Шейла Ранн - Цена любви
Я остановилась на углу отеля «Авенида Палас», где поселился Стивен Брендон, и вынула из сумки карточку с телефонным номером. Вчерашняя встреча в кафе оказалась весьма неудачной. Не зайти ли мне на пару минут, чтобы, позвонив по местному телефону, узнать, можно ли собрать осколки?
«Конечно, действуй», — не раздумывая, подсказала Бетти. И тотчас в голове возник ее образ — она шла по этой самой улице на репетицию в «Лисео», уже опаздывала, но тем не менее искала, где бы выпить кофе. Размахивала сумкой, где лежали тапочки и трико, длинные светлые волосы болтались из стороны в сторону. «Ты немного опоздаешь на деловую встречу, — лукаво произнесла девушка. — Велика беда. Любовь важнее. Ты уже нуждаешься в любви. И можешь полюбить Стивена, а он тебя. Помнишь, что такое любовь? Помнишь сияние солнца?» Но на этот раз женщина Элизабет быстро пошла дальше.
На Пасео де Грасиа расположена дюжина новых барселонских кафетериев и баров, в витринах которых наряду с испанской талой выставлены списки всевозможных разновидностей пиццы. В новом «Макдоналдсе» подавали вино и бренди. Еда в Барселоне недорогая и хорошая, народ, кажется, постоянно что-то ест или пьет кофе, бренди, содовую, минеральную воду. Миновав еще несколько зданий, я оказалась в тихой части Пасео Де Грасиа, где высокие современные здания чередовались со старинными жилыми домами. На стене впечатляющего особняка висела медная табличка, где значилось, что здесь находится штаб-квартира кинокомпании «Гойя и Химинес».
В подъезде я оказалась перед маленьким европейским лифтом с ажурной дверью; меня всегда пугало, что американец может задохнуться в такой тесной кабине. Пустой лифт зловеще ждал; откуда-то сверху спускались толстые тросы; в темную бесконечность уходили резные лестничные перила из красного дерева. «Окей, — сдалась Элизабет этому враждебному старинному кораблю. — Я боюсь. Я — американка, которая испытывает страх даже в наших современных стальных лифтах. Поэтому, пожалуйста, обойдись со мной бережно».
Лифт доставил меня на четвертый этаж в салон, напомнивший об Испании времен Веласкеса. Мне навстречу, как истинные рыцари, встали четверо и тщательно осмотрели меня с головы до пят. Эх, надо было надеть свободный коричневый костюм, прикрывающий колени.
Джордж Химинес отделился от остальных мужчин; великолепный темный костюм и рубашка ручной работы напомнили мне об Иве Боланье. Видеозаписи не передавали со всей полнотой красоты его миндалевидных глаз, абсолютно прямого носа и полных губ.
Джордж склонил голову, точно принц из романтического балета. Простолюдины всегда кланяются всем корпусом.
Я овладела собой и сдержанно протянула руку для крепкого делового пожатия.
Джордж Химинес поднес ее к губам, как настоящий европейский джентльмен, здороваясь с дамой, и едва ощутимо коснулся.
Пришлось ответить самой обезоруживающей улыбкой, на какую только способна Элизабет, с тщательно выверенной долей непосредственности.
— Senor Ximinez, mucho gusto, — произнесла я, приказав себе не говорить ничего лишнего. За обедом еще успею разузнать о Джордже. Или вместо этого следует позвонить Стивену? Откуда всплыли эти слова?.. «Ты уже нуждаешься в любви, — уговаривал меня чей-то голос… — И можешь полюбить Стивена… А он тебя… » Я на мгновение поддалась панике, испугалась — не дай Бог джентльмены догадаются, что происходит в моей душе, но они, похоже, ничего не заметили. Я невозмутимо подала руку следующему.
— Элизабет, — сказал Джордж Химинес, — рад представить вам, mi buen amigo, режиссера вашего будущего фильма, талантливого Жозе Алонсо.
Прекрасно. Всем известно, что Жозе гомик. Значит, ничто не угрожает моему душевному равновесию.
В этой официальной обстановке режиссер держался приветливо и просто; на нем была клетчатая рубашка с короткими рукавами.
— Знакомьтесь, Свен Янсен, — представил он спокойного, худощавого, весьма уважаемого шведского кинематографиста.
Знатоки киномира называли их половинками одной личности. Жозе был мозгом и душой этой пары, изобретателем блестящих новшеств, а Свен — расчетливым реализатором идей. Они везде появлялись вместе. Если они и были любовниками, то тут пахло нарциссизмом.
— А это — Пасо Кортасар, — представил Жозе молодого сценариста, недавно присоединившегося к ним в качестве протеже.
Я пришла сюда именно познакомиться с этой творческой бригадой. Сейчас мое внимание целиком принадлежало ей.
— Мы не первый год восхищаемся вашей работой, — по-испански начал Жозе; произнося слова медленно, чтобы было понятно. — На прошлой неделе мы посмотрели видеозаписи «Грусти» и «Эл Пекадо». Потрясающе.
— Muchas gracias, senores.
Удивительно, что он упомянул эти фильмы — мои ранние творческие удачи, потерпевшие коммерческое фиаско; сейчас найти их уже почти невозможно. Однако я всегда гордилась ими.
— Ciao, — бросил Джордж, направляясь к лифту. — Теперь я считаю себя вправе покинуть вас, творческих людей, как и обещал Элизабет.
Потрясающе, но стрелки на брюках Джорджа Химинеса при ходьбе абсолютно не сминались.
После ухода Джорджа мы всерьез принялись за работу. Разобрали экземпляры сценария, обменялись мнениями на сей счет; беседа не прерывалась даже когда подавали ленч, убирали тарелки, расставляли изящные чашечки кофе с резными ложками. Мы уже ощущали себя единым организмом, предвкушали следующую встречу, спешили разработать график съемок, приступить к поиску натуры и актеров. Пропустив традиционный перерыв — сиесту, в семь часов мы наконец подвели черту.
— Элизабет, — объяснил мне Жозе на своем лучшем английском, — у нас, современных испанцев, сиеста теперь после работы, а не днем. Обедаем очень поздно — в половине одиннадцатого. Спать ложимся еще позже. Честное слово, мы наслаждаемся ночной жизнью Барселоны!
Все засмеялись и расцеловались на прощание. Мы уже были не только коллегами, но и друзьями. И верили, что этот фильм станет вершиной карьеры каждого из нас. Из кабины лифта вся команда выкатилась на залитую вечерним солнцем улицу.
Пока такси пробиралось сквозь плотный поток машин, мимо велосипедистов и пешеходов, водитель помог мне вспомнить отборные испанские ругательства. Наконец мы подъехали к отелю. Я тотчас подбежала к стойке. А вдруг есть какие-то сообщения? Вдруг звонил Стивен? Открыв дверь своего номера, я бросилась к телефону.
— Алло, это Стивен Брендон, — ответил знакомый голос.
Я почувствовала, что любые мои слова прозвучат неестественно.
— Алло, алло? Кто это?
Я тотчас положила трубку, изумившись тому, что не осмелилась заговорить, и стала по-новому аранжировать черные цветы Джорджа.
