи по телу.

Лицо вспыхивает. Оно становится таким горячим, что кажется, будто волосы подрываются к небу и превращаются в открытый огонь.

Но и Ян… Он вдруг тоже краснеет. Не так яростно, как я. Однако сам факт… Для Нечаева это странно. И это вызывает во мне настоящую бурю.

Мяч улетает за наши спины. Игроки один за другим проносятся к воротам. А мы с Яном все стоим и, вроде как, даже не дышим.

– Я уйду только, если ты со мной поговоришь после тренировки, – выставляю условие, не узнавая собственного голоса.

Господи… Вот зачем это мне? Я сошла с ума?!

В наши ворота прилетает. Но даже это, очевидно, не потрясает Нечаева так сильно, как мое требование.

«Кто ты, мать твою, такая?» – читается в его глубоких синих, как морская бездна, глазах.

«Сама не знаю…» – отвечаю я тем же способом.

Танцующий вокруг нас ветер треплет не только мои волосы, но и одежду. Кажется, меня просто снесет. А возможно, все дело в том, что я продолжаю смотреть Яну в глаза. Из-за этого теряю равновесие. Коленки слабеют. И по всему телу проносится трепет.

«Есть такие парни… С чисто мужскими чертами лица… Ян из таких…» – думаю я, рассматривая его брови, нос, подбородок… и… мм-м… губы…

Он такой… Такой мальчишка, при взгляде на которого невозможно абстрагироваться и забыть, что мы разного пола. Я рассудительная и сознательная, но все эти гендерные различия буйствуют, словно налетевшая на нас двоих стихия. Пугающая и завораживающая. Всегда так было. А сейчас… Как-то особенно остро ощущается.

– Ок, – выталкивают его губы.

Я вскидываю взгляд к глазам. Но контакт получается смазанным – он уже отворачивается и убегает.

Желание прижимать к горящим щекам ладони столь велико… Чтобы не поддаться ему, мне приходится сунуть руки в карманы ветровки. Нащупываю крупные звенья цепочки и быстро удаляюсь за боковую линию.

Когда опускаюсь на скамейку, Ян с явным облегчением выдыхает и кивает. Одобрение это или благодарность – не знаю. Но он снова вызывает во мне дрожь. И я все же прижимаю ладони… Только не к щекам, а к груди. Стискиваю в кулаки и скрещиваю у ключицы в надежде, что узлы, которые навязало под ребрами, ослабнут.

Увы, этого не происходит.

Вскоре я ловлю себя на том, что кусаю нервно ногти – напряжение на поле крепнет. Ни Ян, ни Самсонов не делают очевидных нарушений, но они бесконечно язвят, матерятся, уничтожают друг друга взглядами и незаметно толкаются. Сама игра при всем при этом ни на миг не теряет динамики. Разворачивающееся противостояние столь ожесточенное, словно это не тренировка, а финал чемпионата мира по футболу. Команды идут ноздря в ноздрю. Только одна вырывается вперед, вторая тут же выравнивает счет.

Передач между игроками становится меньше. Нечаев с Самсоновым будто бы лично соревнуются, забывая о других и даже о том, что им кричит Безугленко.

А потом… Ситуация достигает апогея, когда Ян дергает Макса за ворот футболки, не давая дойти до ворот. Тот теряет мяч, разворачивается и заряжает Нечаеву головой в лоб.

Вскрикнув, подскакиваю на ноги. Прижимаю ладони к лицу и с ужасом наблюдаю за новой потасовкой. Гремя жуткими ругательствами, парни сталкиваются, пока один из них не сваливает другого на землю.

Свисток тренера не возымел никакого эффекта. Благо, что в командах много крепких ребят. Они и разнимают этих двух озверевших бунтарей.

– Дисквалифицированы до конца следующей недели! Оба! – рявкает Безугленко. А когда они, прихрамывая, удаляются, фырчит и возмущается: – Такая шикарная игра была… И нате вам!

Я перевожу дыхание… В груди прямо-таки больно становится, настолько много воздуха я набираю. Проморгав наплывшие на глаза слезы, издаю непонятный звук и срываюсь.

Задыхаясь, бегу в раздевалку парней.

– Ты обещал со мной поговорить! – выпаливаю, толкая дверь.

И на пороге обмираю…

13

Ян без футболки. В одних лишь шортах, которые висят так низко, словно и их он, сгребая ткань на бедрах в кулаки, уже намеревался снимать. Среагировав на мой голос, вовремя останавливается. Вскидывает голову и застывает вместе со мной.

Я потрясена, и скрыть это невозможно.

Таращась на обнаженного Нечаева, не могу заставить себя подобрать челюсть и возобновить дыхательную функцию. Я не способна даже моргнуть. Оторопело скольжу взглядом по мощным атлетическим плечам, по литым грудным мышцам, по крепким мускулистым рукам, по напряженному прессу, который выглядит как обтянутая кожей сталь, по всем этим выпирающим венкам, по темным волоскам… Пока не задыхаюсь. Жизненно необходимый вдох получается натужным и громким, будто я из воды на поверхность вынырнула. Давлюсь кислородом. Закашливаюсь. Прижимая к лицу ладони, отворачиваюсь. Из глаз брызгают слезы, но их я едва замечаю. Все, на чем я сосредоточена – судорожно пытаюсь отдышаться.