Миранда Ли - Крик молчания
— Извинить за что?
— За то, что ввергла тебя в подобную ситуацию. За то, что тебе пришлось отвечать на все эти вопросы. И за Лавинию…
— Ax да, Лавиния… Она вела себя весьма откровенно, а?
Одри почувствовала себя несчастной и призналась:
— Да уж…
— Будем надеяться, что твой отец ничего не заметил.
Одри наблюдала, как он сделал последний глоток кофе и поставил чашку. Поразительный мужик, во всех отношениях! Все в нем было замечательно — внешность, поведение, сдержанная уверенность. Его даже не очень заботило то, что с ним обходились как с объектом сексуального желания.
— И часто… такое… случается? — поинтересовалась она.
Он пожал плечами:
— Скажем так — чаще, чем хотелось, бы.
— Не надоедает? — резко спросила она, дав волю своей ревности.
— Ага, — согласился он с нескрываемым отвращением, несколько приободрив ее, пока она не вспомнила, что она сама была виновата в похожем поведении за обеденным столом: Щеки ее сильно покраснели. Неужели Эллиот мог поставить ее вровень с Лавинией? Ведь она не была низменно похотлива. Она любит этого мужика. В этом она была уверена уже тогда, когда открыла ему дверь сегодня вечером. Настолько уверена, что едва не закричала об этом во весь голос.
Установилась весьма напряженная тишина, заставившая усиленно забиться сердце Одри.
Внезапно Эллиот поднялся на ноги, вынудив ее смотреть на него снизу вверх.
— Мне пора идти, — произнес он сухим голосом. — Мне необходим восьмичасовой сон, если я должен быть в форме наутро в качестве инструктора по вождению.
У нее сжалась грудь — она совсем забыла о машине. И об уроках вождения. О, господи… Она уже не знала, что хуже: попытаться преодолеть свой страх перед машиной или продолжать видеться с Эллиотом. И то, и другое причинит ей боль: одно из прошлого, другое из будущего.
Одри прикрыла на минутку глаза, потом открыла их и встала.
— Вы… ты вовсе не обязан делать это, знаешь, — проговорила она придушенным голосом, смотря на него незащищенными глазами. — Я могу обратиться в школу вождения.
— Ты предпочитаешь? — мягко спросил он. Она постаралась не отвести глаз и спрятать эмоции, которые, чувствовала она, могли отразиться в них.
В конце концов она не смогла солгать.
— Нет, — призналась она, — я бы предпочла, чтобы ты учил меня.
Он не сказал ни слова, нахмурил брови и не спускал с нее своих серых глаз. Она почувствовала неловкость, ощутив себя слишком близкой к нему.
— Я понимаю… ты на самом деле не хочешь этого, — продолжила она дрожащим голосом. — Ты просто демонстрируешь свою доброту ко мне.
Мышцы на его челюстях вздрогнули.
— Разве это преступление — быть добрым?
— Нет… Но никому не нравится, когда его жалеют! — вспыхнула она. Он расстроенно вздохнул.
— Кто сказал, что мое чувство к тебе — жалость?
— О, будь честным, Эллиот! — вспыхнула она опять. — Неужели ты думаешь, я не понимаю, почему ты пришел сегодня, почему ты прикрыл меня, даже почему ты подарил мне это красивое ожерелье?
Она притронулась к нему дрожащими пальцами.
Он наклонился и взял ее за плечи с почти гневным выражением лица.
— Ты и понятия не имеешь, почему я явился сюда сегодня, — проворчал он. — Ты вовсе ничего не знаешь обо мне, за исключением того, что навоображала своей идеалистической головкой. Я совсем не добрый человек, Одри. Вовсе нет. Но я человек честный. Конечно, я жалел тебя. Почему бы и нет? У тебя были неприятности. Тебе нужен был кто-то на твоей стороне, и я предложил себя.
Но если ты принимаешь меня за «белого рыцаря», то ты заблуждаешься. Я могу быть черным, как любой сукин, сын. Даже хуже, чем твой Расселл!
Он издал горький смешок.
— Желаешь еще немного честности? Так вот, ты совершенно права: я не хочу учить тебя вождению. Я даже не хочу тебя видеть вообще. Но не по тем причинам, которые тебе подкидывает твой комплекс неполноценности. Совсем наоборот. Меня беспокоит перспектива, что в конце концов я совращу тебя, маленькая, глупенькая дурочка.
Одри изумленно заморгала. Что такое он сказал? Что он считал ее привлекательной и даже желанной? От этой мысли ее сердце бешено забилось.
— Даже сейчас мною владеет сумасшедшее желание поцеловать тебя, — продолжал бушевать он, все сильнее сжимая ее плечи. — Беда в том, что я не пожелаю остановиться на поцелуе. По мимо своей воли я захочу почувствовать мягкую плоть в своих руках. Мягкую… теплую… влажную… женскую… плоть. Я захочу погрузиться в эту плоть, потеряться в ней. Трогать ее… пробовать на вкус…
Голова у Одри закружилась… Ей не оставалось ничего иного, как стоять перед ним, глядя вверх в его глаза, чувствуя, как возбуждение перехватывает ее дыхание, как его откровенные слова разжигают ее пылкое воображение, как горячо бежит кровь по ее жилам.
Нестерпимо долго его серые глаза пялились на нее. Потом его голова пришла в движение, опускаясь к ней, со страстным взглядом, прикованным к ее рту.
Ее губы раскрылись в беззвучном вздохе.
Он сейчас поцелует меня, подумала она, задыхаясь от предвосхищения.
Но он неожиданно выпрямился, дрожь пробежала по всему его телу, его руки отпустили ее, и он отступил назад.
— Дьявол все возьми, — проворчал он. — Я не могу. Не должен.
— П-почему нет? — не сдержала она страстного желания. — Я… я хочу, чтобы ты поцеловал меня, — договорила она, содрогаясь в ожидании.
Он готов был поддаться искушению. Она видела: он уступал искушению. Его глаза были прикованы к ее рту, все его тело вибрировало от напряжения, которое наполнило электричеством всю комнату. Одри внутренне сжалась и задержала дыхание, не осмеливаясь и вообразить себе, что произойдет в следующую секунду. Она сама еще не была в полном согласии с тем, что она только что сказала. О господи, никогда еще не вела она себя "столь бесстыдно!
Но в последнюю секунду он застонал и отвернулся. Его руки заметно тряслись, когда он запустил их в свои густые темные волосы. Еле слышно он произнес вульгарное слово, потом поспешил к столу и наполнил стакан из одного из графинчиков, стоявших рядом с остатками торта. Кажется, кукурузным виски.
С открытым ртом Одри наблюдала, как он одним глотком влил в себя виски. Что это он надумал, безвольно подумала она. Но когда он снова повернулся к ней с глазами, излучающими свирепое раздражение, она нервно отступила назад.
— Неужели ты ничему не научилась от Расселла? — бросил он ей через разделяющее их пространство. — Ради Бога, Одри, не предлагай себя так откровенно мужчинам, которых ты совсем не знаешь.
