Людмила Дюбург - Париж встречает дождём
– Шарль Трене, «Море», – пояснил Королев, тонкий ценитель знаменитых французских шансонье: Мориса Шевалье, Жана Саблона, Тино Росси.
Народ окончательно расслабился. Со стороны могло показаться: они, как французские буржуа, пришли отдохнуть в любимом ресторанчике, поужинать, поболтать, выпить винца и, может, потанцевать. У них все хорошо, жены довольны, любовницы – тоже. Дети бегают здесь же, взрослым нет дела до них. Жарко.
«Париж, ты не изменился, старина», – пел Синиша, и русские туристы подпевали: «Пари, Пари».
Кристина, с самого начала поездки флиртовавшая – впрочем, безответно – с Синишей, попросила сыграть что-то русское. Тот, не будучи оригинальным, исполнил традиционные «Очи черные». Но Кристина, видимо, решившая-таки напоследок сразить стойкого музыканта и увести его от Брамса, сама села за фортепиано. Не отрывая влажных глаз от Синиши, взяла первые аккорды и запела:
Утро туманное, утро седое,
Нивы печальные, снегом покрытые,
Нехотя вспомнишь и время былое,
Вспомнишь и лица, давно позабытые.
Жан-Ив пригласил Тамару на танец. Обняв свою большую, роскошную подругу, он казался взрослым сыном, припавшим к материнской груди. А Тамара… Она сжимала в крепких объятьях любимого мужчину, которого так хотелось забрать с собой, с которым бы она смеялась, готовила бы ему пиццу, а он, неизбалованный эмансипированными, рациональными француженками, платил бы ей одним – любовью, повторяя, время от времени, как в старом французском фильме: «Toi, t’as d’beaux yeux, tu sais?»[38]
Синиша, уловив мелодию, сменил Кристину. Та, положив руку на крышку пианино, продолжала с чувством выводить:
Вспомнишь разлуку с улыбкою странной,
Многое вспомнишь, родное, далекое…
Лосев, подпевая, танцевал с дочерью Катей, Янка дурачилась с Костиком. Власенко и Точилин договаривались встретиться в Москве, поговорить на предмет бизнеса. Виктор и Сергей по-прежнему заигрывали с Оленькой, Светланка перестала грустить, уплетала десерт и выпытывала у Веры, будет ли такой же тур на Новый год. Рославлева опять кадрилась к Маркесу, тот держал оборону. Панова нажимала на карафы.
После ужина пошли на Монмартр, прогуляться. Пропустили еще по стаканчику, поднялись к базилике Сакре-Кёр. С высоты еще раз окинули взглядом Париж – шумный, горячий. Простились. И – двинулись в сторону отеля. Панова повисла у Веры на плече, рыдала, изливая душу, говоря, что на самом деле она «классная девчонка». Прибежал Арно, отпросившийся у жены по «важному делу». Однако Светик жертвенности не оценила, послала француза к черту (после количества выпитого бордо это было особенно легко) и ушла в обнимку с Костей.
Они возвращались знакомой уже дорогой, за которую Веру шпыняли все семь дней («Ну и услужили. В такую духоту пилить по тридцать минут пешком, чтобы салаты их французские, как кролики, жевать…»). Добравшись до места дислокации, правда, успокаивались, а она переживала. Но сегодня, разморенные жарой, вином, едой, музыкой, туристы не ворчали. Не спешили. Каждый шаг приближал к дому, оставляя в прошлом то, что их держало вместе одну неделю. Париж.
И этот великий проказник сделал последний сюрприз: подарил ливень. Не тратя время на предупредительные тяжелые капли, он обрушился внезапно, мощно, страстно, прекратившись, по воле суверена так же неожиданно и резко. Обрадоваться, рассердиться и спрятаться не успели. Лишь восхититься:
– Что это было?
– L’averse, – пояснил Королев. – Сильный ливень. В жаркую погоду часто бывает.
Вместо послесловияМосква. 2004 г.
Мы сидим на кухне ее стильной квартиры «премиум-класса», потягиваем бордо и, словно старые дрынды, ковыряемся в прошлом с каким-то сладострастным мазохизмом.
– Ну и? дальше? Что дальше-то?
– Дальше – провал. Не помню, как в отель пришли, как в самолет сели. – Вера подлила бордо. – Впечатление, что уснула в Париже, а проснулась в Москве.
– Так с ними-то что? С туристиками твоими?
– Хеппи-энда ждешь? Ясно. Логично, в общем. В конце концов, отправляясь в путешествие, да хоть куда, хоть на Колыму, всегда ждешь изменений. И конечно же позитивных. А там уж – как получится.
– Насчет Колымы я бы поспорила…
– Как сказать… Смотря за чем, с какой целью ехать. Некоторые, кстати, платят приличные деньги, чтобы в тайге пожить, в бараке, в палатке.
– Про барак – это ты загнула, конечно. Еще про рай в шалаше скажи.
– Можно и про рай. Смысл ведь в чем? Ощущение счастья. Мне кажется, что тогда, в Париже, оно было. У всех. А потом… У всех по-разному.
Королев, ее любимый «Жан Габен», станет постоянным клиентом, будет ездить часто и дорого. Рославлевы все-таки разойдутся, причем из агентства уйдут обе половинки. Зато выйдет замуж Панова, закажет шикарное свадебное путешествие. С того момента как Вера тащила ее на своем плече, они и подружатся. Оля Власенко поступит в МГИМО, будет рассекать на БМВ, радоваться жизни, тратя папины деньги легко и просто. Сам папа, к счастью, не зарвется, сумеет удержаться в чиновничьем кресле, мудро лавируя между соблазном, законом и природной смекалкой. Тамара – невероятно, но факт! – выйдет замуж за Жан-Ива! Уедет к нему, оставив магазин на родственницу под присмотром Кристины. Звонит иногда, все благодарит. Говорит, что «Эсперанс-тур» ей счастье принес. Маркес тоже зачастит во Францию – с итальянкой, оказывается, познакомился на почве Ван Гога, переедет к ней.
– Просили хеппи-энд? Получите. – Она разлила остатки бордо и убрала пустую бутылку. – А вот Петю мы потеряли. Навсегда. Как-то в офис секретарша Точилина позвонила. Попросила больше не присылать поздравительные открытки. Никому из семейства. Сообщила, что Петя погиб. Разбился на машине, подаренной любимым папой ко дню рождения. В этот день и случилось, шестнадцать лет ему исполнилось. Друзей, вроде, подвезти хотел. Так что из базы данных исключили.
Из базы данных придется исключить и Лосевых. На пике, можно сказать, на взлете все оборвется. Сначала Катя. Возвращаясь с женихом из загородного дома, уснет за рулем. Погибнут оба. Потом и родители, не выдержав обрушившегося горя, уйдут один за другим. Кому уж там их империя осталась – неизвестно. Да и не интересно…
– А Светланка?
– О! Это отдельная «лав-стори»! Помню, перед самым Новым годом, сидим в офисе, нервные, злые… Так всегда перед праздником. Вдруг открывается дверь, и входит шикарная женщина: шуба – на миллион, сама – Голливуд! На шею мне бросилась. Я обалдела: Светка! Господи, как же она была хороша. В общем, вышла замуж за богатого американца. Намного старше, естественно. Уехала. Сопровождает его на приемах, тусуется со звездами. Миллиардеры ручки жмут. Короче, гламур высшей пробы. Правда, призналась, что муж детей не хочет. Переживает, видать, за фигуру. Ее, разумеется, не свою. Но она теперь и сама не хочет. У нее все есть. Она вообще не знает, что хочет.
