Мэриан Кайз - Замри, умри, воскресни
Не исключено, что со временем я последую примеру Жожо и стану работать самостоятельно. Но, учитывая начинающуюся писательскую карьеру, я решила с этим повременить.
Единственное, что отравляло мне существование, это то, что я никак не могла оправиться от стыда за свой флирт с Джонни Рецептом и избегала даже приближаться к аптеке. Но покажите мне человека, чья жизнь абсолютно свободна от неприятных моментов, и я скажу вам, что это покойник.
В апреле, незадолго до выхода моей книги в свет, я наконец поехала на Антигуа в отпуск. Вместо Оуэна я пригласила с собой Андреа. Потом Коди тоже выразил желание, следом за ним — Тревор с Дженнифер, потом Сильви с Найалом сказали, что тоже бы не прочь отдохнуть, а Сьюзан вообще собралась приехать из Сиэтла — короче, нас вдруг оказалось восемь. В таком составе недельного тура нам показалось мало, и мы взяли двухнедельный.
Еще до вылета из Дублина настроение у всех было возбужденное. В аэропорту семеро из нас обступили книжную стойку, где была выставлена «Радуга», и наперебой загалдели:
— Говорят, потрясающая книга!
— Если бы ехал в отпуск, непременно бы купил.
После этого одна женщина ее купила, тогда Коди отвел ее в сторонку и таинственным шепотом сообщил, что автор среди нас. Дама, явно уверенная, что это розыгрыш, позволила все же мне надписать ей книжку и не стала возражать, когда я обронила слезу, а Коди снимал торжественный момент на видео.
Когда мы приехали на курорт, то рядом с нами у бассейна оказалась женщина — другая, не та, что в аэропорту, — которая читала «В погоне за радугой». Правда, тут же находились еще шестьсот сорок семь человек с «Мими» в руках, но это неважно. Не стану спорить, каждый раз, как я видела эту ненавистную обложку, что-то у меня в груди екало, но не настолько, чтобы нельзя было справиться.
Мы разыскали Сьюзан, она прилетела днем раньше, и последующие две недели прошли потрясающе весело. Солнце светило без перерыва, мы все прекрасно ладили, всегда было с кем сыграть в теннис, а если нам требовался «простор» (ужасное слово!), то в нем недостатка не было. В отеле имелись джакузи, три ресторана, всевозможные водные развлечения и столько первоклассного спиртного, сколько мы были в силах в себя влить. Я бесконечно ходила на косметический массаж, ныряла с маской, прочла шесть книжек и даже хотела попробовать себя в виндсерфинге, но меня прогнали и сказали прийти в другой раз, когда я еще не совсем одурею от халявных коктейлей. Мы познакомились с массой интересных людей, и Сьюзан, Тревор и Дженнифер получили шикарный секс. Ночи напролет мы плясали до рассвета на захудалой дискотеке, но что самое приятное — наутро никакого похмелья. (Вот что значит первоклассное спиртное.)
Отпуск явился для меня поворотным моментом. Думаю, я забыла, что такое радость жизни, а теперь открыла ее для себя заново. В последний вечер мы сидели в баре на пляже, слушали рев волн, подставляли лицо пахучему ветру, и я вдруг поняла, что избавилась от горечи, которую так долго питала по отношению к Лили и Антону. И мне больше не хотелось ехать к папиному офису, чтобы позлорадствовать над Колетт. Мне даже было ее жаль; жизнь не сахар, когда у тебя двое детей, а ей, наверное, действительно не везет с мужиками — не сравнить со мной! — раз она даже за моего папашу ухватилась руками и ногами. (При всем моем уважении, человек он прекрасный и все такое — но действительно, сами подумайте!) Я даже простила отца. Я вдыхала благополучие, выдыхала покой и испытывала ко всем искренне добрые чувства.
Я оглядела сидящих вокруг — Андреа, Коди, Сьюзан, Сильви, Дженнифер, Тревор, Найал и какой-то парень из Бирмингема, чье имя я что-то не припомню (он к нам прибился, потому что спал с Дженнифер) — и подумала: вот все, что мне нужно — друзья и чтоб любить и быть любимой. Здоровье у меня есть, зарабатываю неплохо, скоро выходит моя книга, я с надеждой смотрю в будущее, и у меня есть те, кто меня любит. Я в полном порядке.
Я попробовала объяснить Коди, насколько мне легко и свободно.
— Еще бы, — ответил он. — Ты же совсем одурела от халявных коктейлей. (Эта фразочка стала у нас чем-то вроде пароля.) — Даже о мужиках забыла, — продолжал он. — Это никуда не годится.
Я попробовала объяснить, что я не забыла о мужиках, просто переосмыслила приоритеты, но у меня это не очень складно получилось, возможно, из-за того, что я совсем одурела от халявных коктейлей. Но это неважно. Счастье — это когда не обязательно, чтобы тебя понимали.
ЖОЖО
Жожо проснулась, тут же появились две мысли, которые преследовали ее по утрам все это время, и она поняла, что сегодня что-то должно измениться.
Первые две недели после ухода из «Липман Хейга» прошли в сплошных заботах. Постоянно звонил телефон — клиенты сообщали, что бегут с корабля к Ричи Ганту, Марк умолял вернуться, издатели жаждали объяснений происходящего, — и вдруг, как по мановению волшебной палочки, все разом стихло. Это было похоже на заговор молчания. Тишина наступила такая, что больно ушам, а время-то шло, хоть и очень, очень медленно.
Жожо обнаружила, что сидеть в собственной гостиной и пытаться руководить литературным агентством, почти не имея авторов, абсолютно бесполезное занятие. Последний подсчет показал, что из двадцати девяти клиентов она лишилась двадцати одного, при этом остались самые мелкие и неприметные, на которых много не заработаешь.
Поступлений не было — совсем не было, — и это ее бесило.
С пятнадцатилетнего возраста она никогда не сидела без работы; остаться без источников существования было равносильно тому, что подняться на трапецию без страховки.
Три месяца кряду, каждое утро, эта мысль была второй, приходившей ей после пробуждения. Весь февраль, весь март, весь апрель. Сейчас было начало мая, и ничто не изменилось.
Ей нужны новые авторы, но ее никто не знает, а самое смешное, что и рукописи, адресованные лично ей, «Липман Хейг» на ее адрес не пересылает.
Робкий ручеек рукописей в ее направлении забил после того, как Магда Уайатт написала о ней материал в «Тайме». Эти рукописи в большинстве были ужасны, но они означали, что Жожо еще не списана со счетов. Однако до сих пор ни одну не удалось продать.
Дни взаперти, без всяких событий тянулись слишком долго. Издатели не водили ее обедать в шикарные рестораны, как раньше, а на крупные профессиональные тусовки она намеренно не ходила, опасаясь столкнуться там с Марком. Но не ходить на все было затруднительно, ведь должна же она была демонстрировать издателям, что еще жива.
И все же Жожо старалась появляться там как можно меньше, поскольку ее первой мыслью после пробуждения по-прежнему каждый день был Марк. До сих пор, спустя три месяца после последней встречи, ей иногда делалось так больно, что становилось трудно дышать.
