Анонимные грешники (ЛП) - Скетчер Сомма

— Ты рано, Порочный.

Я закатываю глаза, услышав это прозвище, ставлю свой бокал на стол и машу в сторону бара, чтобы принесли ещё. Мне это понадобится. Но затем другой голос немного расслабляет меня.

— Я нашел.

— Нашел что? — Данте хмыкает.

— Самое унылое место на земле. Держу пари, что даже тараканы разбежались кто куда.

Мои губы кривятся при звуке дерзкого голоса Тора. Я оборачиваюсь и вижу, как он подходит к стойке и ударяет по ней кулаком.

— Bastardo, — бормочет он, поднимая руку, чтобы осмотреть её. — У меня чертова заноза.

Барменша появляется из задней комнаты, сжимая в руке бутылку Клуба Контрабандистов, застывшая улыбка на её лице плохо скрывает панику в глазах. Возможно, она и не знала меня, но она уж точно знает Тора и Данте.

— О, смотрите, это Добрая Самаритянка⁵.

— У меня есть имя, знаешь ли.

— Да, да, просто дай это, — ворчит Тор, бросаясь к ней и выхватывая бутылку.

— Э-э, ладно. Эм, что-нибудь ещё?

— Да, прививку от столбняка.

Я качаю головой, слегка увлеченный происходящим.

— Его нельзя никуда с собой брать.

Я не заметил, как Данте опустился в кресло напротив. Он откидывается назад, разглядывая меня. Как всегда, его натянутая улыбка не касается глаз.

Как и его отец, он олицетворяет всё, что я ненавижу в том, что связано с именем Висконти. Коза Ностра течет по его венам, как отвратительный вирус, и одевается он так, словно только что сошел со съемочной площадки фильма Марлона Брандо.

Тор неторопливо подходит и ставит бутылку на стол между нами.

— Рад тебя видеть, cugino⁶. Обычно ты приезжаешь на Побережье только на Рождество и похороны, поэтому я был удивлен, увидев тебя вчера вечером на ужине. Ты здесь на поминальную службу своих родителей? Потому что до неё ещё больше двух недель.

— Нет, — тихо говорит Данте. — Он хочет вернуться домой.

За краем своего бокала я сдерживаю ухмылку. Так вот почему он вчера вечером так настаивал на встрече со мной сегодня. Когда все спрашивали меня, почему я в городе, мой ответ «просто приехал в гости» показался ему недостаточно убедительным.

Он ошибается. Я бы предпочел насрать в свои ладони и похлопать, чем вернуться в Дьявольскую Яму и занять свое законное место Капо, но то, как его вытаращенные глаза скользят по моим чертам лица, то, как он сжимает свой стакан так, что побелели костяшки пальцев, заставляет меня понять, что он нервничает. Поэтому я заставлю его ещё немного попотеть.

Тор присвистывает.

— Неужели это, наконец, возвращение Порочного Висконти?

Моя челюсть напрягается. Точно так же, как Ангелы Дьявольского Ямы, Порочный Висконти — это прозвище из другой жизни. За последние девять лет во мне не было ничего порочного. Но я не могу этого отрицать — когда я слышу, как Тор называет меня, у меня по спине пробегает волна адреналина.

Было приятно быть порочным.

— Я не собираюсь возвращаться. Как я уже сказал вчера вечером, я просто приехал погостить.

Ложь. Вам бы наверное пришлось сделать лоботомию, чтобы Вы решили посетить Дьявольскую Ямы без определенной цели. Тор прав — я прилетаю сюда на Рождество и похороны и очень редко в промежутках между ними. Я остаюсь ровно настолько, чтобы успеть пожать руки своим дядям и стукнуть кулаками со своими двоюродными братьями. Поцеловать тетушек в щеку и позволить им ущипнуть меня, когда они рассказывают мне, каким большой я стал. Нахождение в этом городе слишком долго заставляет меня чувствовать, что я теряю клетки мозга. К тому же, не так уж часто я могу услышать вопрос: когда ты вернешься?

Все всегда хотят знать, когда я, блять, вернусь.

Я не люблю Данте даже настолько, чтобы сказать ему, что я здесь из-за чертового печенья с предсказанием.

Облегчение мелькает в его глазах, и у меня возникает немедленное желание раздавить это.

— Но когда я все-таки решу снова возглавить Дьявольскую Яму, ты будешь первым, кто узнает, — добавляю я. — Спасибо, что держишь место тёпленьким для меня.

Он, черт возьми, чуть не подавился своим виски. Разглаживая рубашку, итальянскую, без сомнения, он ставит свой стакан и сердито смотрит на меня.

— Держу место тёпленьким? Я полностью преобразил его. Перестроил инфраструктуру, купил целый флот судов частного пользования. Нанял круглосуточную охрану для патрулирования города. Твою мать, я обвел портовых чиновников вокруг пальца и обеспечил новые торговые маршруты в Мексику и на Ближний Восток, — его ноздри раздуваются. — Я сделал больше, чем просто держать место тёпленьким, — рычит он.

Его вспышка гнева витает в воздухе, как неприятный запах. Наслаждаясь жаром его сердитого взгляда, я медленно вращаю запястьем, взбалтывая коричневую жидкость в своем стакане. Я позволил ему попотеть. Затем, когда напряжение становится восхитительно сильным, мой взгляд встречается с его.

— Поэтому, когда я решу вернуться, ты покажешь мне, как это сделал.

— Вернешься? Должно быть приятно — иметь роскошь возвращаться и уезжать, когда тебе заблагорассудится, пока я удерживаю территорию для тебя.

И вот оно — одна из многих причин, по которым Данте презирает меня. Насмешки и язвительные комментарии вбивали клин между нами столько, сколько я себя помню, и то, что мы почти десять лет были разделены целым континентом, ничего не изменило. Это началось, когда мы были ещё детьми, он всегда считал мое поведение и моих братьев ребяческим из-за особой игры, в которую мы играли. А потом это презрение превратилось в ревность, когда наша игра стала означать то, что мы убили человека задолго до того, как ему даже разрешили взять в руки оружие.

О, а потом я трахнул его спутницу на выпускной. Хотя и не могу вспомнить зачем.

Теперь, в тот момент, когда я ступаю на Побережье, я чувствую его враждебность. Он ненавидит, что я пошел против его любимой традиции, и он ненавидит, что эта же традиция мешает ему полностью завладеть Дьявольской Ямой и получить полный, беспрецедентный доступ к порту.

Я поднимаю свой бокал и подмигиваю.

— Для этого и существует семья, верно?

Тишина обжигает сильнее, чем огонь. Его челюсть и горло подергиваются, когда он проглатывает горькую реплику, которую собирался выплюнуть.

Мы пристально смотрим друг на друга, и я чувствую, как знакомая тьма клубится у меня под ложечкой. Адреналин жужжит где-то на задворках моего мозга. Облизываю губы, игнорируя дребезжащий звук, издаваемый Порочным Висконти, пытающимся вырваться из своей клетки. С моего момента становления непосредственным, я пытался гоняться за кайфом с быстрыми машинами и шлюхами, в словаре которых отсуствует слово «нет», но ничто и близко не сравнится с ощущением того, что я жестокий ублюдок.

Я променял эту жизнь на офис в пентхаусе, залы заседаний и гребаные электронные таблицы. Но это было нелегко. По крайней мере, раз в месяц я могу предаваться своей темной стороне. Наверное, это единственная причина, по которой мой кулак ещё не заехал ему в лицо.

Тор прочищает горло и поднимается на ноги.

— Я иду курить. Пойдемте, возможно, постояв со мной под проливным дождем, вы, псы, охладитесь.

Не говоря ни слова, мы с Данте следуем за Тором через бар во внутренний дворик в задней части. Крыльцо представляет собой не что иное, как четыре деревянные планки, связанные вместе рыбацкой веревкой, и единственное, что защищает нас от шторма — это пара ящиков, образующих импровизированную крышу. Тор поднимает глаза вверх, бормочет что-то об управлении безопасностью и гигиеной труда себе под нос и закуривает сигарету.

Из внутреннего дворика бара «Ржавый якорь», расположенного в нескольких метрах вверх по склону утеса, открывается панорамный вид на порт. Несмотря на моё презрение к нему, я не могу отрицать, что он выглядит намного лучше, чем когда я был ребенком. Гавань стала в два раза больше, сходни и пандусы были полностью восстановлены. Черт, даже офис начальника порта отремонтирован — раньше это была всего лишь старая скрипучая хижина, которая стонала на ветру, а теперь она сделана из кирпича и даже имеет окна.