Биверли Бирн - Огненные птицы
Он повернулся к Лили и взял ее руку в свою.
– Похоже на то, что Марк ответил на твой вопрос, дорогая.
– Да, он сдержал свое обещание. – Лили освободилась от пальцев Энди и сняла с шеи цепочку с висевшим на ней медальоном.
– Минуту, – сказал Марк. – У меня есть еще кое-какая важная информация. – Он показал на кипу бумаг. – После того, как я изложил свою просьбу, в работу включилось человек пятнадцать экспертов. Один из них обнаружил в архивах Нью-Йоркского исторического общества бумаги, заметки, принадлежавшие Аманде Мэннинг Кент. Лили затаила дыхание.
– Не может быть! Ее заметки? Те, которые она сама писала?
Марк кивнул.
– Вот не знала… За все эти годы я столько передумала о ней, столько размышляла, но никак не могла предположить, что в один прекрасный день мне удастся узнать о ней так много. Интересно, а почему этих материалов, вышедших из-под пера Аманды, нельзя было найти в библиотеке Филдинга?
– Скорее всего, она доживала свои последние годы в Нью-Йорке. Когда она умерла, кто-нибудь из ее племянников или племянниц, видимо, собрал все это и решил отправить в «Историческое общество». В этом нет ничего необычного. Масса частных бумаг переживает подобную участь и большинство из них так и остается непрочитанным, пока какой-нибудь исследователь случайно не нападет на них во время своих поисков. Аманда была ничем не примечательной женщиной, и никому до нее дела не было. За исключением разве что нас. Я думаю… – Марк замолчал. – Хотя, что здесь говорить? Лучше я прочту вам весь отчет от начала до конца.
Немного подождав, он начал читать.
Нью-Йорк и Филдинг, 1841–1910.
Через несколько лет после своего прибытия в Нью-Йорк Роджер Мендоза женился на Ребекке Шульман. В Англии брат Роджера Джозеф перешел в христианство и присоединился к англиканской церкви. Роджер, хотя и не был фанатичным иудаистом, все же в душе считал себя таковым. Его невеста тоже была еврейкой, но именно Ребекка высказала предложение, что отныне ни он, ни она не будут проявлять никакого интереса к религии и откажутся признавать себя евреями.
В действительности же Роджер в неуспехе своих финансовых начинаний винил именно национальные предрассудки, с которыми ему пришлось столкнуться в Нью-Йорке.
– Не имеет никакого значения, какую религию мы будем исповедовать, – не раз говорил он Ребекке. – Американцы все равно из-за фамилии будут нас считать евреями.
– Значит, надо эту фамилию сменить, – заявила Ребекка. – Почему бы нам не стать Мэннингами? А тебе, Роджер, давно уж пора прекратить твои попытки стать тем, кем тебе никогда не быть. Так что забудь свою семью в Европе. И давай жить своей собственной жизнью, а не чужой.
И спустя несколько месяцев, мистер и миссис Мэннинг покинули фешенебельный центр, где они были известны как Мендоза, и перебрались в менее престижный район Тридцать Третьей улицы и Мэдисон-авеню.
Именно Роджеру пришла тогда в голову мысль попытать счастья, открыв художественный салон. И, собрав последние крохи своего капитала, выданного ему Джозефом, он открыл на Бродвее небольшой магазинчик, где продавал гравюры, акварели, масло. Это предприятие стало приносить ему скромный, но регулярный и надежный доход, и в период с 1841 по 1846 год Мэннинги произвели на свет четверых детей, младшей из которых была Аманда, она же была единственной девочкой в семье.
В 1870 году Сэмюэль Кент привез ее в Филдинг в качестве своей второй жены, Аманде Мэннинг Кент было в ту пору двадцать четыре года. Предложение Сэма подоспело как раз вовремя – ей уже казалось, что она обречена оставаться в старых девах. И Аманда знала, кто чинил ей препятствия в выборе мужей. Несмотря на самые хитроумные маневры ее родителей, продолжали циркулировать упорные слухи о наличии семитской крови в роду Мэннингов.
Аманда росла в полной уверенности, что слухи эти не лишены основания. Ей было известно, что ее отец и мать были от рождения евреями, хотя это довольно нелицеприятный факт никогда и нигде, кроме, как в кругу семьи, не обсуждался. Более того, Аманда всегда сознавала, что ей придется выходить замуж тайно от всех. Ей требовался такой муж, который не стал бы выискивать сомнительные места в ее родословной.
Когда ее отцу посчастливилось познакомиться с неким Сэмом Кентом и между делом пригласить его на семейный ужин к себе в дом, Аманда мгновенно разгадала намерения Роджера. Она держала глаза, стыдливо опущенными книзу, зная о том, что этот человек был на добрых четверть века старше ее и о том, что он был сражен ею. На следующий день она поинтересовалась у матери, кто был этот гость из Массачусетса.
– Мне показалось, что у него денег куры не клюют, – многозначительно отметила Ребекка. – И, как сказал твой отец, он знает толк в том, как с ними обходиться. Его жена умерла почти пять лет назад, дочери его повыходили замуж и живут отдельно. Она сопроводила свои слова глубоким вдохом. – Бедняга построил себе особняк вблизи Бостона, да только что толку с него, если он пустой.
В ту же секунду Аманда решила выскочить за этого Сэмюэля Кента. И это оказалось делом совсем нехитрым. Он и сам готов был пойти за ней хоть на край света.
В течение первых пяти лет существования этого брака у них появилось трое детей, две девочки и, наконец, радость и надежда Сэмюэля – сын, которого нарекли Томасом. Что касалось ее иудейского происхождения, то Аманда предпочла хранить его в глубокой тайне и от мужа, и от детей. Ни Томасу, ни его сестренкам она ни разу и словом не обмолвилась об их еврейском происхождении. Аманда была уже уверена, что унесет эту тайну с собой в могилу.
Сэмюэль Кент, дожив до восьмидесяти восьми лет, спокойно умер, завершив свою спокойную и безмятежную старость в 1908 году. Своим дочерям от первого и второго брака он оставил солидное наследство, но большая часть его так же, как и дом на Вудс-роуд, отошли к Томасу, которому было в ту пору тридцать три года, и который все еще оставался холостяком.
– Ты стал теперь состоятельным человеком, – сказала ему тогда его мать, вскоре после смерти Сэмюэля. – Пришло время и тебе жениться.
Томас продолжал бизнес, начатый его отцом, в течение десяти лет. Он до последнего цента знал, сколько унаследовал, знал также, сколько осталось его матери. Но холостяцкая жизнь, судя по всему, его устраивала, так же как и его квартирка на Бикон-хилл в Бостоне. В Филдинг он предпочитал приезжать лишь на уикэнды, а за домом присматривала Аманда.
– Ладно, посмотрим… – сказал он. – Времени еще достаточно.
Но Аманде претило пребывание в такой роли. И через год после смерти Сэмюэля она заявила, что желает возвратиться в Нью-Йорк и жить вместе со своей овдовевшей свояченицей. Хотя еще год она вполне может и подождать. И если ее сынок в течение этого срока не соизволит обзавестись хозяйкой для этого дома, то его придется просто-напросто заколотить досками. Томас Кент покорился судьбе. За два месяца до истечения срока ультиматума он привел в дом молодую особу по имени Джейн Шилтон.
