Ольга Дрёмова - Иллюзия любви. Ледяное сердце
— Э-э-э, кольца? — Тополь замялся и растерянно прикусил губу.
Затраты на новые обручальные кольца в смету его очередной, пятой по счёту, женитьбы не входили. Рассчитывая отделаться малой кровью, он вычеркнул из списка всё, что не представляло, с его точки зрения, круг первостатейных затрат, в том числе и кольца, которые имелись в наличии и у Лидии, и у него. И вот теперь, косясь на наследство, оставленное ему покойным отцом невесты, он старательно взвешивал все «за» и «против» и пытался выбрать из двух зол наименьшее. Представив себя, достойного перстня-печатки с бриллиантовой крошкой, в доисторическом убожестве покойного тестя, Тополь вздрогнул и вдруг отчётливо увидел перед собой тощего дрожащего гуся, окольцованного для наблюдения каким-нибудь энтузиастом-орнитологом, как две капли воды похожим на него, Леонида.
— Лидочка, разве мы с тобой не заслужили такой малости, как пара новых колец?
— Правда? И ты будешь настолько щедр, что преподнесёшь мне свой скромный подарок? — Ресницы Лидии наивно хлопнули, а на её губах промелькнула едва заметная улыбка, даже не улыбка, а лишь её слабая тень.
— Всё для тебя… дорогая, — сделал едва заметную паузу Леонид и протянул Лидии чашку с остывшим кофе, прося её налить новый, а сам, мысленно удлинив список свадебных затрат на целых два пункта, приплюсовал очередную сумму, за которую скоро его будущей жёнушке предстояло расплатиться сполна.
* * *— Здравствуйте! — Зажав в одной руке подмороженный букетик с тюльпанами, а в другой — сумку с продуктами, Ирина вплыла в больничную палату и, озаряя всё вокруг, лучезарно улыбнулась всем присутствующим.
— Хрусталёва?! — Оторопев от неожиданного появления наглой девицы, осмелившейся показаться ему на глаза после всего того, что она натворила, Семён широко раскрыл глаза и, пытаясь приподняться, напрягся, но тут же, скривившись от боли, упал обратно на подушку. — Какого чёрта ты сюда притащилась?
— Я тоже рада тебя видеть! — Не обращая внимания на перекошенное от злобы лицо Тополя, Ира зацепила сумку за выступ трубы батареи и поискала глазами какую-нибудь ёмкость, в которую можно поставить цветы. — А у вас тут не жарко. — Она поднесла руку к оконной раме, а потом по-хозяйски пощупала край тонкого шерстяного одеяла. — Такое впечатление, что одеялки с восемьсот двенадцатого года, насквозь светятся.
Не найдя подходящей тары, Ирина отложила цветы в сторону и принялась разбирать сумку. Вытаскивая объёмистые кульки, она разворачивала газеты, сминала их в комок и выставляла на тумбочку банки.
— Ты гречку с тушёнкой ешь? — Порывшись в сумке, она извлекла столовую ложку и вилку, завёрнутые в бумагу.
— Забирай своё барахло и вали отсюда на все четыре стороны! — косясь на соседей, бросил сквозь зубы Семён.
— Я тоже гречку не очень уважаю, — как ни в чём не бывало отозвалась Ирина. — Но ты всё же поешь, говорят, она полезная, в ней железа много.
— Хрусталёва, не испытывай моего терпения, — скрипнул зубами Семён. — Скоро сюда придёт мать, так что отваливай подобру-поздорову, пока она тебя здесь не увидела и не свернула шею.
— А ещё я тебе апельсинчиков купила, — полностью игнорируя злобное шипение Семёна, снова полезла в сумку Ира.
— Ты что, издеваешься? — Глядя, как Хрусталёва извлекает из пакета сетку с апельсинами, Семён сжал губы в тонкую полосу и сверкнул глазами. — Я что, неясно сказал: через несколько минут тут будет мать, так что вали отсюда, пока не поздно… — Неожиданно он замолчал на полуслове, и на его лицо набежала тень. — Как ты узнала, где я есть?
— Подумаешь, великая тайна! — пожала плечами Ирина. — Весь институт знает, что ты, вместо того чтобы сдавать сессию, валяешься в больнице.
— Ах, весь институт? — с угрозой начал Тополь, но тут же осёкся, и его лицо побледнело. — Так я и знал… — недовольно прошептал он и, откинувшись на подушку, прикрыл глаза. — Разбирайся сама. Но если с матерью по твоей вине опять что-то случится, пеняй на себя!
— Сёмушка, здравствуй, милый, как ты? — Надежда подошла к кровати сына, наклонившись, поцеловала его в щёку и только потом обернулась на девушку, стоящую рядом. — О, да у тебя гости! Здравствуй деточка, сто лет тебя не видела. Как поживаешь? — Поставив тяжёлые сумки на стол, она сдвинула банки, принесённые Ириной, в сторонку и принялась выставлять свои собственные.
— Спасибо, всё в порядке, — мило улыбнулась Ирина. — А вы как? Как здоровье?
— Твоими молитвами, — не моргнув глазом, тут же отозвалась Надежда. — Сёмочка, ты просил книжку. Вот, — достав со дна хозяйственной сумки очередной марининский детектив, Надежда свернула клетчатую материю в несколько раз и, скатав её руликом, убрала в боковое отделение дамской сумочки. — Ну, рассказывай, как ты тут без меня? — Собираясь сесть на край постели, Надежда откинула угол одеяла, но увидела стоящую на столе невымытую чашку из-под сока. — Слушай, а минералки-то я тебе не купила. Вот голова садовая! Ладно, сейчас схожу.
— Не нужно мне никакой минералки, у меня ещё сока полно, — не желая оставаться один на один с Хрусталёвой, отрицательно замотал головой Семён.
— Одно другому не мешает. Ты можешь поставить воду в тумбочку, пусть на всякий случай стоит, она же есть не просит, — заботливо возразила Надежда.
— Мам, не суетись. — В тоне Семёна появилось раздражение. — И вообще, перестань со всей этой едой… Сядь лучше. — Он отодвинул от края постели одеяло.
— А Ира? — Надежда обвела палату взглядом в поисках стула.
— А Ира уже уходит, — холодно заметил Тополь. — Она уже выполнила поручение группы, разузнала, что и как, так что ей тут больше делать нечего.
— Так ты от группы? — В голосе Надежды послышалось явное облегчение.
— Да, меня ребята попросили съездить, — кивнула Ира.
В милой улыбке Ирины не было ничего угрожающего, но в глубине ярко-зелёных глаз, где-то на самом донышке, мелькнуло нечто такое, от чего Семёну стало не по себе. Зная Ирку как облупленную, Семён был уверен, что тащиться через полгорода в больницу только ради того, чтобы лишний раз взглянуть на его физиономию, она бы не стала. Вот если бы Ирка знала, что при встрече она сможет выцарапать ему глаза — это одно дело. Ради такой святой цели она была бы способна не есть, не пить и не спать сутками, а в случае необходимости, наплевав на слякоть и лужи, ползти от собственного дома до больничного корпуса по-пластунски. Но чтобы строить из себя сестру милосердия, таская для него на собственном горбу баночки с диетической кашкой, — это вряд ли…
— Действительно, Надежда Фёдоровна, не стоит обо мне беспокоиться, я уже ухожу, — с готовностью произнесла Ирина, и от того, насколько быстро и легко Хрусталёва согласилась подтвердить его версию, Семёну стало ещё хуже.
