Татьяна Веденская - Рыцарь нашего времени
— Ничего-то ты не понимаешь, детка.
— Сам ты детка! — не замедлила огрызнуться она. Вот она, современная молодежь, никакого воспитания.
— Текилу отдай.
— Сам ты ничего не понимаешь. Женщину не можешь выгнать. Хочешь, я сейчас в три счета твою Сашу-Машу прогоню?
— Спасибо, конечно, но после этого меня в «Стакане» четвертуют.
— В «Стакане»? — Ирина растерянно подняла на меня заплаканные глаза, потом почему-то покосилась на стоящую между нами бутыль.
— Это мы так «Останкино» называем, — пояснил я. Но на смешном, красном от слез лице не появилось и тени понимания. — «Останкино» — это такое место, где снимают почти все программы для телевизора. В простонародье «Стакан». Ты там никогда не была?
— Я и телевизор-то не смотрю, — равнодушно пожала плечами девица, чем потрясла меня до глубины души.
— Прямо как моя мамочка! Что, никогда-никогда? — в полнейшем шоке переспросил я. Ирина выпрямила спину и повернула голову, красиво изогнув шею. Черт, а эта девчонка куда лучше, чем кажется на первый взгляд. Одна пластика чего стоит. Ее, действительно, есть смысл попробовать на камеру. В ирландском килте.
— Никогда. Перевод времени.
— А на что тебе столько времени? Чтобы чужую текилу пить? — ухмыльнулся я.
— А тебе жалко? — она скорчила рожицу и снова вцепилась в бутылку. Если до этого момента у меня не было никаких серьезных претензий к этому богоподобному Петру, то тут мне захотелось надавать ему по морде. Впрочем, не мне негодовать по поводу мужчин, бросивших женщин. Не в тот момент, когда Дима Кара выманивает одну из моей собственной квартиры.
Мы сидели и сидели. Я еще раз поподробнее выяснил все, что касается Ирининого отношения к телевидению, поражаясь этому феномену. Ирина не только не смотрела телевизор сама, но и не хотела в него попасть. Такое я, откровенно, видел впервые. Чтобы молодая, симпатичная девчушка не заводилась от одной только мысли о том, чтобы попозировать перед кучкой неопрятных операторов в наушниках и в тапках.
— А ты, значит, продюсер? — хихикала она. — И что, ты считаешь, что это круто?
— Ну, в общем. Да, а почему нет?
— И в чем крутость? Чего полезного миру ты делаешь?
— Миру — может, и ничего. Зато самому себе делаю массу полезного. И потом, если уж говорить начистоту, у меня работа интересная и творческая. И я могу придумать и показать что-то, а потом люди посмотрят и узнают что-то новое.
— Ну что? Сколько любовников было у Лолиты Милявской? — расхохоталась она. Я надулся. Нет, ну обидно! За отчизну!
— Почему любовников? Мы однажды делали документальный фильм о всех частных галереях России. Очень познавательная программа.
— А про животных вы ничего не делали? — вдруг спросила она. — Про то, как их истребляют?
— А ты что — из Гринписа? — тут же загорелся я. Это было первое, что я узнал об этой девочке помимо того, что она крепко и навсегда влюблена в Петра, который решил взять еще одну попытку. С женой, не с Ириной.
— Я — из Таганрога, — фыркнула она и поежилась. Честно говоря, погода хоть и была хорошей, но не настолько, чтобы торчать весь день на улице. Да и солнце ушло с нашей лавочки, заставив нас зябнуть. Я посмотрел на часы и подумал, что Димуля, наверное, уже выманил Бобкову из дома. Димуля. Можно было бы, конечно, позвонить и узнать, как там у нас дела, но я не очень-то хотел снова слышать его голос.
— Слушай, ладно, пойдем ко мне.
— К тебе?
— У меня еще дома есть текила.
— Я даже не сомневаюсь. И парочка женщин, — Ирина снова хмыкнула и шмыгнула носом.
— Да, и ты обещала мне с ними помочь. Если ты мне не поможешь, я никогда от них не избавлюсь. А ты — это просто бесценный клад для такого, как я.
— Это почему? — моментально насторожилась она.
— Честно говоря, я не так часто встречаю женщин, которые не смотрят телевизоров, не интересуются продюсерами и влюблены в другого. Я могу смело брать тебя с собой и не бояться последствий. С тобой можно просто выпить.
— Глупость какая, — заявила она, но как-то подозрительно послушно встала и пошла за мной. Мы зашли в магазинчик на Алексеевской, где приобрели некоторое количество еды, в том числе совершенно нетипичное количество овощей и фруктов — Ирина настояла.
— А ты никогда не задумывался, что есть животных — это варварство?
— Ну да. Ты еще и вегетарианка, — я хлопнул себя по лбу, перекладывая в тележке все эти яблоки и сливы. Ирина стояла в стороне и думала о чем-то. Или о ком-то. Похоже, что она не сильно горела желанием идти с мной. Я не был ей особенно симпатичен, а голова ее была полна вселенских страданий по Петру. Но ей, видимо, было просто и банально некуда идти, а я уже не казался опасным или враждебным. У нее дома, видимо, тоже имелась своя собственная мина замедленного действия.
— Я бы не хотела, чтобы меня съели, — заметила она..
— А кто ж тебе угрожает?
— Думаешь, корова не испытывает тех же чувств, что и люди? — спросила она и снова задрала свой веснушчатый нос. Я ничего не смог поделать и подумал, что никогда в жизни у меня не было девочки с такими вот веснушками и натуральным, сумасшедшим рыжим цветом волос. Бабник! Доведут меня бабы! Одно было хорошо, это то, что сама Ирина не испытывала ко мне никакого интереса. Это было хорошо, но необычно и немного обидно.
— Никогда не интересовался тем, о чем думают коровы.
— Ни о чем хорошем, когда тебя ведут на убой, — заявила она, пытаясь меня напугать или усовестить. Я же демонстративно достал из холодильника самый большой кусок охлажденного мяса и закрыл глаза, якобы вдыхая его «бесподобный» аромат. Когда я открыл глаза, Ирина смотрела на меня с диким возмущением, и ее зеленые глаза горели самым настоящим огнем. Я улыбнулся и подмигнул ей.
— Ты ужасен, тебе не говорили?
— Послушала бы ты, что обо мне говорят девушки, — рассмеялся я, подталкивая чуть шатающуюся (текила!) девушку в сторону касс.
— Я так понимаю, что у меня вполне могут оказаться шансы послушать, — она тряхнула головкой, и перед моими глазами снова пролетел ярко-золотой вихрь волос. Эх, что ж такое!
— С вас восемь тысяч рублей, — радостно сообщила кассирша. Я порылся в карманах. Кошелек я оставил дома, скрываясь бегством, так что жил на то, что было рассовано по карманам — не так и мало, если покопаться как следует. В заднем кармане джинсов нашлась пятитысячная купюра — хорошо. Во внутреннем кармане моего синего пиджака (классная штука) лежали сто евро, но они мне не могли помочь в простой кассе магазина. В рубашке валялось еще несколько купюр, оставшихся от прошлого похода за текилой. Я рассеянно пересчитал их и сунул кассирше. Где-то еще должна была быть кредитная карта — скорее всего, осталась в другом пиджаке. Привычка таскать деньги во всех карманах тоже появилась в «Стакане», когда вечно нужно было куда-то идти по нашим бесконечным коридорам и лестницам, и лень было таскать с собой всюду портфель. Теперь вот зато всегда можно найти средства к пропитанию, просто поковырявшись в одежде.
