Буду с тобой (СИ) - Литвин Светла

– Да, конец августа получается. С двадцать шестого по тридцать первое.  

– Ага, ну давайте посмотрим. Раздевайтесь до пояса за ширмой и на кресло, – приглашает меня врач и я на ватных ногах иду за ширму.  

Раздеваюсь и лезу на кресло, надеясь, что всё зря и выйду я отсюда со списком витаминов каких-нибудь, чтобы восстановить сбившийся цикл.  

Гинеколог осматривает меня тщательно, даже ощупывает мой живот.  

– Ну что там? Воспаление? – не выдерживаю я.  

Гинеколог смеётся и шутит, а заодно и выносит неутешительный вердикт: 

– Ага! Воспаление. Через восемь лет в школу пойдёт это воспаление, если рожать собираетесь.  

– А это точно?  

– С вероятностью процентов девяносто. Недель пять, но воспаления я не вижу. Напишу направление на анализы и узи, в платное идите. Не тяните с этим, если рожать не соберётесь, можно таблетками обойтись. Не так травматично. У нас до шести недель, есть частные клиники, где ответственность берут и за девять, но я не рекомендую. Завтра утром тест на беременность сделайте, должен уже показать, – врач отчеканивает заученные фразы, а у меня чёрные мошки начинают роиться перед глазами.  

Только этого мне не хватало. 

Я выхожу из кабинета в таком состоянии, что Платону соврать что-то просто не удаётся. Кажется, что причина моего ужаса указана на лбу большими чёрными буквами.  

– Что такое? Уля, на тебе лица нет, – спрашивает подлетевший ко мне Маркелов, а я ничего не могу сказать, только бумажки ему в нос тычу.  

Направления на узи и анализы, в которых он разбирается как свинья в сортах винограда.  

– Так, идём в машину, там успокоишься и расскажешь всё, – Платон подхватывает меня под руку, и мы вместе идём в машину.  

Маркелов снимает машину с сигнализации и усаживает меня почему-то на заднее. Сначала я не понимаю, да и вряд ли способна думать об этом, но всё равно доходит. Платон обходит машину и садится рядом. Ближе, чем это можно было бы сделать сядь мы впереди. Переборки между нами нет, сидим почти нос к носу.  

– Ну, что? Этот ублюдок тебя чем-то заразил да? – тихо спрашивает Платон, а сам закипает от злости и сжимает свободную руку в кулак.  

– Нет, – всхлипываю я, по щекам уже давно бегут слёзы.  

Не хочу этого ребёнка. Не хочу связывать себя с Беловым и вообще всего этого не хочу! Платона в это впутывать и всё что из этой ситуации может вытекать.  

– Что тогда? Скажи, милая, – шепчет Платон, глядя меня по волосам, но я молча рыдаю, и тогда Маркелов уверенно чеканит: – Уля, мы всё сможем решить!  

Я смотрю в его светлые глаза сквозь пелену слёз и верю его словам, киваю соглашаясь, но чтобы сказать мне духа не хватает. Делаю несколько глубоких вдохов и собравшись говорю с запинками: 

– Б-еременность. П-ять недель, – произношу это и начинаю рыдать в истерике, с соплями и нехваткой воздуха, до заикания.  

Платон меня всё это время не трогает. Лишь выдерживает молчаливую паузу, даёт время прорыдаться, а после берёт мою голову руками. Он заставляет меня смотреть ему в глаза и говорит:  

– Я буду с тобой, независимо от твоего решения, – его голос звучит ровно, каждое слово как клятва. – Поддержу любое твоё решение, только не делай глупостей.  

– Каких? – выдыхаю я и утираю слёзы.  

– Не говори ему и уж тем более не вздумай возвращаться к нему из-за этого.  

– Нет. Нет. Я к нему не вернусь, это точно, – уверяю я Платона, и сама знаю наверняка, что с Беловым меня никогда больше ничего связывать не будет.  

– Пожалуй, я тебя домой увезу. Работать ты не в состоянии и ужин с родителями перенесу, – оценивает моё состояние Платон и пересаживается за руль, увозит меня к себе  домой. 

10

И снова моё утро начинается не с кофе, и снова в этом виноват Белов. Я встаю на два часа раньше обычного, почти и не спала, ждала, когда можно будет сделать тест. Выхожу из комнаты, на кухне уже горит свет и там возится Платон.  

Он не меньше меня нервничает, и я его понимаю. Он хоть и сказал, что поддержит любое моё решение, но как любой нормальный мужчина наверняка хочет своих детей растить, а не чужих, тем более от Белова.  

Я заглядываю на кухню, хотя могу сразу уйти делать тест.  

– Привет, – говорю я, потому что утро это добрым назвать не могу.  

Платон, как и я не в восторге и лишь кивает, замирая взглядом на коробочке в моих руках.  

– Уже сделала? – спрашивает он.  

– Нет, только собираюсь, – выдыхаю я, собираясь с духом. – Всё, пошла!  

Я резко разворачиваюсь и всё же иду в ванную комнату. Там я провожу не так уж много времени, не могу ждать результата одна и возвращаюсь на кухню.  

– Что там? – Платон подходит ближе, и мы вместе смотрим на минус.  

– В инструкции написано положить на горизонтальную поверхность! – спохватываюсь я и бросаю тест на стол.  

Теперь мы склоняемся над ним вместе с Платоном.  

– Видишь плюс? – спрашиваю я у Маркелова, а сама вся трясусь то ли от страха, то ли от преждевременной радости.  

– Нет, а ты? А минус – это отрицательно? – уточняет Платон.  

– Да, может положим его на подоконник? Там светлее.  

– Пять утра, там темень ещё. Это минус, точно тебе говорю! – уверяет меня Платон и отходит от стола, чтобы сделать для нас двоих кофе.  

Я всё ещё пялюсь на тест, даже счастью своему не верю, что у такой неудачницы, как я, может быть минус, когда я так этого хочу.  

– Ну да, врач и говорила, что только девяносто процентов. Я просто так перенервничала, что забыла о десяти процентах на отрицательный результат.  

– Всё равно лучше съездить в клинику и всё проверить.  

– Да, – соглашаюсь я, но уже так не хочется думать о том, кто ошибся. Тест или врач.  

– Бери печенье, я кофе возьму и идём, на диване поваляемся, новости посмотрим, – говорит Платон, когда кофе готов.  

– А в клинику, когда поедем?  

Мне нужно прямо сейчас всё выяснить, чтобы не тянуть ни дня больше.  

– Уль, я глянул, на соседней улице есть Доктор+, но он с семи тридцати только откроется, сейчас только начало шестого. Пошли в гостиную.  

Я тяжело вздыхаю и соглашаюсь. Беру вазочку с печеньем и иду за Платоном в гостиную. Мы всё ставим на кофейный столик, Платон садится на диван с пультом, а я пристраиваюсь к нему под бок.  

– Всё будет хорошо, – уверяет меня Маркелов и целует в макушку.  

Я не хочу пить кофе и смотреть новости. Просто прикрываю глаза и пережидаю рядом с Платоном эти два часа. Стараюсь при этом не думать, как всё могло бы быть, не помешайся Кир на играх.  

Ровно в семь я начинаю собираться и уже в семь двадцать стою у дверей, жду Платона, чтобы выйти вместе с ним.  

– Давай быстрей, – прошу я, словно клинику откроют ради нас раньше времени.  

– Мы там будем через семь минут если на машине, пешком ещё быстрей. Под дверью хочешь сидеть? – улыбается Платон, а мне совсем не до улыбок.  

На душе так тошно что хоть вой, и я хочу пережить это где-то вне этой квартиры.  

Когда мы доезжаем до клиники, её двери уже открыты, получается зайти сразу.  

– Давай направления и документы, – просит Платон и я всё ему послушно отдаю, стою рядом, пока он договаривается с администратором и всё оплачивает.  

– Идёмте, Ульяна Сергеевна, сначала возьмём у вас кровь на анализы. Потом узи.  

Я иду за девушкой в белом халате в процедурный кабинет. Всё здесь такое холодное и стерильное, от белого цвета глаза слепит. Атмосфера клиники под стать ситуации, столь же неприятная.  

Медсестра берёт у меня кровь из вены, сразу несколько пробирок и после провожает до кабинета узи.  

– Здравствуйте, – здоровается со мной врач, накидывающая халат.  

Видимо, сама только пришла.  

– Здравствуйте, – безрадостно отвечаю я и укладываюсь на кушетку.  

– Так, вы у нас по беременности, пять недель, – уточняет в бумагах женщина.