Гарольд Карлтон - Ярлыки
— О, малыш… — едва дыша, произнесла она, обхватывая руками его голову и зарываясь пальцами в густые волосы у него на затылке. — О, малыш!
Они кончили одновременно, крепко сжимая друг друга в объятиях и тяжело дыша в лицо друг другу, чувствуя, как волна восторга сотрясает их тела. Он наклонился над ней, глядя на нее затуманенными от наслаждения глазами, однако у нее не было времени, чтобы побыть в его горячих объятиях столько, сколько бы ей хотелось.
— Это просто безумие, Мак! — сказал он. — Почему мы так поступаем друг с другом? Почему ты не выйдешь за меня замуж и не положишь этому конец?
Маккензи расхохоталась. Слегка оттолкнув его от себя, она села на край кровати и стала одеваться.
— Чему положить конец? — спросила она. — Даже если бы я и была замужем за тобой, я бы все равно поехала в Лос-Анджелес. Неужели ты думаешь, что маленькая миссис Эдди Шрайбер будет более послушной?
В его глазах мелькнула обида.
— Перестань произносить это имя так, как будто это самое большое унижение, на которое ты можешь пойти, — сказал он и зашлепал в ванную.
Он вернулся, держа в руках теплое влажное полотенце. Он нежно вытер ее.
— Малышка, ты стоишь нескольких миллионов, разве не так? Для чего придумывать себе проблемы?
Она выхватила у него полотенце и сердито бросила его на пол. Вскочив на ноги, она оправила одежду.
— Знаешь, я тоже так думала, прежде чем мои друзья из Виллидж не пробудили мое сознание…
— Это хиппи?
— Это добрые, порядочные люди. Они не считают, как ты или моя мать: «Пока у тебя миллион, сиди тихо и не раскачивай лодку»! И именно потому, что я могу это себе позволить, я должна сделать что-то хорошее, помочь тем, кому меньше повезло в жизни, а ведь эти люди работают на меня! Они помогают мне обогатиться!
— Мода на радикальность? — усмехнулся Эд. Он застегнул брюки и наклонился, чтобы надеть ботинки.
— Нет, Эдди! — она схватила его за плечи и заставила посмотреть ей прямо в глаза. — Я делаю это не из-за моды! Я действительно так считаю!
Он молча смотрел в ее серьезные глаза.
— Да, — он кивнул, — ты действительно так считаешь. Я в этом уверен.
Он зашнуровал второй ботинок и, повернувшись к ней спиной, стал спускаться по винтовой лестнице к входной двери. Она смотрела ему вслед, раздираемая противоречивыми чувствами.
— Подожди! — крикнула она ему вслед. — Не уходи так! — Она побежала за ним.
У входной двери он повернулся и посмотрел ей в лицо.
— Знаешь, что я действительно думаю обо всем этом, Мак? — сказал он. — Это чувство вины. Ты никогда не любила этого парня! Ты сваливаешь свою вину на всех. И знаешь, смерть не делает его праведником или святым. Но ты не можешь с этим примириться. Ты должна это как-то обставить! «Наркологический Центр имени Элистера Брайерли»…
— Мы помогаем вылечиться молодым наркоманам! — сказала Маккензи. — Я пытаюсь бороться с человеческими страданиями — что в этом плохого? И может быть, мне удастся хоть немного помочь беднякам в Лос-Анджелесе — я просто хочу попробовать! Ты должен уважать меня за это…
Эд открыл дверь. Они на мгновение замерли на пороге, глядя друг на друга.
— Так что? — спросила она. — Я не собираюсь тебя задерживать. Иди! Иди и делай свои доллары на Седьмой авеню.
— Мак, не уезжай в Лос-Анджелес, — тихо сказал он. — Это безумие! Ты заблуждаешься, ты подрываешь все…
— Вот именно! — Она слегка подтолкнула его. — Заблудшая Маккензи — это я! Золотое сердце и либерально-хипповые воззрения никуда не годятся, если ворочаешь миллионами и имеешь сына-лорда, но меньше всего я этого хотела…
Он подошел к лифту. Когда она закрывала дверь, он крикнул:
— Позвони, если я тебе понадоблюсь!
Она крикнула в ответ через закрытую дверь:
— Ты мне не понадобишься!
У нее осталось время только на то, чтобы схватить Джордана, попросить швейцара вызвать для нее такси и, заплатив водителю пятьдесят долларов, просить его как можно быстрее домчать ее до аэропорта. Почему-то она всю дорогу плакала. Они еле успели на самолет.
Было пять часов утра, и огонь в камине стал гаснуть. Корал принесла пачку газет и сунула в огонь, который с радостью начал их пожирать.
Путешествие было совсем не похожим на другие. Галлюцинации не были столь вульгарными. Мысленно она все видела в другом свете. Она смотрела, как огонь играет оранжевым, красным, желтым — это были цвета, немодные в нынешнем сезоне. Она нахмурилась. В огне она видела лица людей, связанных с модой, тех, кого она знала, причем как мертвых, так и живых. Газеты кончились, и она, не думая, бросила в огонь дорогую лакированную шкатулку. Огонь может разрушать, но в нем иногда рождается что-то совершенно новое. Она жалела, что не может разрушить свою прежнюю жизнь и создать что-то абсолютно новое. Мода всегда была смыслом ее жизни. Может быть, зря? Она бросила в огонь свою черную шаль. Однажды она сказала: «Париж мертв». Может быть, и мода тоже мертва? Она бросилась к своему шкафу и вернулась с охапкой одежды, чтобы бросить ее в пламя. Из пепла возродится Феникс, думала она. Одно за другим она кидала в огонь платья от Шанель, Диора, Норелля, Галаноса и Холстона. Прекрасно вспыхивала тонкая замша. В огне перед ней оживала история моды. Создатели коллекций, как надменные манекенщики, уходили по подиуму в бесконечность: Живанши, Унгаро, Филипп Ру. Одежда различных фасонов смешивалась в ее затуманенном мозгу, взрываясь яркими цветами. Глядя на них, она нахмурилась: «Все не так! На дамах 1930 года туалеты шестидесятых годов, а стриженые девушки двадцатых носят платья Мэри Квант и Курреж!»
Огонь превратился в прожорливого зверя, требующего все больше и больше пищи Ему ни в коем случае нельзя было дать погаснуть. Он приказывал ей сжечь всю ее прошлую жизнь. Он с жадностью поглощал ее одежду; огню так же нравились модные вещи, как и ей самой! Неожиданно она заговорила вслух, как бы обращаясь к большой аудитории.
— Даже если какой-то стиль и возвращается, то он выглядит совсем по-иному. Это не копирование какого-нибудь стиля, это всего лишь обращение к нему! Это как бы подтекст к моде!
Мода должна двигаться вперед, никогда она не идет назад, поэтому… прощай, старая жизнь, думала она. Когда у нее не осталось больше одежды, чтобы накормить это чудовище, она подтащила к камину ковер и засунула в него один уголок. Сначала огонь лишь осторожно лизнул его резиновую подкладку, как бы пробуя на вкус. Затем вдруг вспыхнул восхитительным зеленым пламенем, осветившим всю комнату.
Корал захлопала в ладоши.
— Изумрудно-зеленый! — закричала она.
