Елена Нестерина - Женщина-трансформер
Я вообще прикусила язык – особенно мысленный, который был в ответе за всю ту дурь, которую я несла.
Когда возня с лечением была окончена и дядя Коля удалился, на Глеба вдруг напала разговорчивость. И он рассказал, что в тот день, когда я у них тут появилась, приехали на джипе трое мужиков и принялись что-то искать.
Трое. На джипе. Ясно – это те, с которыми я зажигала…
– Меня схватили и это… – волнуясь, затыкаясь, нукая и, видимо, про себя заменяя матершинные слова на нормальные, говорил Глеб. – Спрашивают: где это… Ну, ты не видел?.. Птица тут сейчас здоровая такая пролетела… Она, типа, это… Наша. И она тут где – то, типа того, ну, тут должна быть… Где она? А я говорю…
Птица… Большая. Так…
– Нету тут, говорю… А они: давай, типа того, колись. Птица редкая. Этот, как его, ну…
Я смотрела на него, чувствуя, что схожу с ума. Схожу. А бедный Глеб мучительно вспоминал незнакомое ему до нынешней поры слово. Название большой птицы. И вспомнить не мог.
– Ну этот…
– Кондор.
– Ага, кондор! – ой, как обрадовался! Бедненький. – Типа, говорят: улетел он из зоопарка. Ты нашёл? Отдавай. А я говорю…
– Погоди, – прервала я. – А зачем они тогда в него стреляли? Чтобы в зоопарк мёртвую тушку вернуть? Или сразу чучело?
И тут Глеб меня потряс.
– А откуда вы это… знаете, что они в птицу стреляли?
Вот ведь – дурак дураком, а соображает!
Действительно – откуда я это знаю? Я сама, может, вместе с ними, по причине бодрой наркотической уплющенности стреляла. Этого я не помню. Я помню наоборот. Я…
От удивительности мыслей, что посетили меня, я замолчала. Всё – таки выходит, что…
Замолчала я надолго. Поэтому Глеб, который очень хотел общаться и рассказать всё, что знал, спешно продолжил:
– Они да – говорят: мы её завалили, птица наша. Ну а я ж не видел – я и говорю: «Не видел». А они мне: «А откуда кровь у загона?» А я это…
– Да – а ты что? – в его ответе мог крыться очень важный смысл. Может, хоть что-нибудь встало бы в картине моего мира на место.
– А я говорю… Я это… Что корова взбесилась и мою девушку на рога подняла… – стыдливо проговорил Глеб. – Ну… они и вас тут видели. Что вы лежите. Когда птицу искали – увидели…
Хоть быть этого и не может, но всё-таки птица – это я. Ну не могу же я всё это придумать. Как я стала этой птицей, конечно, не знаю – никакой наркотик в физическом смысле человека ни во что не превращает. Разве что в свинью. Да и то не всегда и не всех. Но грибы-то я ела. Ведь вполне мог кто-то пошутить и, когда отвернулась Женькина кухонная работница, зловещих галлюциногенов в жюльен и насыпать…
А Глеб молодец. Я не буду больше считать его слабоумным. Лучшей версии произошедшего и придумать нельзя.
– Скажи, Глеб, а ты сам-то эту птицу видел? – осторожно спросила я.
– Не-а… – замотал головой Глеб. – Так, заметил, что сверху что-то такое здоровое мелькнуло. Ну, это… вроде как тень. Я чистил у Бекеши, ну, у лошади у нашей, у Бека, как раз навоз на улицу вывозил… ну, это… Обошёл всё. Ничего. И тут смотрю – вы лежите.
– И что ты про меня подумал? – мне было очень интересно, что он мог подумать, увидев совершенно голую бабенцию, откуда ни возьмись появившуюся среди навоза.
– Что вы это… пришли… И упали… – не глядя на меня, произнёс Глеб.
– Честно?
– Ну… да.
– А совсем честно? – на таком простом детском лице, как у Глеба, всё с лёгкостью читалось. Даже мне, довольно бестолковой и глупой в плане отношений между людьми девушке, было понятно, что мальчик врёт.
– Ну… что вы от тех мужиков…
– Что?
– Убежали.
– В голом виде?
– Всё это… бывает…
Нет, какие мы всё-таки умные! Вот что он про меня думает!
– А что же они меня тогда с собой не забрали? Не узнали? – ехидно и зло – чтобы скрыть обиду, – поинтересовалась я.
– Ну это… Может, и не узнали. А может, им уже стало вас не надо… Они птицу искали.
То есть как это им меня не надо? Типа, наигрались? Какой циничный мальчик!
– А почему тогда у меня рана такая? Сам говоришь – огнестрельная? Эти мужики стреляли? Да?
– Да.
– Но зачем им по людям стрелять?
– Ну, может, вы им это… – Покраснел, батюшки, он покраснел!
– Что я им?
– Не дали… Ну – отказали.
Ясно. А всё-таки он про меня хорошо думает. Мне полегчало. Когда обо мне хорошо думают, самооценка у меня очень, очень сильно повышается!
И мне показалось, что я такая беззащитная, такая жертва, такая слабая женщина… Что всё оно так и было. Я убежала из похотливых рук охваченных погоней за какой-то птицей-кондор охотников, и они из злобной мести пальнули в меня.
Я снова тихонько заплакала.
Было стыдно. Что-то – наверное, жалость к себе – сжало сердце.
Ой. Крупная рука с неотмытой грязью под ногтями осторожно вытирала мои глупые жалкие слёзы.
– Глеб, ты что? – чуть не подавившись, крякнула я.
– Не плачьте. Что же вы плачете… – тихо и как-то нежно говорил Глеб.
И не как с больной. А просто. Сердечно.
– Я не буду, Глеб. Извини.
– Вам больно, да? Я вас буду хорошо лечить, уже ничего опасного! – Рука отдёрнулась, но голос Глеба оставался таким, как будто меня по-прежнему нежно и осторожно гладили. Хотелось плакать ещё сильнее. Но только теперь уже спокойно и радостно.
Но чего ж плакать, когда спокойно? Я и перестала.
Улыбнулась.
– Глеб. Я за все лекарства, я за всё заплачу тебе. Ты добрый человек. Ты…
Говорила я что-то не то. Про «заплачу за лечение» и так было понятно. Глеб что-то хотел возразить, но я перебила его:
– Слушай, а чего ты говоришь мне «вы»? Неужели…
Тут я поняла, что не могу начать прибедняться перед мальчишкой: «Неужели я такая старая, что ты ко мне на „вы“? Неужели я так плохо выгляжу?» И выгляжу плохо – а какой больной хорошо выглядит? И старая я по отношению к нему – тоже правда. Но… Что-то в простецком парнишке Глебе было такое, что мне хотелось слышать от него это дружески-тёплое «ты». А может, мне всего лишь мужчин не хватает, вот я и хочу услышать «ты»…
Так оно или не так, но я вывернулась:
– Неужели у вас на ферме принято только на «вы» общаться? Вы в этом уверены, Глеб?
Глеб улыбнулся.
– Нет. А как тебя зовут?
Я сказала. И рассказала, кто я – в смысле, кем работаю, где живу, даже за сколько снимаю квартиру. И он рассказал – что закончил девять классов школы и на этом остановился, что работает скотником здесь на ферме и конюхом в селе за восемь километров отсюда. Даже, дурачок, что у него много денег, сообщил: люди держат на конюшне своих собственных, купленных за очень дорого племенных лошадей, Глеб за лошадьми ухаживает, а владельцы это хорошо оплачивают. Да, ещё рассказал, что мать его живёт в Ключах – это деревня неподалёку, у матери новый муж, так что Глебу при ферме больше нравится. А скоро Глеб пойдёт в армию, он очень хороший конюх, поэтому в военкомате его пообещали направить в кавалерийский полк.
![Елена Чуб - Предлагается невеста с хорошей родословной [СИ]](/uploads/posts/books/41578/41578.jpg)
