Француаза Бурден - Хрустальное счастье
– Готье кажется лучше, нет?
Он не видел своего кузена уже несколько месяцев, но часто думал о нем, о горе, которое должно было его терзать и которое глубоко отразилось на всей семье.
– Он выдержал испытание. И Шанталь тоже. Переводя внимание на брата, Даниэль пристально и настойчиво посмотрел на него.
– А ты? Ты знаешь, что с возрастом ты все больше становишься похож на папу? Все должны тебе это говорить, полагаю…
Винсен шутя стукнул его по плечу, как раз настолько, чтобы немного шампанского вылилось из бокалов, и прошептал:
– Дай ей немного выпить, прежде чем все разольешь!
– Что вы тут замышляете? – спросила Мари, возникнув между ними.
– Да ничего. Я сказал Даниэлю, что у него пятно на куртке…
Винсен засмеялся, а Даниэль вдруг почувствовал себя в далеком прошлом, когда он был самым младшим из пяти, и все дразнили его, но при этом и заботились о нем. Пока он шел через гостиную, Мари проследила за ним глазами.
– Могу поспорить, что он клюнул на эту итальянку! Свадьба в семье поставит Клару на ноги.
– Она не больна, – возразил Винсен.
– Нет. Но она устала…
Вместе они повернули головы туда, где сидела их бабушка. Хелен была подле нее, чтобы предупредить малейшее ее желание, такая же преданная, как обычно, очаровательная в своем длинном платье изумрудного атласа.
– Если ты посмотришь на нее еще три секунды, она начнет краснеть, – пошутила Мари низким голосом.
Винсен закатил глаза, раздраженный тем, что вся семья заметила то, что он был не в состоянии увидеть сам.
– Тебе случайно не надоедает нравиться женщинам? – с иронией спросила Мари.
– Ей – да. Она нужна мне для детей, я не хочу недоразумений.
Тем не менее, он стал чувствовать себя неудобно, когда оставался с ней в комнате один на один, и смотрел теперь на нее не просто как на молодую девушку, которую уже давно знает. Он равнодушно находил ее красивой, признавал, что даже испытывал смутное желание, которое до этого момента не осознавал, но ему это казалось скорее обременительным, нежели приятным.
– Это всего лишь девчонка, мне будет жаль, если нам придется расстаться, – вздохнул он.
– Она не делает ничего плохого, – ответила Мари. – Только в силу того, что она считает тебя несчастным, сочувствует тебе, возникла ее любовь.
– Сочувствует? Ох, это очень интересно! Меня, правда, надо оплакивать?
Его гневный тон удивил Мари, которая нахмурила брови.
– Почему ты злишься? Мы все волнуемся за тебя…
Он собирался возразить, как вдруг заметил Виржиля и Сирила, которые молча боролись за поднос с сырными пирожными.
– Наши сыновья все еще дерутся, – заметил он. Она обернулась, оценила ситуацию и быстро подошла к ним.
– У вас проблемы, мальчики?
Практически одинаково высокие, одетые в одинаковые костюмы темно-синего цвета, они имели вид двух образцовых подростков, но не были таковыми. Сирил опустил голову, не ответив, зная с какой скоростью способна разозлиться его мать.
– Я не хочу никаких происшествий сегодня вечером, понятно? Первый, кто будет замечен, получит пару шлепков. Тому же, кто послушает меня…
Виржиль хотел ответить, но поймал взгляд отца, который все еще стоял у сервировочного столика и наблюдал за сценой издалека. В очередной раз он пожалел, что находится не в Валлонге. Там он мог делать, что угодно. Он легко одурачивал Хелен, не говоря уже о матери, чьи капризы вызывали смех и которая полдня спала. К тому же ему не приходилось там терпеть Сирила, а здесь надо было подчиняться уйме людей, и в первую очередь отцу, менять рубашку перед тем, как выйти к столу, выдерживать бесконечные походы в музеи или осмотры памятников.
– Имеют ли мои правнуки право на бокал шампанского сегодня вечером? – спросила Клара у окружающих.
– Может быть не Поль? – испугалась Мадлен, – ему только восемь лет!
Готье взглянул на нее, расстроившись, что она ответила вместо него, в то время как Шанталь произнесла хорошо поставленным голосом:
– Ну да, совсем капельку, чтобы отпраздновать Новый год.
Она и раньше никогда не ценила свою свекровь, а после смерти Филиппа она возненавидела ее. Хотя и не считала ее виноватой, она злилась на нее из-за того, что та предпочла вязать, а не следить за маленькими детьми в день, когда произошел несчастный случай. Они с Готье избегали этих разговоров, но оба были одного мнения по этому поводу и принимали Мадлен неохотно.
Мари налила понемногу шампанского в бокалы для Леи, Тифани, Лукаса и Поля. Сирилу и Виржилю она всегда жаловала побольше. Потом она устроилась около Софии, чтобы поближе с ней познакомиться, так как девушка, возможно, скоро станет членом семьи. Клан Морванов становился все больше и сильнее. Уже Сирил намеревался учить право, и она его поддерживала в этом с тайной надеждой, что в один прекрасный день он сможет стать таким же блестящим, каким был Шарль. Контора Морван-Мейер набирала вес, и адвокаты отныне боролись за право работать в ней. Мари управляла системой железной рукой, приносила значительные дивиденды Винсену и Даниэлю, которые оставались собственниками помещений. Но каждое утро, когда она занимала место в кресле Шарля, она испытывала прилив ностальгии. Безусловно, она была единственной, кто так скорбел о нем, помнил его так ясно. Годы совместной работы навсегда остались в ее памяти. Ведь кроме него она не встречала никого с такой силой ума и таланта. Она знала наизусть некоторые пассажи из его защитительных речей, особенно те, о которых писалось в хрониках, когда он пытался спасти голову осужденного как благодаря своему умению вести дело, так и своему ораторскому таланту. В зале суда Шарль покорял одновременно своих последователей и противников, потому что был исключителен. Мари испытывала по отношению к нему очень сильное двойственное чувство, которое мешало ей жить нормально. Когда она была студенткой, мальчики ее возраста не интересовали ее, она считала их посредственными и неловкими, и в каждом своем знакомом тщетно искала кого-то, похожего на дядю. В итоге она находила только партнера на вечер, от которого избавлялась на следующий же день. Сирил и Лея были рождены от разных молодых людей, которых она уже давно забыла.
– О чем ты думаешь? – спросил у нее Винсен, присаживаясь на подлокотник дивана.
– О твоем отце, – внезапно ответила она.
Он замолчал на мгновение, задумавшись, а потом пробормотал:
– Будет ли кто-нибудь возражать, если мои дети останутся здесь вместо того, чтобы возвращаться в Валлонг? Клара мне это предложила, и я думаю согласиться, только если тебе понравится это невозможное сожительство.
– Не говори глупостей, здесь достаточно места, мы не будем наступать друг другу на ноги. Хелен тоже останется здесь?
