Наталья Троицкая - Обнаров
Наступившую тревожную паузу прервал генеральный конструктор.
– Это наш самолет. Мы, как никто, знаем эту машину. Но сейчас не о чести мундира. Задавайте вопросы, товарищи. У нас не лекция. У нас поиск решения. Я вас тут пятнадцать человек собрал по просьбе следственного управления. Элиту нашего КБ, так сказать. Разве что Задорожную со стороны пригласил. Только помните, ведется запись нашей встречи, называйте фамилию и должность.
– Позвольте?
Сурин кивнул.
– Вячеслав Новгородцев. Летчик-испытатель. Если вы говорите об абсолютно исправной машине и исключаете ошибку пилотов, как с топливом?
– После катастрофы топливо с Ярославского нефтеперерабатывающего завода, которым был заправлен самолет, было арестовано до получения результатов экспертизы. Согласно экспертному заключению авиационный керосин качественный, кондиционный. Кстати, на таком же топливе благополучно улетели еще четыре борта. Результаты первоначального анализа расшифровки параметрического самописца погибшего самолета свидетельствуют об отсутствии оснований полагать, что топливо было некачественным.
– Иван Эйнис. Летчик-испытатель. Насколько я помню схему препятствий аэродрома в Уральске, если самолет взлетел с курсом 233, он мог зацепить курсовой маяк. В новостях я слышал, что курсовой маяк все же поврежден.
– Я понял. В ходе следствия, путем допросов очевидцев, наблюдавших трагедию с земли, установлено, что самолет зацепил курсовой маяк уже при падении. Среди показаний есть обстоятельные показания военных летчиков, наблюдавших взлет. Этим показаниям можно доверять. Предварительная расшифровка «черных ящиков» также столкновение не подтверждает.
– Еще я обратил внимание, что на фотографиях, что вы рóздали нам, закрылки и подкрылки не во взлетном положении, – добавил Эйнис.
– Иван, ты же понимаешь, через три километра полосы взлететь можно было и на «чистом» крыле, – сказал кто-то из летчиков.
– Может, на расчетной скорости пытались оторвать, да так и ехали с поднятым носом. Из-за увеличения сопротивления рост скорости замедлился, и к концу полосы скорость была еще недостаточна для отрыва без закрылков, – добавил другой.
– Всякое могло быть. Например, отказ сразу двух двигателей после скорости принятия решения. При отказе одного положено взлетать. Отказ двух двигателей на взлете ни в теории не описывался, ни на тренажере не отрабатывался, – добавил кто-то третий.
– Не забывайте, коллеги, что согласно летным правилам в случаях возникновения любых проблем технического характера при взлете пилоты обязаны были прекратить разгон и начать экстренное торможение, – сказал начальник испытательного центра Шнуров. – Если они не сделали этого, то либо не было достаточных оснований, либо проблемы возникли в последний момент, когда прошли скоростной «рубеж» на полосе и тормозить было уже поздно!
– Минуточку, минуточку, товарищи! Двигатели работали. Есть расшифровки самописцев, – сказал следователь. – По результатам выкладки фрагментов воздушного судна удалось выяснить, что на момент авиационного происшествия закрылки и подкрылки были установлены во взлетное положение, спойлеры убраны.
– А стабилизатор? – Игорь Леднёв встал, с интересом взглянул на следователя. – Стабилизатор – это подвижной горизонтальный руль в хвостовой части, с помощью которого можно поднимать и опускать нос машины. Возможно, неправильно был установлен стабилизатор. Я объясню. Смотрите, при взлете самолетов этого типа стабилизатор должен быть поднят вверх на угол восемь с половиной градусов, чтобы помочь машине оторвать переднюю стойку шасси от земли. Если мы поставим стабилизатор, как в «эшелоне», горизонтально, подняться в воздух и набрать высоту лайнеру будет довольно сложно. Вы же как раз о возникших сложностях с набором скорости и высоты говорили…
– Правильно, Игорь! – излишне возбужденно крикнул Эйнис. – А желтой лампы на панели приборов, как сигнализатора неправильного положения стабилизатора при взлете, в солнечную погоду просто не видно!
Летчики зашумели, обсуждая новую версию. Генеральный требовательно постучал карандашом по столу, призывая к тишине.
– Продолжайте, Леднёв.
– Допустим, ошибку все же обнаружили. Быстро исправить ее не удастся. Вращение стабилизатора происходит не мгновенно, а ступенчато. Руль фиксируется во всех промежуточных положениях. На его передвижку может уйти до пятнадцати секунд. Вспомните прошлогоднее ЧП в Чердынске. Установлено, что лайнер пошел на взлет с неисправным переключателем управления стабилизатором. В результате самолет вышел на закритические углы атаки, тангаж увеличился до сорока градусов, скорость упала до девяноста восьми, а крен достиг восьмидесяти шести градусов. Только резервное управление стабилизатором и спасло!
Собравшиеся вновь зашумели, вспоминая и обсуждая события годичной давности.
– По предварительным данным, – сказал следователь, – стабилизатор был в положении около десяти градусов на кабрирование. Выкладка проводки управления рулем высоты показала, что на момент авиационного происшествия рассоединения проводки не было.
– Давайте запись переговоров экипажа послушаем, – предложил Леднёв.
Тишина, только светящееся табло-синхронизатор времени на экране. Бегут секунды. Потом шорох эфирных помех. Голоса звучат неожиданно, чересчур резко и остро. Голоса болью отзываются в сердце. В принципе, каждый из летчиков, сидящих сейчас в конференц-зале, понимает, что при определенных обстоятельствах точно также слушать могут и его.
Первый голос: «74, 76».
Второй голос: «74, 76».
Первый: «Время. Фары. Взлетаем. Рубеж 190».
Пауза.
Первый: «Три, четыре, пять. Номинал».
Второй голос: «На номинальном».
Пауза.
Тот же голос: «Командир, скорость увеличивается. Параметры в норме».
Пауза.
Тот же голос: «120».
Пауза 3 секунды.
Тот же голос: «130».
Пауза 3 секунды.
Тот же голос: «150».
Пауза 3 секунды.
Тот же голос: «170».
Пауза 3 секунды.
Тот же голос: «190».
Первый голос: «Взлетный».
Второй голос с паузой в 8 секунд:«210».
Пауза 8 секунд.
Тот же голос: «220».
Пауза 8 секунд.
Тот же голос: «230. Наверное, стабилизатор».
Первый голос: «Взлетный. Взлетный. Стабилизатор».
Второй голос: «Миша, что ты делаешь?!»
Первый голос: «Взлетный. Зараза!»
Второй голос, нецензурно: «Миха, п…дец!»
