Игорь Матвеев - Ты только живи
Оделся, похлопал себя по левой стороне куртки, проверяя наличие бумажника, и отправился навстречу приключениям.
И правда, какой детектив без приключений? Л пока все развивалось как раз по канонам данного жанра: клад на острове, авантюрист, отправившийся на его поиски и сгинувший без следа, свидетельница, подевавшаяся куда-то в самый разгар столь драматических событий. И, конечно, щепотка «специй» в виде загадочной газетной заметки, сделавшая «блюдо» еще более острым.
Размышляя над извивами судьбы, волею которой я оказался там, где оказался, я вышел на главную улицу.
Такси пришлось ждать минут десять. Наконец возле меня тормознула желтая машина.
Я сел рядом с водителем.
— Гутен морген.
— Ясос, — кивнул он.
— Леофорос Демократиас.
— Дакси, — произнес он и что-то спросил.
Ясное дело, номер дома.
Я вытащил ручку, блокнот и написал 133.
— Дакси, — вновь проговорил он, из чего я заключил, что это слово равноценно общеизвестному «о'кей».
Он переключил передачу.
Десять минут спустя я стоял напротив аккуратного двухэтажного дома и созерцал список его обитателей.
Дом был оборудован домофоном; судя по надписям рядом с кнопками звонков здесь проживали «L. Stampouli», «G. Kesidis», «A. Kazakis» и искомая «S. Stefanu».
Я посмотрел на часы — не слишком ли рано? — и нажал нужную мне кнопку.
В такси я на всякий случай придумал легенду: я — инженер российской компании «Интергаз», работаю в Греции на строительстве компрессорной станции. Знаком с женой Дмитрия Захаропулоса, которая и попросила навестить его. Откуда адрес? Да от нее самой. Выглядело все достаточно правдоподобно, разве что слово «навестить» следовало заменить на «разыскать».
Где-то внутри прозвучал звонок.
Никто не откликнулся. Замок не щелкнул. Дверь не открылась.
Я вновь прижал кнопку.
С тем же результатом.
Что и требовалось доказать. Вернее, чего и доказывать не требовалось: все и так было известно с самого начала.
Ладно, возьмемся за соседей. Я нажал кнопку «L. Stampouli».
Ничего.
«G. Kesidis».
В переговорном устройстве что-то щелкнуло, и раздался мужской голос.
— Пуйне София Стефану? — спросил я.
В ответ послышалась длинная фраза, произнесенная, как мне показалось, с некоторым раздражением, после чего мой собеседник отключился. Что он там сказал? В моей интерпретации — что-нибудь вроде: «Ходют здесь всякие ни свет ни заря, спать мешают!» или «А какого черта вы мне звоните, если вам она нужна?!».
Ладно, в запасе у меня оставался еще «А. Kazakis».
Увы, он — или она? — тоже не ответил.
Честно говоря, к такому обороту событий я готов не был. Хотя бы потому, что не предвидел наличие домофона. Попробовать еще раз поговорить с этим Кесидисом? Или подождать какое-то время и отловить двух отсутствующих жильцов?
Я остановился на втором варианте. В конце концов, эти люди могли быть просто на работе, отлучиться в магазин или, скажем, повести детей в школу.
С этими мыслями я пересек леофорос Демократиас и в просвете какой-то боковой улочки увидел море. На набережной возвышалась башня маяка. У его подножия было устроено нечто вроде каскадного фонтана, по белым ступеням которого вяло струилась вода.
Я сел на одну из скамеек, откуда открывался вид на порт, мимо которого мы проезжали вчера. В гавани резво сновали небольшие рыбацкие лодки, слегка покачивали мачтами две или три яхты. С берега доносился запах рыбы и гниющих водорослей.
Надо признать, что-то с самого начала пошло не так.
17
Где-то около одиннадцати дня я вернулся к дому.
Стало так тепло, что я даже расстегнул куртку. Утро не обмануло: день, несмотря на календарную зиму, выдался почти весенний. Уличный градусник показывал +15. Если у них такая зима, чего тогда ждать от лета?!
Для очистки совести я вновь придавил кнопку «S. Stefanu» и, не дождавшись ответа, решил потревожить «L. Stampouli». Вслед за звонком, прозвучавшим, как мне показалось, на втором этаже, послышался собачий лай. Потом в домофоне раздался легкий щелчок, и женский голос произнес:
— Нэ?
— Паракало, пуйне София Стефану? Битте, во ист София Стефану? — выдал я на одном дыхании.
К моему изумлению, после небольшой паузы замок щелкнул, и я, помедлив самую малость, вошел в светлый и чистый подъезд. Со второго этажа послышался скрип открываемой двери.
Я поспешно поднялся наверх.
На площадке стояла худенькая, с остреньким носиком старушка лет семидесяти в темном халате с гладко зачесанными назад крашеными волосами. У ее ног вертелась рыженькая собачка, похожая на лисичку. Впрочем, это животное напоминала и сама хозяйка.
— Гутен морген. Битте, во ист София Стефану? Пуйне? София Стефану?
Бабушка пожевала губами и разродилась длинной фразой все же не на немецком, а на греческом языке.
Из которой я выхватил вроде бы знакомое слово — «Эрмания».
Эрмания — Германия?
— София — Эрмания? Дойчлянд? — проговорил я, махнув рукой в сторону — возможно, что и в сторону Германии.
— Нэ, нэ, — закивала бабка. — Эрмания.
Все ясно. Любезная София укатила к матушке и когда вернется — Бог его знает.
На всякий случай я достал из бумажника фото гречанки.
— София?
— Нэ, нэ.
— Цузамен? — спросил я, предъявляя своей собеседнице снимок Дмитрия.
Бабушка равнодушно взглянула на фотографию.
Вроде, не признала.
Или, может, просто не видела, когда он приходил сюда?
В это время открылась дверь второй квартиры, и на пороге показался бородатый тучный грек неопределенного возраста, вероятно, привлеченный нашим разговором. Не исключено, что это был тот тип, который отвечал мне по домофону.
Старушка полуобернулась к нему, задала какой-то вопрос. Тот покивал головой.
— Я. Нах Дойчлянд.
В Германию.
Я показал ему фото Дмитрия и, решив придерживаться первоначальной версии, пояснил:
— Майн брудер. София геен цузамен майн брудер нах Дойчлянд?
Это был дичайший немецкий язык на уровне двоечника пятого класса — но он был понят!
Грек покачал головой.
— Найн. София аляйн.
Одна.
София уехала одна, а Дмитрий растворился без осадка.
Оставалось только поблагодарить отзывчивых граждан, оказавших мне посильную помощь в поисках пропавшего соотечественника.
— Данке, — произнес я и, спустившись по лестнице, вышел на улицу.
Странно, очень странно.
В самый разгар поисков клада София уезжает за границу?
Или уже после того, как его нашли? Или вообще не нашли ничего, они с Дмитрием распрощались, и она укатила? А он?
