Сара Дарлингтон - Он принадлежит мне
Я не могла бы более удачно выбрать время потому, что в этот самый момент двери лифта открылись на этаже пентхауса. Стеф следовала за мной по пятам, я оставила Реджину и пошла по длинному, пустому коридору. Когда мы были в безопасности моего очень большого номера, я, наконец, дала волю своей злости.
— Что за первоклассная стерва!
Стеф засмеялась и произнесла:
— Ладно, хм, привет. Я тоже рада тебя видеть.
Я улыбнулась своей подруге.
— Прости, это было интересное утро.
— Уж кто бы говорил, — ответила Стеф, приподняв одну бровь. Она выглядела так, словно у неё было что сказать, но потом бросила взгляд на Центральный парк и окружающие небоскрёбы за окнами в полную стену, и подбежала к ним, выкрикивая: — Боже мой! Боже мой!
Пытаясь забыть гадости Реджины, я последовала за ней, и мы обе с минуту оценивали потрясающий панорамный вид. Я слегка приврала, когда говорила Реджине, что была здесь раньше. Внутри отеля — да, но на верхнем этаже — нет.
Закончив рассматривать вид за окном, Стеф плюхнулась на огромную, мягкую кровать.
— Ладно. Ты не хочешь мне рассказать, что делаешь здесь с Лео Мэддоксом? Насколько я помню, когда мы виделись в последний раз, ты ненавидела парня.
Я отвела глаза от окна и посмотрела на неё.
— Я не ненавижу его. Ненависть — это сильное слово. Лео раздражает меня, но он вроде как семья, так что... я просто не знаю. Хочешь правду?
— Удиви меня.
— Вообще без понятия, что я здесь делаю. — Я подошла, плюхнулась на кровать рядом с ней и драматично вздохнула. Потом продолжила потчевать её всеми сочными деталями. Ненавистными, но правдивыми словами Лео на вечере. Ночью в постели его прапрабабушки Банни. Я даже включила в рассказ ту часть, где стояла и как лунатик пялилась на идеальную задницу Лео этим утром.
— Тебе нравится Лео! — заключила она.
— Ты вообще слушала меня? Я презираю Лео.
— Да, но ты также призналась, что тебе понравилось то, как он выглядел обнажённым, а сейчас ты здесь. К тому же ты сейчас сказала мне, что не ненавидишь его, что бы это ни значило. Так что я вполне уверена — какой-то маленькой части тебя он нравится.
— Это нелепо. Я прилетела в Нью-Йорк потому, что хотела увидеть тебя.
— Остановимся на этом, — сказала она, решив оставить тему. Это было то, что мне нравилось в ней. Стеф знала, когда на меня не нужно давить. — Сегодня вечером к шести мне нужно быть на работе. До этого времени я вся твоя. Устроилась разносить напитки в Бруклине, в месте под названием "Alligator Lounge". Если захочешь, можешь пойти вечером со мной и повеселиться. Место очень классное, я уверена, оно тебе понравится. А завтра я свободна.
— Я бы хотела, чтобы тебе вообще не нужно было на работу, — сказала я, приняв самый лучший хмурый вид. – Но, разумеется, я пойду с тобой на работу, позже.
— Что мы будем делать до тех пор?
— Лучше спроси... чего мы не будем делать?
После того, как я быстренько приняла душ, мы со Стеф взяли такси до Гринвич-Виллидж. Всё ещё одетая в своё вчерашнее платье, я отчаянно нуждалась в шоппинг терапии. И купила три платья, по одному на каждый день моего пребывания в Нью-Йорке. Я также отправила розовые шпильки в их новый дом в мусорном баке, предварительно купив пару удобных балеток. Я так быстро сегодня уезжала, что не имела возможности захватить зубную щётку, или что-нибудь ещё столь же необходимое.
Обычно я никогда не трачу деньги. В колледже я работала в ресторане под названием "Макадо". С этой работой и работой у папы, я охранила достаточное количество денег на отдельном банковском счёте. Я постоянно откладывала, потому что у меня был смертельно серьёзный план побега в Аризону. Я полагала, что после окончания колледжа у меня будет достаточно денег, чтобы купить машину, снять квартиру и продержаться на ногах. Папа и Мэгги ничего не знали о моём личном счёте или о планах их покинуть. Но я хотела свою свободу, и хотела этого больше, чем что-либо другое.
Стеф не понимала моей одержимости идеей отъезда. Когда я впервые рассказала ей, она решила, что у меня серьёзные семейные проблемы. Но детство моё было хорошим, и в глубине души я знала, что папа и Мэгги любят меня. Просто... Я не хотела жить их жизнью. Я ненавидела загородный клуб, самовлюблённых членов клуба, бесконечные вечеринки и, даже запах свежескошенной травы. Мой план заключался не в побеге. Я просто хотела уехать. Я видела разницу и просто надеялась, что моя семья тоже её увидит, когда я, наконец, наберусь смелости оставить их.
Когда мы со Стеф покончили с шоппингом, меня начали съедать угрызения совести. Я потратила больше денег, чем когда-либо, но отбросила в сторону чувство вины. "Я же не разорилась", — сказала я себе. Ничего похожего на то, сколько Мэгги может потратить на одно платье.
Собираясь покидать Гринвич-Виллидж, мы со Стеф прошли мимо салона красоты, который прямо-таки взывал ко мне. Мэгги не так уж ошибалась, когда упомянула про "Kool-Aid". Розовый цвет был всего лишь нанесён мелом, который исчез после душа. Так что пока Стеф добывала нам ланч на вынос, я решила быть смелой и потратить ещё немного своих сбережений. Я выбрала лаванду и позволила стилисту делать всё, что он пожелает. Если папа из-за этого взбесится, это будут лишь дополнительные бонусы. Когда вернулась Стеф и увидела мои новые волосы, она взвизгнула от удовольствия, высказав мне комплимент по поводу выбранного мной цвета.
— Спасибо. Мне нравится Нью-Йорк, потому что я могу спокойно идти по улице, и всем будет плевать на мой цвет волос. Когда я вернусь в свой захолустный городишко, люди просто будут писать кипятком, когда его увидят.
Стеф хихикнула в ответ на мою ненормативную лексику. По какой-то причине её всегда охватывало веселье, когда я пыталась ругаться.
— Ага, но не такой ли реакции ты и добиваешься?
— Вообще-то, нет. То есть, круто, если людям понравится, но если честно, я просто хочу делать то, что пожелаю, и чтобы при этом меня не осуждали.
Кстати, об осуждении... я проверила свой телефон в первый раз с момента приезда в Нью-Йорк, и увидела три пропущенных звонка с папиного номера. К этому времени он, вероятнее всего, уже использовал своё дорогостоящее оборудование по наблюдению там, где есть функция распознавания лиц, или ещё что-нибудь такое же безумное, и узнал, что это именно я устроила весёлую прогулку прошлой ночью по его драгоценному полю для гольфа. И в понедельник из меня сделают мясной фарш. Единственным способом смягчить удар было добровольное признание. Я набрала домашний номер вместо его мобильника и понадеялась, что никто не ответит. Я скорее признаюсь в преступлении мягкому голосу автоответчика, чем живому ору отца.
