Британский качок (ЛП) - Ней Сара

Стою спиной к двери, когда он входит на кухню, и замираю с деревянной ложкой в руке, когда поворачиваюсь.

Он побрился.

Не совсем — у него все еще есть волосы на лице, — но парень определенно привел в порядок загривок на шее и щеках, волосы на лице стали более аккуратными, чем были, когда он открывал дверь.

Эшли сменил штаны на шорты.

Ноги все еще босые.

Волосы все еще влажные, зачесаны набок.

Мило.

Очень мило.

Он улыбается мне, подходя ближе.

— Чувствуй себя как дома, — дразнит он.

Ха-ха.

— Извини, просто хотела быстрее приняться за дело.

— Приняться, — повторяет он. — Это южное слово?

— Нет. Обычное слово.

Я краснею.

Он садится на стул у стойки.

— Тебе нужно… какое-нибудь содействие?

Содействие.

Обычный парень сказал бы: «Тебе нужна помощь?»

Настолько правильно, что заставляет меня еще больше задуматься о его воспитании — откуда он, кроме Суррея, Англия.

Я не спрашиваю.

Вместо этого возвращаюсь к кастрюле с водой.

— Все в порядке. Это несложно.

И совсем нездоровая пища, я могла бы добавить. Последнее, что кому-либо из нас следует употреблять, если мы следим за своим рационом ради занятий спортом, хотя ему, вероятно, приходится потреблять тысячи калорий, сжигая их во время своих матчей.

— Что это такое?

Я поворачиваюсь и вижу, как он размахивает пачкой хот-догов.

— Хот-доги.

— О. — Он поворачивает упаковку то так, то эдак.

— Ты это серьезно? Все знают, что такое хот-дог.

Кроме того, это написано на упаковке. Или подождите, может быть, там написано «Болл Парк Фрэнкс» ^[7]…

— Никогда такого не пробовал. — Его единственный ответ.

— Так и думала, поэтому и принесла их. — Очень умно с моей стороны. И очень любезно.

— Выглядят чертовски отвратительно.

— Ну, спасибо.

— Я не говорил, что ты выглядишь чертовски отвратительно, расслабься. Я сказал, что сосиски такие.

Я смотрю на него, протягивая ложку.

— Пожалуйста, не говори «сосиска» ^[8].

— Почему? — Он смеется, показывая щербинку между зубами.

— Сам знаешь почему.

— Нет, на самом деле, не знаю.

— Ну, сосиска… это как… — Я не могу сказать «пенис», становясь пунцовой, когда парень выжидающе смотрит на меня, ожидая, когда я закончу свое предложение.

Пусть даже не надеется.

Вода закипает, я вскрываю все три коробки «Мак-н-чиз», вынимаю пакетики с приправой и высыпаю туда всю лапшу.

— Серьезно, Джорджи? Три коробки?

Я приподнимаю бровь.

— Поверь мне, я сама могу съесть целую коробку. На двоих три коробки самое то.

— Плюс эти сосиски. — Он все еще держит их в руках. — Что ты собираешься с ними делать?

— Нарежу их и положу в кастрюлю, как только макароны будут готовы.

— М-м-м, вкуснятина. Я почти чувствую, как мое тело отвергает механически обработанное мясо. Какой я счастливчик.

Это заставляет меня засмеяться.

— Твое тело определенно что-то почувствует после того, как съешь это.

— И вы едите это дерьмо?

— Выросла на этом, — говорю я с улыбкой. — Это был основной продукт в доме Паркеров. Моя мама работала полный рабочий день, когда я росла. — Я останавливаюсь, чтобы посмотреть на него. — А как насчет твоих родителей? Твоя мама работала?

Кажется, он колеблется, подбирая слова.

— Нет, мама не работала.

— Так она была мамой-домоседкой?

Он моргает.

— Можно и так сказать.

Это странный ответ.

— А как насчет твоего отца?

Он кивает.

— Инвестиции.

Его ответ краток.

— Значит, твоя мама, должно быть, готовила еду каждый вечер, раз уж она была дома.

Эшли наблюдает за мной еще несколько секунд.

— Не совсем.

Я кладу ложку и прислоняюсь к столешнице.

— Что значит «не совсем»? Ты только что сказал, что она была домохозяйкой.

— Нет, это ты так сказала.

Но он не стал этого отрицать.

— Знаешь, что у меня сейчас к тебе миллион вопросов, не так ли?

Эшли откидывает голову назад, когда смеется.

— Можешь спросить, но это не значит, что я отвечу.

Умник.

Я протягиваю руку, чтобы он мог передать мне упаковку хот-догов, открывая ящик за ящиком на этой полностью укомплектованной кухне в поисках ножа или ножниц.

Разрезаю упаковку, положив на разделочную доску, которую нашла прислоненной к задней панели.

Достаю пять хот-догов и начинаю нарезать их на небольшие кусочки. От ностальгии у меня слюнки текут, а восторг от этого детского блюда нарастает.

— Не думала о кулинарной школе? — раздается его забавный комментарий, когда я режу.

Ха-ха. Большой парень — комик.

— Не смейся, пока не попробуешь. — Я замечаю, что шербет все еще на острове, вероятно, наполовину растаявший. — Черт. — Я указываю на фруктовый десерт. — Не мог бы ты положить это в морозилку, пожалуйста?

— Дай угадаю, тема этого грандиозного мероприятия — оранжевый цвет?

Я снова закатываю глаза, не оценив его сарказм по поводу моих попыток сделать что-нибудь веселое.

Не обращая на него внимания, я отмеряю масло и молоко, нахожу дуршлаг для процеживания лапши.

Наливаю ему стакан шоколадного молока. Подвигаю его через стойку, как бармен.

— Прибереги до ужина, — предупреждаю я. — Кроме того, это отлично помогает от похмелья. — Я подмигиваю.

— Принято к сведению.

Думаю, он дразнит меня, но трудно сказать наверняка. У Эшли Драйден-Джонса бесстрастное лицо, как ни у кого другого — осмелюсь сказать, что оно лучше моего — и он не боится этим пользоваться.

— Твой дом меня удивил, — говорю я, доставая две миски из шкафчика.

— Почему?

— Потому что. Здесь… намного приятнее, чем то, к чему я привыкла. — Этот дом не так далеко от кампуса, чтобы быть частью жилого района — района, в котором вы не найдете ни одного живущего студента.

— О. — Он замолкает на несколько секунд. — Мама нашла его. Э-эм, думаю, с помощью риелтора. Мне позволили пожить в общежитии только семестр… сказали… что я…

Его фраза обрывается.

— Сказали, что ты… что?

Эшли делает вдох.

— Сказали, что я достаточно пожил в общежитиях и должен жить в настоящем доме, если не собираюсь учиться дома. Думаю, мама чувствовала себя виноватой.

— Виноватой?

— Я не жил дома с тех пор, как мне исполнилось десять.

Мои глаза чуть не вылезают из орбит.

— Что?! Почему?

— Школа-интернат. — Парень пожимает массивными плечами. — Ничего страшного, Паркер, иногда такое бывает.

Паркер.

Он назвал меня по фамилии.

Это хорошо или плохо?

9

Эшли

Джорджи замирает, когда я называю ее по фамилии; я поддразниваю, но она этого не знает, ее щеки приобретают уже знакомый оттенок розового.

Я сильно смущаю ее.

Ненарочно. Просто ее так легко вывести из себя.

— Школа-интернат — обычное дело, но мама думала, что после окончания я возьму годичный перерыв и буду жить дома. Думаю, она ожидала, я не знаю, делать то, что делают мамы, например, готовить для меня и суетиться, не то чтобы она когда-либо готовила для меня.

— Почему ты не взял перерыв?

— Перерыв просто продлевает неизбежное, не так ли? Я знал, что хотел изучать. Мне не нужен был год, чтобы заниматься самоанализом или путешествовать.

Пустая трата времени, хотя большинство моих товарищей сделали именно это, все они теперь на год или два отстают от меня в получении своих дипломов.

Я хочу работать, а не сидеть на заднице.

И я не могу играть в чертово регби всю оставшуюся жизнь.

— В этом есть смысл. — Джорджи вздыхает. — Тебе нравится жить одному? — Таков ее следующий вопрос. Маленькая шалунья просто ничего не может с собой поделать.