Диана Чемберлен - Спасительный свет (Темная сторона света)
Оливия проглотила остаток мороженого и встала. Движение транспорта вдоль берега усилилось, потому что некоторые школы закрылись на лето, и она, переходя улицу, была очень внимательна. Последнее время она соблюдала осторожность, осознавая, что ответственна не только за саму себя, но и за ту жизнь, которая развивалась внутри нее.
Рядом с дверью студии висела небольшая деревянная табличка с простой надписью: «Витражи и фотографии». Она вошла внутрь и прикрыла за собой дверь, оставив за ней звуки улицы. Ей понадобилось какое-то время, чтобы привыкнуть к тихой, спокойной, многоцветной красоте помещения. Прямо перед ней, за широким рабочим столом сидел мужчина. Когда она вошла, он поднял на нее взгляд, загасил в пепельнице недокуренную сигарету, и облачко дыма поднялось в воздух над его головой. Это был крупный мужчина с волосами цвета спелой пшеницы, собранными на затылке в хвост, и неровно подстриженными усами над полными губами. В его крупных руках был какой-то инструмент, и он оторвал его от стекла, над которым работал.
– Скажите мне, если у вас появятся какие-нибудь вопросы, – у него был низкий, скрипучий голос.
Оливия кивнула и пошла вправо, подальше от его взгляда. Ей казалось, что она медленно плывет, как будто под действием наркотиков, загипнотизированная солнечными красками, льющимися с обеих сторон. Студия была небольшая, с высокими потолками, ее стеклянные стены – передняя и задняя – полностью, от пола до потолка, покрывали витражи разнообразных размеров. Это производило ошеломляющее впечатление. Сначала она с трудом отделяла одну работу от другой, но затем ее внимание привлек высокий витраж, должно быть, футов пять на два, на котором была изображена женщина в викторианском одеянии. Ее белое платье, казалось, летит и развевается на стекле, и Оливия вспомнила маленького ангела, которого Пол купил для их рождественской елки. Женщина застенчиво выглядывала из-под своей цветочной шляпки.
Мужчина за рабочим столом заметил ее пристальное внимание к витражу.
– Это не продается, – сказал он.
– Очень красиво, – сказала Оливия. – Это работа Энни О'Нейл?
– Да. Я оставил ее для себя после ее смерти. – Он издал тихий, утробный смешок. – Сказал сам себе, что она захотела бы отдать ее мне, потому что эту вещь я любил больше всего. По правой стороне висели сплошь работы Энни, но их осталось не так уж много. Большинство уже продано.
«Причем многие из них купил Пол», – подумала Оливия.
– Все остальные витражи – мои, – продолжал мужчина. – И фотографии, в основном, мои, – он показал на лабиринт белых стендов в восточной части студии, на которых были развешаны фотоснимки в рамочках, – хотя Энни по праву можно было бы назвать искусным фотографом.
Оливия подошла к фотографиям. На первых нескольких стендах она увидела цветные снимки: морские пейзажи, закаты солнца, природа. На большинстве из них в нижнем правом углу стояла подпись Тома Нестора. Все они отличались изяществом, удивительным для такого крупного мужчины.
Она завернула за угол, и обнаружила фотографии трех людей, которых очень хорошо помнила: мужа Энни и двоих детей. Девочка была снята по плечи. Она озорно ухмылялась, глубокие ямочки выделялись на слегка веснушчатых щеках, густые рыжие волосы непокорно развевались вокруг лица.
Мальчик был запечатлен на пляже. Он стоял без рубашки рядом со своей доской для серфинга, его темные волосы были гладко зачесаны назад, капли воды, как звездочки, блестели у него на груди.
Между этими двумя фотографиями висел черно-белый портрет Алека О'Нейла. Оливия почувствовала, что ее притягивают его глаза: светлые под темными бровями, зрачки, как Маленькие, черные кинжалы, от которых мурашки пробежали у нее по коже. На нем был черный кардиган и белая футболка, из-за выреза которой слегка выбивались темные волосы. Голова чуть наклонена, рука прижата к виску, как будто его локоть лежал на поднятом колене или на столе, не попавшем в кадр. Он не улыбался. Его губы были крепко сжаты, дополняя холодное обвиняющее выражение глаз.
Его взгляд продолжал преследовать ее, когда она отошла и завернула за угол, где столкнулась лицом к лицу с огромным черно-белым портретом самой Энни. Оливия молча разглядывала ее. Энни выглядела такой же красивой, какой она ее запомнила, с чудесной матовой кожей, но странно было видеть черты ее лица полными жизни. На глянцевом темном фоне фотоснимка ее волосы выделялись непокорным светлым шелковистым ореолом.
– Она как живая, – мужчина приблизился сзади, и Оливия повернулась к нему лицом.
– Это вы ее фотографировали?
– Да, – казалось, ему очень трудно перевести взгляд с Энни на Оливию, но в конце концов он протянул ей руку и представился:
– Меня зовут Том Нестор.
От него пахло табачным дымом.
– Оливия Саймон, – она оглянулась на портрет. – Должно быть, Энни была замечательной моделью для фотографа.
– О да, – он засунул руки в карманы своего комбинезона. Рукава его рубашки в голубую полоску были закатаны по локоть, густые светлые волосы покрывали мускулистые руки. – Знаете, когда вы слышите о том, что кто-то умер, вы думаете: я не могу в это поверить, но потом вы смиряетесь с этим. Но что касается Энни, мне потребовалось несколько месяцев, чтобы поверить. Иногда мне все еще кажется, что она войдет в эту дверь и скажет мне, что это все шутка, что ей просто нужно было немного отдохнуть. Мне нравится идея, будто она могла… – его голос затих, он пожал плечами и улыбнулся. – Ну, ладно…
Оливия вспомнила женщину на столе в отделении скорой помощи, ровную линию на мониторе, жизнь, выскальзывающую у нее из рук.
– На самом деле, мне нужно взять сюда другого художника, – продолжал Том. – Я не могу один платить за это помещение. Правда, Алек, муж Энни, помогал мне. А я просто не могу себе представить, как буду работать с кем-то другим. Я проработал с Энни пятнадцать лет.
Оливия обернулась к нему:
– Мой муж писал статью о ней для журнала «Сискейп».
Том выглядел удивленно.
– Пол Маселли – ваш муж? Я и понятия не имел, что он женат.
Конечно, она и не ожидала, что он много о ней рассказывал. Может быть, он даже не сказал Энни, что женат.
– Ну, вообще-то он… мы живем отдельно, – сказала она.
– А…. – Том снова пристально вглядывался в фотографию Энни. – Он все еще приходит сюда время от времени. Говорит, что обустраивает новый дом. Он купил много ее витражей. Хотел купить ту викторианскую даму, на которую вы смотрели, но я не собираюсь с ней расставаться.
Оливия просмотрела остальные фотографии, а затем вернулась в центральную часть студии. Она потрогала краешек витража, свисавшего с потолка.
