Владимир Романовский - Леротикь
Вскоре после этого группу пригласили играть на свадьбе, а затем на дне рождения. Им заплатили – ничего особенного, не великая сумма, но появилась надежда, слабый свет впереди, предвкушение славных деяний – они прошли первый тест.
Обратимся к дневнику Юджина, или же, точнее, к той записи, которая имеет отношение к его изначальному участию в зловещем деле убийства, о котором нельзя было сообщить в газетах.
II
ИЗ ДНЕВНИКА ЮДЖИНА ВИЛЬЕ —
Джулиан, наш классный белый паренек, родился в Калифорнии лет двадцать пять назад, в рядовой англосаксонской семье. Соображает он не скоро и ужасно любит приключения, и попадает время от времени в переделки. Кроме этого, он ужасный невежда. Дикий. Но он все равно классный, и он всегда находит, что сказать – в своей заторможенной, солнцем перегретой калифорнийской манере, когда все остальные вдруг замолчали – душа компании. Но это не главное. Главное – он пишет стихи. И слова к песням. И всю классику знает наизусть. И равных ему нет.
В общем – нас попросили выступить … Нет, конечно, это мы сами просили и умоляли и ползали, вернее я и Джулиан, целые месяцы, чтобы нам позволили выступить в частном клубе на Верхнем Вест Сайде. Нам сказали, чтобы мы играли только джаз, так что Джулиан принес с собой саксофон, дабы притворяться лидером группы и сольным исполнителем. Разоделись мы. И было у нас двадцать минут до начала вечеринки. Настроились. Клавиатуру свою я оставил дома – джаз так джаз, на подиуме стоял вполне приличный кабинетный рояль.
Я пробежал по клавишам, и – эх-ма, ничего в жизни гладко не бывает. Вот не дадут же музыканту поскучать. Соль в третьей октаве требовала настройки. Вгалопировал менеджер, и я обратил его внимание на незадачу. Он удивился и говорит – А ты не можешь эту ноту просто обходить?
Когда я в ударе, я половину клавиатуры могу обходить, но в данный момент я был не в настроении. Был понедельник, я не выспался толком. И вообще. Я поднял крышку и заглянул внутрь, и обнаружил там больше пыли и мусора, чем в Дрездене после бомбежки. Я не из тех, кто считает, что на инструмент нельзя дышать. У меня с инструментами обращение свойское, как бы изящно они не были сконструированы. Но, видите ли, профессиональное пренебрежение и пренебрежение негодяйское – вещи разные. Я попросил пылесос.
Менеджер посмотрел на меня так, будто я на его дочери жениться собираюсь. Я говорю рассудительно – Ну вот что, начальник. Либо ты несешь мне пылесос, либо я отменяю номер.
Джулиан, сидя на стуле рядом, ткнул меня в ребра. Я отмахнулся.
Менеджер решил, что будет проще, если он поступит в соответствии с моими пожеланиями. Он исчез и вскоре вернулся с портативным пылесосом. А тем временем посетители начали заходить в клуб один за другим. Я снял свой лондонский пиджак, закатал рукава рубашки, и пропылесосил фортепиано. Паркер наградил меня за мои усилия барабанной дробью. Джулиан и Фукс засмеялись, и некоторые посетители тоже.
Мы были готовы. Фукс сыграл ми на своем монструозном басе, Паркер брякнул палочкой в тарелку, Джулиан произвел на гибсоне несколько бравурных аккордов, а я сел на скамью перед клавиатурой.
Талиа Би состоит из нескольких капризно освещенных комнат. Музыкальная комната находится в логическом центре заведения. В ней достаточно просторно, чтобы танцевать бальные танцы. В комнате находились люди, и слышались невинные разговоры, смешки – и все что-то пили. Все это следовало сопровождать не очень громкой, вежливой музыкой. Посетителю следует давать возможность говорить, не напрягая связки. Это не значит, что его должны слушать или слышать … впрочем, не важно.
Мы начали с не очень известного опуса, который в свое время исполнял Дюк Эллингтон. Понемногу я начал привыкать к отсутствию ноты в третьей октаве. Помню, что у Паганини был случай, когда он сыграл на одной оставшейся на скрипке струне, и никто ничего не заметил. Историю эту не следует принимать всерьез, как вы уж поняли. Думаю что не заметили не потому, что он так умело играл (играл он умело, конечно, но к делу это не относится), но, в основном, потому, что он умел использовать невежество аудитории. Аудитория решила – эй, что-то странно все это звучит, но ведь это Паганини там, на сцене, играет – а он знает, что делает, значит – так надо.
Так или иначе, но пропускать только одну клавишу – легче, чем три струны из четырех. Паркер увлекся своим стуком. Я на него мрачно глянул. Он чуть притих. Паркер никогда бы не смог играть на настоящем инструменте – пальцы у него гнутся плохо.
Начало у нас получилось хорошее в тот вечер. Джулиан поднял свой сакс и выдал несколько финтов, которые горожане, как они утверждают, очень любят. Я думаю – врут. Джазовые импровизации неизменно нагоняют на меня тоску, и я скрежещу зубами, а медицинской страховки у меня нет, и дантисту платить нечем.
Когда Джулиан кончил, наконец, свои экзерсисы бестолковые, я почувствовал, что разозлился и в то же время хочу поозорничать. Пришел мой черед выдать соло, и я покривлялся слегка, уходя то в пиано, то в фортиссимо, то опять в пиано, после чего я очень гладко вплел первые несколько тактов Этюда в Фа-Мажор, Рахманинова, в основную тему. К моему удивлению, некоторые посетители обернулись. Ну я и прекратил тут же, чтобы не вызывать нареканий.
Одна из пар в помещении была – хорошо одетая, среднего возраста, и были они поглощены чем-то, какой-то своей дискуссией, и в паузе (я прекратил паясничать, и возникла пауза) мужчина вдруг сказал на весь зал —
Ну и черт с ним со всем! Давай праздновать! Потанцуем!
Женщина что-то ему ответила, и он тоже что-то сказал, в этот раз тихо. Затем, снова громко, добавил —
А вот мы проверим!
Он встал и подошел к подиуму. Джулиан, Фукс, и Паркер снова включились, стали играть. Гость наклонился над крышкой рояля и говорит – Простите. (Он очень вежлив). Можете ли вы, парни, сыграть вальс?
Только в этот момент я сообразил, что он не из данного окружения, не принадлежит к высшему эшелону среднего класса, как остальные посетители. Нет, совсем не то – гораздо выше. Что он здесь делает? Как объяснил мне потом Джулиан, люди иногда ищут непривычную обстановку, чтобы побыть наедине друг с другом, чтобы их никто из своих не видел. Голубокровные так хорошо огородились от остального мира, что в средне-классовом клубе им вполне можно спрятаться – никого из своих не встретят.
Он вытащил бумажник. Мне бумажник понравился. Я заметил, что Фукс таращится на бумажник. Еще две секунды, и он перестанет играть, и у него начнется слюноотделение.
Я быстро сказал – Сто.
Следовало сказать – семьсот, и я бы их получил. Мужчина положил стадолларовую купюру в хрустальную вазу на рояле, кивнул, улыбнулся, и отошел. Мы продолжали играть то, что играли раньше, еще минуты четыре, дабы сохранить лицо. Закончив сохранять лицо, я повернулся к моим солдатам, подмигнул, и сказал – Так, теперь – три четверти, в основном соль-мажор, то есть, нет, ля-бемоль, конечно же! Ля-бемоль, в остальных случаях следите за мной. Паркер, полегче, пожалуйста. Я серьезно.
Я очень невинно начал вальс Легара из «Графа Люксембурга». Я увидел, как мой клиент поднимается на ноги и предлагает руку своей даме. Она помедлила, но, под взглядами недоуменно повернувшихся, встала. Пожала плечами. Двуногие формы жизни стали двигаться, чтобы освободить место, а пара пошла туда, где обычно в этом клубе танцевали – достаточно пространства, чтобы три или четыре пары выделывали хоть танго, хоть фокстрот, если не очень толстые. Мужчина и женщина встали в позицию. Мужчина посмотрел на меня. Я кивнул и задал ему ритм, сыграв чуть громче в басах. Они начали кружиться. Джулиан попытался всунуться со своим гибсоном, взял неправильную тональность, и остановился смущенно. Фукс же поймал, осознал, и подключился. Паркер время от времени давал дробь и бил в тарелку в нужные моменты, что всех удивило. Я перешел на другой вальс Легара, ультра-роскошный, из «Веселой Вдовы», сыграл его с ветерком, более или менее имитируя весь, блядь, симфонический оркестр с помощью моего, такого теперь послушного, инструмента. Когда я поднял голову в следующий раз, еще три пары танцевали прямо у подиума. Появился менеджер с озабоченным видом. Я понял, что совершаю большую ошибку. Люди стали входить из других помещений, привлеченные спектаклем. Подключились еще пары. И всем весело, и всем нравилось. И должно было закончиться. Для полной меры я сыграл вальс из «Спящей Красавицы» и на этом остановил незапланированное развлечение. Менеджер находился уже на пути к роялю, но мой клиент его опередил.
Он говорит – Это просто замечательно было. Даже не знаю, как можно вас отблагодарить.
Подошла его дама и остановилась за ним. Я подумал, что нужно действовать быстро, и сказал – Сэр. (Остальные пока что радовались и хлопали). Сэр, очень сожалею, но озорство наше может нам стоить будущих ангажементов. На сегодня танцы не были запланированы.
