Колин Маккалоу - Поющие в терновнике
– Что вы читаете?
Джастина подняла глаза, улыбнулась:
– Пруста.
– А вы не находите, что он скучноват?
– Пруст скучноват? Ну разве что для тех, кто не любит сплетен. Ведь Пруст, он такой. Завзятый старый сплетник.
Артур Лестрендж внутренне поежился – похоже, эта умница смотрит на него свысока, но он решил не обижаться. Просто уж очень молода.
– Я слышал, как вы читали Конрада. Блистательно.
– Благодарю вас.
– Может быть, выпьем как-нибудь вместе кофе и обсудим ваши планы на будущее?
– Что ж, можно, – сказала Джастина и опять взялась за Пруста.
Он порадовался, что предложил не ужин, а всего лишь кофе: жена держит его в строгости, а ужин предполагает такую меру благодарности, какой от Джастины вряд ли дождешься. Однако он не забыл об этом случайном приглашении и повел ее в захудалое маленькое кафе подальше от центра – уж наверно жене и в голову не придет искать его в таком месте.
Джастине давно надоело, будто пай-девочке, отказываться, когда предлагают сигарету, и она выучилась курить. И теперь, когда они сели за столик, она вынула из сумки нераспечатанную пачку сигарет, аккуратно отвернула край целлофановой обертки, чтобы не слетела прочь – только-только открыть клапан и достать сигарету. Артур с насмешливым любопытством следил за этой истовой аккуратностью.
– Охота вам возиться, Джастина? Содрали бы обертку, и дело с концом.
– Терпеть не могу неряшества.
Он взял у нее сигареты, задумчиво погладил оставленную в целости оболочку.
– Ну-с, будь я учеником знаменитого Зигмунда Фрейда…
– Будь вы Фрейд – что дальше? – Джастина подняла голову, рядом стояла официантка. – Мне капуччино, пожалуйста.
Он подосадовал, что она распорядилась сама, но не стал придираться, поглощенный другими мыслями.
– Мне, пожалуйста, кофе по-венски. Да, так вот о Фрейде. Хотел бы я знать, как бы он это расценил? Сказал бы, пожалуй…
Джастина отняла у него пачку, открыла, вынула сигарету и закурила, прежде чем он успел достать из кармана спички.
– Итак?..
– Фрейд решил бы, что вы предпочитаете сберечь себя в целости и сохранности, верно?
Несколько мужчин с любопытством обернулись на неожиданный в этом прокуренном кафе заливистый смех.
– Вот как? Это что же, Артур, попытка окольным путем выяснить, сохранила ли я девственность?
Он сердито прищелкнул языком.
– Джастина! Я вижу, кроме всего прочего, мне придется научить вас тонкому искусству уклончивости.
– Кроме чего такого прочего, Артур? – Она облокотилась на стол, глаза ее поблескивали в полутьме.
– Ну, чему там вам еще надо учиться?
– Вообще-то я довольно грамотная.
– Во всех отношениях?
– Ого, как выразительно вы умеете подчеркнуть нужное слово! Великолепно, я непременно запомню, как вы это произнесли.
– Есть вещи, которым можно научиться только на опыте, – сказал он мягко, протянул руку и заправил завиток волос ей за ухо.
– Вот как? Мне всегда хватало обыкновенной наблюдательности.
– Да, но если это касается любви? – Слово это он произнес с чувством, но не пережимая. – Как вы можете сыграть Джульетту, не зная, что такое любовь?
– Весьма убедительный довод. Согласна.
– Были вы когда-нибудь влюблены?
– Нет.
– Но вы знаете хоть что-нибудь о любви? – На сей раз он всего выразительнее произнес не «любовь», а «хоть что-нибудь».
– Ровно ничего.
– Ага! Значит, Фрейд был бы прав?
Джастина взяла со стола свои сигареты, с улыбкой посмотрела на целлофановую обертку.
– В каком-то смысле – пожалуй.
Он быстрым движением ухватил снизу целлофан, сдернул, мгновение подержал, потом истинно актерским жестом скомкал и кинул в пепельницу; прозрачный комок зашуршал, зашевелился, расправляясь.
– С вашего разрешения, я хотел бы научить вас, что значит быть женщиной.
Минуту Джастина молча смотрела, как причудливо корчится и выгибается в пепельнице смятая прозрачная обертка, потом чиркнула спичкой и осторожно подожгла целлофан.
– Почему бы и нет? – спросила она у вспыхнувшего на мгновение огня. – В самом деле, почему бы и нет?
– Так быть ли тут волшебным прогулкам при луне, и розам, и нежным и страстным речам, или да будет все кратко и пронзительно, как стрела? – продекламировал он, прижав руку к сердцу.
Джастина рассмеялась:
– Ну что вы, Артур! Я-то надеюсь, что будет скорее длинно и пронзительно. Только, уж пожалуйста, без луны и роз. Я не создана для нежностей, меня от них тошнит.
Он посмотрел на нее изумленно и не без грусти покачал головой:
– Ох, Джастина! Все на свете созданы для нежностей, даже вы, бесчувственная весталка. Когда-нибудь вы в этом убедитесь. Вам еще как захочется этих самых нежностей.
– Пф-ф! – Она встала. – Идемте, Артур, покончим с этим, пока я не передумала.
– Как? Прямо сейчас?!
– А почему же нет? Если у вас не хватает денег на номер в гостинице, так у меня полно.
До отеля «Метрополь» было совсем недалеко; Джастина непринужденно взяла Артура под руку, и они, смеясь, пошли по дремотно тихим улицам. В этот час, слишком поздний для тех, кто отправляется ужинать в ресторан, но еще ранний для театрального разъезда, на улицах было почти безлюдно, лишь кое-где – кучки отпущенных на берег американских матросов да стайки девчонок, которые словно бы разглядывают витрины, но целятся на тех же матросов. На Артура с его спутницей никто не обращал внимания, и это его вполне устраивало. Оставив Джастину у дверей, он забежал в аптеку и через минуту вышел, очень довольный.
– Ну вот, все в порядке, моя дорогая.
– Чем это вы запаслись? «Французскими подарочками»?
Он поморщился:
– Боже упаси. Эта гадость отравляет все удовольствие. Нет, я взял для тебя пасту. А откуда тебе известно про «французские подарочки»?
– После семи лет обучения в католическом пансионе? По-вашему, мы там только и делали, что читали молитвы? – Джастина усмехнулась. – Делать-то мало что делали, но говорено было обо всем.
Мистер и миссис Смит осмотрели свои владения, которые для сиднейской гостиницы тех времен оказались не так уж плохи. Эпоха роскошных отелей «Хилтон» еще не настала. Номер был просторный, с великолепным видом на гавань и Сиднейский мост. Без ванной, разумеется, но, под стать прочей обстановке – мастодонтом в викторианском стиле, – имелся громоздкий мраморный умывальник с кувшином и тазом.
– Ну, а теперь что я должна делать? – спросила Джастина и раздернула занавески. – Красивый вид, правда?
– Красивый. А что делать… Ну конечно, снять с себя лишнее.
– Только лишнее? – ехидно спросила Джастина.
Он вздохнул.
– Скинь все! Надо чувствовать другого всей кожей.
