Мэтт Пенья - 12 историй о настоящей любви (сборник)
– Все хорошо, Миранда. Я здесь. Все хорошо. Ты можешь идти. Я здесь. Отпусти, и мы пойдем домой.
– Нет, – отвечает Миранда, внезапно охваченная гневом. – Нет, тебя здесь нет. И я ничего не могу с этим поделать. Зато вот что я могу сделать!
И она держала свою мать до тех пор, пока она снова не стала Фенни, а Леди смотрела на них так, будто Миранда и Фенни – грязь у нее под ногами.
– Что ж, хорошо, – сказала Леди. Она улыбалась так, как можно улыбаться, глядя на грязное пятно. – Забирай его. Ненадолго. Но знай, что он никогда больше не познает радости, которой я его обучила. Только со мной он мог быть счастлив. Это я делала его таким. Ты принесешь ему только горе и смерть. Ты затянула его в мир, о котором он ничего не знает. Где у него ничего нет. Он будет смотреть на тебя и думать о том, что потерял.
– Мы все что-то теряем, – произнес язвительный голос. – Мы все любим и теряем, но все равно продолжаем любить.
– Эльспет? – спросила Миранда. Но подумала, что это ловушка. Еще одна ловушка. Она сжала Фенни так сильно, что он едва дышал.
Эльспет посмотрела на Фенни и сказала ему:
– Я видела тебя как-то в окно. Думала, ты тень или призрак.
Фенни ответил:
– Я помню. Хотя вы тогда были не так красивы, как сейчас.
– Какие слова! Боюсь, Миранда вас не поймет, – сказала Эльспет. – А что до вас, миледи, думаю, вы уже догадались, что побеждены. Ищите себе другую игрушку. Леди опустилась в глубоком реверансе. В последний раз взглянула на Эльспет, Миранду, Фенни. На этот раз Фенни посмотрел на нее в ответ. Что он видел? Колебался ли он? Хотел ли последовать за ней? Его рука снова нашла руку Миранды.
Леди ушла, и снег стал реже, а затем совсем исчез.
Эльспет выдохнула.
– Хорошо, – сказала она. – Миранда, ты упрямая девчонка с добрым сердцем. Слава богу, ты умнее, чем твоя бедная мать. Но если бы я знала, что ты задумала, мне было бы что сказать. Сценическая магия хороша, но от настоящей лучше держаться подальше.
– Для Миранды это было бы лучше, – сказал Фенни. – Но благодаря ее смелости и тому, что она придумала, я вновь обрел свободу.
– И теперь, полагаю, нам придется решить, что с тобой делать, – ответила Эльспет. – Тебе нужно что-то более практичное, чем это пальто.
– Идем, – сказала Миранда. Она все еще сжимала его руку. Быть может, слишком крепко, но Фенни, похоже, это не беспокоило. Потому что и он не был готов ее отпустить.
– Идем же домой, – позвала Миранда.
Мэтт де ла Пенья
Ангелы в снегу
Я никому не сказал, как плохи мои дела.
Да, пожалуй, старик мог бы сунуть в конверт пару баксов и отправить на мой бруклинский адрес (а там их могла бы стащить банда крыс-домушников). Но у него и так забот по горло: нужно откладывать на летний лагерь для моей младшей сестренки. Да еще нашему псу по кличке Орешек – невообразимо блохастой дворняге с торчащими во все стороны зубами – срочно потребовались услуги дантиста. Да-да, вот именно: кривозубой собаке нужна операция. Ну что ж… Но, по словам сестренки, за это придется выложить больше трех сотен зеленых, так что старику пришлось впрячься во что-то типа кредита.
Пустяки.
Подумаешь, посижу в праздники на голодном пайке.
Не о чем говорить.
* * *– Михо[4], – раздался в трубке голос отца, когда я в первый раз остался присматривать за кошкой на целый день, – как дела в колледже, все хорошо?
Я поставил акустическую гитару Майка обратно на стойку.
– Да, пап, все хорошо.
– Ну и хорошо.
«Хорошо, – подумал я. – Сколько же раз мы с ним обменялись этим чертовым словом за последнее время?» Старик говорил так, потому что не был уверен в своем английском, а я – потому что не хотел выглядеть в его глазах выпендрежником.
– На следующий год купим тебе билет, и ты сможешь прилететь домой на Рождество, – продолжал отец. – И тогда ты, я и Софе, мы соберемся вместе, как одна семья. Как раньше.
– Звучит отлично, пап.
Он еще не знал об этом, но к следующему Рождеству я планировал перебраться поближе к дому, в юго-восточную часть Сан-Диего, и пойти учиться в местный муниципальный колледж. Всем, похоже, казалось, что у меня в Нью-Йорке все идет как по маслу. И формально, наверное, так и было. Полная академическая стипендия Нью-Йоркского университета. Профессора, которые просто поражали меня каждый раз, когда я приходил на лекции. Но если бы вы прочитали нашу с сестренкой переписку, вы бы сразу поняли, почему я решил бросить колледж после первого же учебного года. Мой отец – самый стойкий мужчина, которого я знал, – плакал по ночам в подушку. Софе слышала его рыдания за стеной. А еще он отказывался от еды, так что сестренке приходилось буквально силой усаживать его за стол. Словом, дело было в том, что дома творилась чертова реальная жизнь. Настоящее мучение. А я прохлаждался тут, на другом конце страны. Невозможно описать тот груз вины, который я чувствовал на своих плечах.
Повисла долгая неловкая пауза – мы со стариком еще толком не научились общаться по телефону. Наконец он прочистил горло и произнес:
– Что ж, михо, берегись бури. В новостях сказали, она будет сильной.
– Я буду осторожен, пап, – ответил я. – Скажи Софе, пусть держится подальше от парней.
Мы попрощались и закончили разговор.
Сунув мобильник в карман, я в сотый раз заглянул в буфет Майка. Одна цельнозерновая булочка для хот-дога и пара пакетиков кетчупа. Все. В холодильнике тоже было нечем поживиться. Плитка горького шоколада, полпачки мини-морковок, два йогурта без добавок и бутылка крутой водки. Как в такой прекрасной квартире может быть так мало еды? Стоило только взглянуть на красивые баночки с йогуртом, как в животе заурчало. Но нужно было экономить. До Рождества оставалось еще три дня, а до получки – целых четыре.
Майк, управляющий книжным магазином в кампусе, и его жена Дженис обещали заплатить за то, что я посижу с кошкой в их новой квартире. Тут, конечно, было раз в триста лучше, чем в той раздолбанной халупе, которую я снимал в Бушвике, да только Майк забыл заскочить в банк перед отъездом.
– Можно мы рассчитаемся, когда вернемся из Флориды? – спросил он.
– Не вопрос, – соврал я.
Беда не приходит одна: они уехали, а через пару часов на Нью-Йорк обрушился чертов снегопад. Весь Парк-Слоуп, где жил Майк, завалило слоем гребаного снега толщиной в тринадцать дюймов. И если бы я даже захотел освежить навыки, полученные дома (обчистить кого-нибудь, например), то ничего бы не вышло. Все сидели по своим тепленьким домам и носа не казали наружу.
