Шейх моей сестры (СИ) - Дэй Каролина
— Ты молчаливая сегодня.
Какой мне ещё быть после вчерашнего? Переживания, размышления, неразбериха в голове после разговора с Шахиром. И после того, что она подтвердилась минутой позже.
— Амина?
— Со мной все хорошо.
— Как и вчера? — усмехнулась Аиша, откусывая кусок лепешки. — Я в-вжумала, тебе штало лучвше.
— Ей станет лучше, когда вы проведете брачную ночь, — добавил Хусейн, усмехнувшись.
— Кстати, когда мы увидим красные простыни? Я хотела бы удостовериться в диагнозе врача.
— Я против этой традиции, — заметил Карим.
— Наши родители бы этого не одобрили. Это наша традиция, братик, не забывай.
Карим слегка сжал кусок хлеба в пальцах, но выражение лица осталось неизменным. Его злили эти вопросы?
Меня бы тоже разозлили. Карим обещал, что мы обойдемся без этой традиции. Он обещал… Обещал быть верным супругом перед Аллахом, уважать меня и мое право, обеспечить желанную жизнь, но речь здесь не про деньги.
— Амина, ты к этому готова?
— Амина, ты к этому готова?
К чему? К недоверию со стороны мужа? К отдаленности? К предательству? Или к тому, что я не могу никому верить? Даже Аише, которая вчера показалась мне милой, а сегодня ранила своими вопросами и требованиями, словно вчера я не открылась ей.
— Что ты имеешь в виду?
— Доказать верность моему брату и предоставить нам простыню с твоей кровью.
— Но я думала…
— Да-да, я помню о твоей учебе. Ты же понимаешь, что это полная ерунда? Тебе нужно заботиться о муже. Карим важный человек в обществе, его нельзя обделять женским вниманием. Или ты хочешь, чтобы в доме появилась вторая жена?
Он не обделен, вчера ему было хорошо в компании голых девушек в хамаме.
Каждое слово Аиши больно било в грудь. Я словно потерялась в пространстве, пока на меня смотрели три пары глаз. Вопросительные — Аиши, любопытные — Хусейна, равнодушные — Карима.
Аппетит моментально пропал. Я опустила глаза на недоеденный хумус с кусочком теплой лепешки. Пару секунд назад я бы положила еще хумуса и попросила прислугу принести катламу*. В горле образовался ком, который не позволял вдыхать и выдыхать воздух. Я даже сказать ничего не могла, настолько мне было неприятно и больно от осознания, что меня все предали.
Я осталась одна.
В одиночестве.
Раньше я всем делилась с Хайей, но сестра отвернулась от меня и не хотела слышать. Вторым человеком в моей жизни был Джахид. Мама всегда говорила, что я должна надеяться на старшего брата. Но как я скажу Джахиду, что застала своего мужа с куртизанками в хамаме? Чем он поможет мне? Заступится за меня? Я уже не принадлежу своей семье, только семье мужа, в которой не могла найти поддержку.
— Видишь, она даже ответить не может!
— Прости, Аиша, но я не готова к деторождению от грязного мужчины. Прошу прощения.
Я вышла из-за стола в надежде, что меня оставят в покое. Я не способна вынести столь сильное напряжение. Однако меня остановила жесткая мужская хватка.
— Амина, подожди.
Почему я надеялась, что Карим оставит меня в покое и потребует объяснений после окончания завтрака? Порой я была слишком наивна.
Потому что на меня смотрели жесткие карие глаза. Глаза Хусейна.
________________________________________
*Катлама — арабская слоеная лепешка.
Глава 20
— Амина, подожди.
Я бы двинулась дальше, если бы сразу поняла, что меня остановил Хусейн, а не Карим. Лучше бы я не заглядывала в серьезные глаза брата мужа. Лучше бы не вспоминала, что видела его полностью обнаженным. О, Аллах! Помоги мне выкинуть эти сцены из своей жизни и забыть, как выглядит чужой мужчина! Помоги забыть стыд, который я испытала, увидев своего мужа с другими женщинами. Забыть унижение.
И странное чувство неловкости, которое я не могла объяснить…
— Ты не доела.
— Спасибо, я не голодна.
Я отняла руку и шагнула к лестнице на второй этаж, пробегая мимо служанки в хиджабе и никабе, но меня остановил строгий тон:
— Я не скажу брату, что видел тебя в хамаме.
Я остановилась на первых ступеньках лестницы и, обернувшись, завидела ехидную улыбку Хусейна.
— Зачем ты пришла туда? — спросил он, подойдя к лестнице, но сохранив приличное расстояние между нами.
— Услышала шум, не могла уснуть.
— В хамаме стоит звукоизоляция. Ты не могла проснуться от шума.
— Теперь понятно, зачем она стоит.
— Ты не должна была это видеть. Ты не должна была видеть меня.
В первую встречу я увидела тебя в одном халате. После ты обрушился на меня с запретными словами и неудобными вопросами, в третий раз я увидела, как он спал с девушкой не нашей веры, не будучи женатым. Это совпадение?
— В следующий раз я надену никаб на глаза.
— А ты забавная.
— Ты — нет. И ты не должен смотреть на меня, я жена твоего брата.
— Ты не должна была видеть, как я трахался, но что-то пошло не так.
Снова это слово. Я хотела заткнуть уши руками, чтобы больше не слышать его, но вместо этого подняла руки к небу и мысленно молила всевышнего избавить меня от унижения и от грязи в моей жизни.
— Карим не трогал женщин, — добавил Хусейн.
— Он смотрел на голых девушек, а ты… занимался… этим… с двумя… я…
Я не могла воспроизвести увиденное вчера, и надеялась, что Хусейн меня правильно понял. Так и случилось, судя по расплывшейся улыбке.
— Мой брат сложный человек, но он всегда соблюдает Коран и верен Аллаху. Он не совершил ничего запрещенного.
Я в этом больше не уверена. Если вчера я готова была пойти на контакт и попробовать жить жизнью, предписанной судьбой. Сейчас нет. Карим унизил меня этим поступком. Если Хусейн знал о случившемся в хамаме, то наверняка Аиша и другие родственники тоже были в курсе.
Может предубеждение от Шахира правдиво, и он не соврал? Может королевская семья действительно покрыта грехами, о которых простые смертные могли лишь догадываться и предполагать? Значит, Карим могу действительно взять меня в жены, чтобы прикрыть свои грешные утехи.
Свои грешные игры*…
— Зачем ты говоришь об этом?
— Потому что не хочу рушить жизнь брата.
— Не мне судить поступки шейха Карима.
— Ты только это и делаешь.
— Аллах все видит и вынесет вердикт без моего участия. Мы все будем равны перед всевышним после смерти.
Я поднялась в свою комнату, радуясь, что Хусейн не пошел следом и позволил остаться наедине в своей комнате. Душ. Быстрый. Душ. Он необходим, чтобы отчиститься от грязи в столовой. Какой позор. Какое унижение. Если бы моя мама была рядом, я бы могла…
Даже ей не пожаловалась бы, потому что не имела права… не имела…
— За что мне это?!
Я стукнула кулаком о стенку душевой кабины и упала на пол, чувствуя соленые слезы на своих губах.
Я не знала, кому был адресован вопрос: самой себе, судьбе или Аллаху? Моим родителям, моей маме или сестре? Шахиру, Аише или Кариму? Я никогда не получу ответ на этот вопрос. Никогда. Я могла долго плакать в душевой кабине, лежать в позе эмбриона, чувствуя теплые капли с потолка душа.
Я в отчаяние. Я раздавлена. Я унижена. И я не представляла, как мне жить дальше.
Но никто не узнает об этом. Никто.
Когда я оделась и спустилась на террасу подышать влажным воздухом с залива, то не увидела ни Аишу с детьми, ни Хусейна с его смазливой мальчишеской улыбкой и даже Карима. Спасибо, Аллах! Однако на глаза мне попался…
— Мяу!
Шейх Зейн. Иначе я не могла его называть в голове. Идеально выглаженный черный кот с золотой цепочкой сел рядом со мной в просторное кресло-тахту и с любопытство смотрел мне прямо в глаза. Если бы он был человеком, то, скорее всего, я бы подумала, что рядом со мной сидела копия Карима.
— Что тебе надо?
—Мяу! Мяу!
— Ах да, других слов ты не знаешь. Точно.
Странно, что Зейн не шипел на меня, как в прошлый раз, а молча сидел и смотрел в глаза. Я где-то читала, что котам нельзя смотреть в глаза, иначе они воспринимали этот знак как агрессию. Однако Зейн не дал ни намека на недоброжелательность, но словно позволял мне сидеть рядом. Забавно.