Шарон Сэйл - Бриллиант
Джесс повел ее через автостоянку. Даймонд начала еще больше волноваться. Через несколько минут она окажется в самой настоящей студии звукозаписи. И уже сегодня увидит, как записывают музыку для альбома. У нее даже будет вполне благовидный предлог, чтобы сидеть и наблюдать за тем, как это делает сам Джесс Игл. Хотя она спала под крышей его дома, ела с ним за одним столом, все же увидеть, как он создает, свои песни, было несравненно более интересно.
Когда они появились на студии, почти все музыканты «Мадди роуд» — «Грязной дороги» — были уже на месте.
— А… Джесс, старина! Слышал, что ты устроил себе небольшой отдых, только вот не знал, куда именно ты улизнул. Слушай, а там, где ты был, есть еще такие хорошенькие девушки, а? Если да, то я тоже готов сгонять туда.
Джесс никак не ожидал услышать от своего басиста подобное заявление. Ему внезапно стало неприятно: он вовсе не хотел, чтобы Даймонд была мишенью для чьих-либо насмешек, даже таких беззлобных.
Мак Мартин был известным ловеласом, музыканты часто подшучивали по этому поводу. Даже не видя лица Даймонд, Джесс был уверен, что шутку она не одобрила. Сразу вспомнился бар Уайтлоу. Конечно, ей приходилось слушать и худшие сальности, но дело сейчас было не в этом. Джессу просто не понравился юмор Мака. На щеках Даймонд выступил румянец, и она, не произнеся ни единого слова, уставилась на бородача.
Его длинные прямые волосы и борода с сединой картинно обрамляли лицо. Губы улыбались, однако глаза смотрели холодно и жестко. Даймонд смотрела, как он, поднявшись с места, коленом подал гитару и направился в их сторону. На ремне гитары было вышито имя «Мак». Даймонд еще подумала, что этому человеку очень подходит его имя. Гитарист был массивным, даже толстым, совсем как грузовик «Мак». И почти такой же некрасивый.
Сняв гитару, он дружески обнял Джесса, исподтишка бросив взгляд на Даймонд, ухмыльнулся и подмигнул девушке.
— Знаешь, Мак, не слышал от тебя таких заявлений с тех пор, как ко мне в гости приезжала мать. Иначе предупредил бы свою даму, что под твоим сарказмом скрывается самая обыкновенная зависть.
Мак громко расхохотался, засмеялись и остальные музыканты группы.
Джесс поспешил представить Даймонд всем присутствующим, начал было объяснять, почему привез ее сюда, но, увидев появившиеся на лицах насмешливые улыбочки, придержал язык. Ему явно не поверят, впрочем, это не важно. Он знал, что придет время, и Даймонд сама все объяснит своим голосом. В ее таланте Джесс не сомневался ни секунды.
Даймонд пожимала руки, улыбаясь каждому музыканту вежливой сдержанной улыбкой. Кроме Мака, в студии собрались Джейк, Монти, Эл и Дейв. Все они с различной степенью заинтересованности посматривали на девушку, но ни у одного из них во взгляде не мелькнуло даже ничего похожего на интерес к ее голосу. Когда наконец прибыл менеджер Джесса, Даймонд удостоилась еще одного, на сей раз более пристального и проницательного взгляда. Впрочем, такого она и ожидала. Томми Томасу она явно не понравилась, да это было и неудивительно, если припомнить историю их знакомства.
Томми выдавил на губах профессионально вежливую улыбку, пожал руки Даймонд и Джессу, вдобавок мягко похлопав девушку по плечу. Даймонд благоразумно не отреагировала на приветствие Томми, так же как и на улыбочки музыкантов. Когда началась репетиция, все, казалось, совершенно забыли о ее присутствии. Но этого-то ей как раз и хотелось. Как хотелось послушать музыку Джесса.
Часов пять спустя затихла последняя нота, и Джесс замолчал. В течение всего долгого рабочего дня голос его оставался таким же чистым и сильным, как и в начале записи. Своей большой ладонью он накрыл гитарные струны, заставив инструмент замолчать.
Даймонд нервно поежилась и прислонилась головой к стене. Джесс так великолепно владел своим голосом, что она просто устала слушать его, устала от этого бесконечного совершенства. Ей казалось, что при помощи голоса Джесс занимается любовью с песней. Он обольщал и подчинял себе мелодию, соблазнял ее, улещивал. А каждый раз, когда песня заканчивалась, Даймонд казалось, что Джесс пел специально для нее.
Именно эта магия его исполнения так привлекала слушательниц. Даймонд понимала это и старалась не поддаваться обаянию Джесса. Она чувствовала, что он поет для себя и для публики, стараясь получить как можно больше удовольствия от собственного исполнения и одновременно доставить удовольствие другим. Даймонд догадывалась, что в жизни Джесса не было какой-то единственной женщины, которую он любил, а была лишь бесконечная череда сменявших друг друга любовниц. И она совсем не хотела стать его очередной прихотью, угодить в капкан, расставленный этим человеком. Ей казалось, что она избежала этого капкана, но тут случилось нечто, чего Даймонд не ожидала.
Джесс облокотился на пюпитр, где были разложены его ноты, отмечая то место, которое хотел переписывать. Гитара лежала у него на коленях.
Джесс придерживал ее рукой, другой энергично жестикулируя. И все время, пока Джесс объяснял свой замысел, он неосознанно поглаживал золотистую древесину своей гитары — так мужчина ласкает тело женщины.
Кончиками пальцев он нежно проводил по изгибам деки, и со своего места Даймонд видела, что его влажные пальцы оставляют едва различимые следы на полированной поверхности инструмента.
Когда Даймонд встала и пошла из студии, все мужчины разом повернули головы на стук ее каблуков. Она так незаметно, так тихо сидела много часов подряд, что музыканты совсем позабыли о ее существовании.
Все, кроме Джесса. Он, наоборот, в течение всего дня постоянно ощущал рядом с собой ее присутствие. Он замечал, как она время от времени меняла позу, как клала ногу на ногу, как тихонько подпевала его песням. Однако ее уход был для Джесса полной неожиданностью. Как и выражение боли на лице Даймонд.
Джесс снял с колен гитару и объявил общий перерыв.
Все, кто был в студии, с понимающими улыбками переглянулись. Когда Джесс почти побежал догонять Даймонд, раздались сдержанные шуточки. Мак молча смотрел ему вслед, прикидывая, сколько пройдет времени, прежде чем Джесс устанет от этой женщины. При виде Даймонд у Мака появились какие-то нехорошие предчувствия. Эта женщина была для него загадкой.
Стоя в коридоре, Даймонд вспоминала, что выделывали руки Джесса с гитарой, и ей невольно приходилось признать возможность существования чувства, о котором раньше она только догадывалась. Это чувство, пришедшее против желания Даймонд, было столь сильным, что не заметить его было просто невозможно. Нечто похожее, хоть и нечасто, происходило с ней, когда Даймонд была помоложе: когда думала, что не все мужчины лгуны, что не все женщины могут только плакать. И вот она влюбилась в мужчину, который был легендой в мире кантри. Наверное, никогда прежде Даймонд не позволяла себе подобного безрассудства.
