Аурелия Хогарт - Жених благородных кровей
Почувствовав, что если пробудет в компании со сладкоголосой змеей секундой дольше, то задохнется или же вцепится в ее выхоленную физиономию, Роберта как ошпаренная вскочила с дивана и выбежала вон.
Она не помнила, как добралась до Дублина. Осознала, что входит в квартиру лишь тогда, когда зазвонил сотовый. И, достав его из кармана дрожащей рукой, поднесла к уху.
– Алло? – Голос прозвучал, будто чужой.
– Роберта? – испуганно произнесла Элен. – Ты не заболела?
– Нет, – безучастно и еле слышно ответила Роберта, закрывая за собой дверь.
– Прости, что беспокою, – пробормотала Элен. – Я просто подумала, что, если у вас с Джеффри на вечер нет определенных планов, мы могли бы всей компанией...
У Роберты, которая в эту минуту как раз вошла в спальню и увидела на тумбочке у кровати фотографию – Джеффри держит ее на руках, она смеется, а у них за спиной играют волны в барашках, – вырвался сдавленный стон.
– Роберта?! – сильнее пугаясь, громче воскликнула Элен. – Ты где?!
Роберта попыталась ответить, но, почувствовала, что, если откроет рот, лишь разрыдается, прижала к губам руку и жалобно застонала.
– Что с тобой?! Тебе плохо?! Скажи, где ты, и я приеду! – раздался из трубки дребезжащий от волнения голос Элен. – Слышишь?! Скажи, где ты!
Следовало овладеть собой. Хоть на минуту – чтобы ответить. Роберта отняла руку ото рта, медленно опустила ее, как можно глубже вздохнула и хрипло произнесла в трубку:
– Я дома. У нас с Джеффри... по-моему, все кончено... – Когда с губ слетело последнее слово, страшная явь, горше самого кошмарного сна, обрушилась на голову неумолимой лавиной. Слез было уже не сдержать.
– Я к тебе! – крикнула в трубку Элен.
Спустя полтора часа они уже сидели за столиком, на котором остывал чай, в гостиной Элен. Роберта, вдруг почувствовав, что не может оставаться в квартире, куда так часто приходил Джеффри, немедленно собрала вещи, благо их было немного, и Элен увезла ее к себе. Теперь Джеффри наверняка вернулся в родительский дом, но телефон Роберты, который она все время держала в руке, упорно молчал.
– Ну выпей чайку. Гренки вот бери. И не терзайся ты так. Может, все еще уладится, – уговаривала ее Элен.
Роберта ничего не слышала и не притрагивалась к угощениям. Сжимала в руке мобильник и, чуть покачиваясь взад и вперед, смотрела в одну точку. Плакать больше не было сил.
– До недавнего времени я считала себя такой выносливой, – медленно, будто произносить слова доставляло боль, говорила она после очередного долгого молчания. – Целые сутки без сна готовилась к экзамену или ночь напролет танцевала в клубе, а на следующий день жила себе полноценной жизнью. Казалось, вечно буду бодрая и веселая, ничто на свете не выбьет меня из колеи. А теперь будто жалкая развалина. До чертиков уставшая от жизни старуха. Ничего не хочется. Представляешь? Совершенно ничего...
– Ну-ну, – убаюкивающим тоном пыталась возражать Элен. – Это тебе сейчас так кажется, а через недельку-другую жизнь потечет как всегда.
– Не потечет. Во всяком случае, как всегда.
– Может, не стоило тебе уходить из дому? Может, Джеффри поехал туда?
– Если он захотел бы меня найти, то прежде всего позвонил бы. – Минутами Роберту охватывало страстное желание с силой запустить телефон в стену – до того нестерпимо было сознавать, что он не звонит.
Время будто остановилось. В ушах снова и снова звучали убийственные слова Вэлари, перед глазами так и стояло ее высокомерное лицо.
Трубка зазвонила, когда Роберта снова сидела молча и как будто не замечала все пытавшуюся ее подбодрить Элен. Увы, это был не Джеффри. Услышав не его голос, Роберта в отчаянии чуть не выронила ни в чем не повинный телефон из руки.
– Берта, как у тебя дела? Прошлой ночью мне приснился ужасно неприятный сон. Целый день хожу сам не свой.
Мартин. Удивительно, что не родная мать, а он всегда чувствовал на расстоянии, что Роберте плохо.
– Мартин... – Голос Роберты дрогнул, на глаза опять навернулись слезы.
– Берта, девочка моя, в чем дело?! Ты в Ирландии?! Тебя обидели?!
Роберта шмыгнула носом и вдруг почувствовала себя беспомощным ребенком. Как в тот день, когда мальчишка из соседнего дома отобрал у нее новенький «волшебный экран» и своих силенок справиться с врагом не хватило – пришлось бежать за помощью к Мартину.
– Если хочешь, я приеду, – будто угадав ее мысли, сказал он.
Роберта, хоть и понимала, что Джеффри не вернет ей даже Мартин, вдруг представила, как утыкается лицом ему в плечо, и на миг ей стало чуть легче.
– А как же твои студенты? – спросила она, утирая влажные щеки.
– Что-нибудь придумаю.
Через день они вдвоем уже вылетели в Лондон. Мартин перед отъездом в Дублин позвонил Вивьен Трэверс, дочери бывшего однокашника. Роберта еще младшеклассницей переписывалась с ней и болтала обо всем на свете или играла в мяч, когда Трэверсы бывали в Нью-Йорке и виделись с Лоуренсами. Повзрослев, Роберта и Вивьен общались уже независимо от родителей, встречались и несколько месяцев назад, когда Роберта временно жила в Англии. Узнав, что у подруги несчастье, Вивьен без раздумий пригласила ее к себе. Роберта, чувствуя необходимость немедленно покинуть Ирландию, не желала возвращаться даже к той жизни, какой жила до Джеффри, то есть ехать назад в Нью-Йорк. Поэтому приглашение Вивьен оказалось как нельзя более кстати.
Первые несколько дней Мартин всюду ходил с Робертой по лондонским скверам и паркам. Она не смолкая говорила – в подробностях рассказывала о встрече с Джеффри, о нем самом, о его книгах, которые успела прочесть все, о злополучной поездке в фамильный замок О’Брайенов и о беседе с Вэлари Локвуд. Мартин ни разу ее не перебил, не завел речь о своих делах и ни на что не отвлекся. Слушать он умел как никто. Не делать вид, а именно слушать. Может, потому, что много лет преподавал и принимал экзамены или был таким по природе – исключительно чутким и внимательным.
– У меня невозможная, противоестественная пустота внутри, – говорила и говорила Роберта. – Пустота, больнее всякой боли, она будто по капле высасывает из меня саму жизнь. Порой мне кажется, примерно такая на вкус смерть...
Они пробыли в Лондоне неделю. На восьмой день Роберта, измучившись ожиданием звонка, но так его и не дождавшись, заявила:
– Я сама ему позвоню. Или сойду с ума.
Мартин молча покачал головой.
– Но почему? – с мольбой заглядывая в его мудрые глаза, спросила Роберта. – Что-то здесь не так, я сердцем чую! Не мог он взять и забыть обо мне, годами не принимать условий родительских игр, а тут вдруг раз – и стать послушным сыночком! Я ничего не понимаю, Мартин... И мне не становится легче, только хуже... Говорят, время лечит. Ничего подобного!
