Мария Арбатова - Семилетка поиска
– Квартира? Хорошо. Еще что вы понимаете по-разному? – спросила Карцева более твердым голосом, чем говорила раньше, повышая интонацию вместе с Каравановым.
– Еще она вывела из дому всех моих гостей! Она не дает мне возможности принимать их так, как мне удобно! Потому что отсутствие вазочек дискредитирует ее как «хозяйку». – Он поднял чашку с кофе, видимо, символизирующую те самые «вазочки». – В нашем общем доме у меня нет своего «угла», своего «рабочего места», нет своего частного пространства. Запрета на него нет, но этот «угол» неизбежно будет сделан не по моим, а по ее критериям, а значит, не сможет ощущаться как «мой угол». Поэтому я давно отказался от подобных попыток…
– Так ты меня хочешь обвинить в том, от чего ты сам давно отказался?! – вспыхнула Елена.
– Да, я отказался. Мне так дешевле! И ты это знаешь! – почти заорал он. – Большую часть дел, которые я бы вполне мог делать дома, я делаю на работе, где, в отличие от этой квартиры, я чувствую себя «у себя дома». Но главная тема, не дающая мне жить нормально, это тема предательства… И пространство тем для обсуждений, не чреватых риском нарваться на упрек в предательстве, сужается год за годом…
– Вам очень тяжело жить в такой атмосфере? – понимающим голосом спросила Карцева.
– Да вы себе не представляете! Все мое внутреннее устройство переориентировалось на задачу – отбиться… – упавшим голосом сказал Караванов, и Елена бегло подумала: – «Какая ж я сука!»
– Скажите, что для вас стало неожиданностью в рассказе вашего мужа? – повернулась Карцева к Елене.
– Не знаю… По отдельности я все это слышала, – пожала плечами Елена. – Но когда все сразу, то неожиданны… как это сказать… объемы обреченности. Знаете, я всегда, когда вижу проблему, сначала начинаю ее решать, а потом уже думаю. Глаза боятся – руки делают. А Караванов наоборот. Он начинает думать, думать, надувать проблему, пока она его не придавит…
– Вот видите, – щелкнул пальцами Караванов. – Весь ответ состоит из того, что она сверхчеловек, а я – не тяну.
– Ну я не это хотела сказать! – покраснела Елена и четко поняла, что хотела сказать именно это. – Вот он говорит, что у меня на лице всегда написано: «Ты не заслужил своими прежними поступками моей жертвы». Но что я могу сделать со своим лицом, если столько лет я приходила домой и из-за него видела здесь мать своего первого мужа? Я что, должна устраивать театр кабуки со своим лицом? Или я должна скрывать от него, как мне это все было тяжело?
– Но ведь то, как вы говорите, это дорога не к починке брака, а к его дальнейшему разлому… – намекнула Карцева.
– Ну что же делать? Он высказался, значит, и мне пора высказаться, – оборвала ее Елена, хотя в мозгу запульсировало «замолчи, остановись», но ее уже понесло, как разогнавшийся поезд. – Он говорит, что я все знаю за него лучше? Но это его устраивает. Попробовал бы кто-то мне сказать, что он все знает за меня! Караванов говорит, что у меня нет влечения к нему в постели? Но что он сделал, чтоб оно было? Ошарашил меня подарком? Завалил под кустом? Зажег свечи? Он говорит про наше жилье! Но ему все равно, где жить и как жить! Он не знает, что такое красиво, почему нож должен лежать справа, а вилка слева, почему салат надо перекладывать в салатницу, а не есть из миски, с какой целью туалетная бумага должна подходить по цвету к обоям в туалете… У него нет своего частного пространства? Но у нас всего один письменный стол с компьютером. Поставить второй? Чтоб получился офис? Есть другой выход: заработать на квартиру побольше, с кабинетом для него. Но он не готов это делать, потому что в свободное время занимается наукой, а не халтурой! И занимался этим, даже когда здесь была мать Толика, потому что сберегал собственную личность ценой моей…
– Остапа несло, – вставил Караванов.
– Я тебя не перебивала! – гавкнула Елена и честно добавила: – Почти… Смотрите: он отказался от того, чтобы выгородить себе угол, потому что ему было так дешевле! Он отказался в свое время от боя за квартиру, потому что ему было так дешевле! Он же никогда не думал, насколько все это будет дорого мне! Ведь это я имела тут мать Толика, а он практически жил на работе! Он считает, что главная причина моего недовольства – предательство? А на что он рассчитывал, когда предавал? Он утверждает, что разучился делать многие вещи, связанные с инициативой? Но ведь это так удобно… Тем более что придет большая сильная жена и все сделает сама. И даже по головке погладит, чтоб не расстраивался, что у него ничего не получилось…
…Елена не помнила, что они дальше говорили друг другу. Помнила, что она раза три ставила чайник и он успевал остывать до того, как к нему притрагивались. Под конец Карцева спросила, насколько эффективно они готовы идти навстречу, чтоб договариваться, и попросила оценить это по десятибалльной системе. Елена назвала цифру восемь. Караванов – цифру два.
Цифра два словно хлестнула ее по щеке – получалось, что он не хочет сохранять брак. На самом деле было ясно, что цифрой восемь она в очередной раз пытается показать ему, козлу, насколько большую жертву готова принести… чем он, козел, того заслуживает.
Еще он что-то там заявил про то, что готов строить любовные отношения на стороне. Но тут Елена так неприлично расхохоталась, что Карцева начала усмирять ее. И попросила Караванова обождать с любовными отношениями на стороне хотя бы неделю, до следующей встречи с ней, на которой они посмотрят, какова реальная динамика их готовности пойти навстречу друг другу.
Елена выложила ей кучу денег. И с неудовольствием отметила про себя, что на психологе настоял Караванов, но нашла психолога она, договорилась она, стол накрыла она, и даже в кошелек полезла тоже она. А Караванов ушел на кухню переживать.
– И что вы обо всем этом думаете? – шепотом спросила Елена в коридоре.
– Кризис идентичности. Мальчик вырос, но не знает, что с этим делать. А мама не знает, как себя вести с выросшим мальчиком. Все зависит от того, насколько сильно вы нуждаетесь друг в друге психологически. Если сильно, то брак сохранится, – устало резюмировала психолог, было видно, что они выпили из нее всю энергию.
– Ой, да о чем вы говорите? – отмахнулась Елена. – Мы – идеальная пара. Просто эти деловые игры снесли ему крышу, и он на неделю стал Наполеоном.
– Вы действительно так думаете? – подняла брови Карцева.
За вечер не проронили ни слова. К утру дошло все произошедшее: Елена словно окаменела, а Караванов начал суетиться, как всегда, когда был виноват.
Днем позвонил ей на работу и осторожно предложил:
– Если ты вечером не занята, то давай зайдем купим простыни…
С простынями была та же пурга, что и со всем остальным. Караванова раздражало, что, застилая широкий диван, простыня не засовывалась сбоку на нужную ему глубину. По сути дела, он забраковывал все красивые постельные комплекты, подбираемые Еленой под обои. И было совершенно непонятно, что, во-первых, делать с простынями от комплектов; и как, во-вторых, заменять эти самые простыни на более широкие безжизненных старушечьих расцветок. Елена не видела выхода, и Караванов предложил совместное посещение магазина ткани как первый опыт договаривания.
