Анна Дубчак - Ева и ее мужчины
Неужели ты не понимаешь, что стоит мне рассказать все Натали, как она выгонит тебя в два счета!
Сара шумно дышала, на ее выпуклом лбу выступили капли пота.
— Найди немедленно Франсуа и скажи, чтобы он починил кабель. А сейчас дай мне телефон Пейрара. Или нет… Ты умеешь водить машину?
Девушка кивнула.
— Тогда отвези меня туда. Только побыстрее. Я переоденусь и спущусь вниз.
Сара, красная как помидор, быстро пошла по коридору. Ева поднялась к себе, переоделась и спустя четверть часа уже была в машине, за рулем которой сидела насупившаяся служанка.
* * *
Дверь открыл Бернар.
— Как ты сюда доехала? Неужели на такси?
Ева в двух словах рассказала ему про Сару.
— А почему ты здесь, а не дома? Может, я тебе помешала?
Бернар выглядел крайне озабоченным.
— Если честно, то я готовлюсь к лекции.
Там, дома, зная о том, что ты рядом, я не смог бы прочесть ни строчки. Но чтобы не расставаться с тобой на весь день, я придумал, что ты будешь мне звонить каждый час. Поэтому я оставил записку. Судя по всему, Сара сделала так, чтобы ты ее не нашла.
Ева прошла в квартиру и, вспомнив все то, что произошло здесь пару дней назад, заметила, как блестят глаза у Бернара. Они подумали об одном и том же. А когда она увидела низко подвешенную лампу, по форме напоминающую мыльный пузырь, то ей почему-то стало весело. Как же могло случиться, что она так быстро забыла Вадима, Москву, Гришу и свои картины? Она словно бы парила над своим прошлым, сожалея, что проснулась так поздно. Ей было уже двадцать девять лет, а она впервые так безоглядно влюбилась.
— Неужели ты весь день просидел в душной квартире? Ты хотя бы обедал?
— Да. Я съел яблоко и грушу.
— Бернар, я сегодня сделала набросок с Натали. Ты не знаешь, зачем ей все это нужно?
— Знаю. Это все Симон, старый идиот. Он внушил ей, что необходимо подробнейшим образом вспомнить свое прошлое… Видишь ли, в молодости Натали перенесла тяжелое нервное потрясение. Кажется, оно было связано с безумной романтической любовью. Что-то там произошло, и она осталась одна. Потом вышла замуж за известного в Париже ювелира, Ги Субиза, и прожила с ним достаточно долго, потом он умер, ну, а остальное ты знаешь.
— Но ты ничего не сказал о портрете! Ну и пусть она себе вспоминает прошлое, а зачем ей портрет?
— Понимаешь, у нее никогда не было детей. Может быть, она хочет посмотреть, как могла бы выглядеть ее неродившаяся дочь? Натали трудно понять, а фантазий ей не занимать.
Кроме того, это же развлечение. У нее крайне однообразная жизнь.
— Бернар, я хотела тебя спросить…
Он все понял по ее глазам и покачал головой:
— Нет. У нас были попытки близости, но она сама все испортила. А теперь уже все равно. Это тоже комплекс. Давай не будем о ней.
Хочешь, я приготовлю тебе апельсиновый сок?
— Я хочу вернуться в мастерскую. Со мной такое бывает. Отвези меня, пожалуйста, обратно.
Ева, ничего не видя перед собой, вышла из квартиры и спустилась на улицу. Она закрыла глаза и увидела свое нерожденное творение. Как нерожденного ребенка Натали.
Бернар отвез ее в мастерскую и потом долго наблюдал из окна своей комнаты, когда же на веранде погаснет свет. Но время шло, он видел сквозь открытые жалюзи мелькающую светлую фигуру и думал о том, что скоро наступит утро, а Ева о нем так и не вспомнила. Он уснул, а когда проснулся, то в чем был, крадучись, через мокрый от росы сад пробрался к веранде и заглянул в приоткрытую дверь. Ева стояла перед большим холстом с зажатыми между пальцами кистями и разговаривала сама с собой. Она работала. Она творила. И никому не позволено было ей мешать. Он хотел предложить ей кофе, потому что понимал, как она устала, но не посмел и тихо вышел в сад.
Было раннее утро, небо порозовело, и сквозь эту розоватую дымку прорывались бледные солнечные лучи.
На крыльцо террасы вышла заспанная Сара и потянулась. Она, надеясь, что ее никто не видит, была в одних трусиках.
— Мсье Бернар, — вдруг услышал он, но вовремя понял, что обращается она к воздуху. — Мсье Бернар, как вы находите мою грудь? — спросила она по-французски и приподняла обеими руками свои груди к солнцу. — Не правда ли, они прекрасны?
Эта девочка играла в придуманную ею же самой игру и понимала счастье по-своему.
— Вам было хорошо со мной этой ночью? — продолжала она томным голосом и вдруг, заметив Бернара, стоящего под деревьями, остолбенела.
— Будет лучше, Сара, если ты приготовишь кофе. И выйди за ворота: по-моему, сейчас принесут молоко. Отнесешь завтрак мадемуазель Еве в мастерскую. И договорись с Франсуа, чтобы он поставил на веранде кушетку.
Сара, казалось, испарилась, словно ее и не было. Как же он ее!
* * *
Почти месяц Ева жила в мастерской и выходила оттуда лишь для того, чтобы встретиться с Натали в ее спальне, и вечером — для занятий с Пьером. Времени выучить задание, которое он ей давал, у нее практически не оставалось, поэтому они договорились учить слова вместе после упражнений. Сара приносила еду в мастерскую. Туда же поздно вечером наведывался Бернар.
Натали оказалась права — здесь были идеальные условия для работы.
Ева исправно делала эскизы, внимательно изучая Натали, заставляя свое воображение работать непрерывно. Большую роль стали играть их беседы, в них открывалась новая Натали, та, которую Ева не знала прежде. Но это были не беседы-откровения; эта женщина не рассказывала о своей жизни, чего Ева так боялась: ей не хотелось слышать интимные подробности. Это были рассуждения на самые разные темы, вплоть до политики.
Натали призналась как-то:
— Мне кажется, что я очень поздно повзрослела. Я примерно до тридцати пяти лет многого не понимала. Жила словно в замкнутом пространстве. Ты себе представить не можешь, Евочка, сколько денег я тратила на развлечения! Я думала, что человек создан для наслаждения. Пусть он страдает какое-то время, пусть бьется хрупкой головой о стены, как слепой котенок, но он должен знать, что придет такой светлый день, когда все это кончится и жизнь станет приносить ему сплошные удовольствия. Так было у меня, когда я вышла замуж за Ги. Но теперь-то я понимаю, что мне просто повезло. И все же: если поставить на чаши весов те страдания, которые выпали на мою долю в юности, то, уверяю тебя, они перевесят мою сегодняшнюю, более чем благополучную жизнь.
Она сделала паузу, точно приглашая Еву поучаствовать в ее воспоминаниях. Она явно ждала вопросов, но Ева, вежливо улыбнувшись, сунула ставший уже маленьким карандаш в карман блузки и сказала:
— Конечно, вам виднее. А мне пора. Вот только зайду на кухню, перекушу что-нибудь.
