Ольга Шумяцкая - Эль скандаль при посторонних
— А... билеты? — прошмякала Мышка пересохшими от испуга губами.
— Сто пятьдесят две штуки ушли за два часа, — отрапортовала Анжелика.
— С-сто п-пятьдесят д-две?
— Ну, милочка моя, — засмеялась Анжелика. — Вы же понимаете, как это делается. Тем, кто не брал...
— ...отключили газ? — ужаснулась Мышка.
— Ну, зачем же так сурово! Записали долг в десять томов библиографических редкостей, и вся недолга! Жду вас в полшестого, дорогуша! — И она повесила трубку.
Мышка выползла из-под одеяла, сделала гимнастику, приняла контрастный душ, выпила очистительный зеленый чай, подошла к зеркалу, высунула язык и убедилась, что белого налета не наблюдается, после чего начала прочищать уши ватными палочками. За этим занятием ее и застукал Джигит, о существовании которого Мышка уже успела подзабыть. Джигит вошел бесшумно, лишь слегка хрустнув дверным замком, и на цыпочках прокрался в комнату. Но Мышка все равно его заметила.
— Джи! — строго сказала она, не оборачиваясь. — Тебе чего?
Джигит вздрогнул от неожиданности и замер. Мышь оглянулась. Джигит глядел на нее собачьими глазами. Папаха набекрень. Рубаха грязная. Брюки жеваные. Морда мятая.
— Дамой прышел! — плачущим голосом сказал он.
— Нет у тебя дома, Джи! — торжественно объявила Мышка. — И жены нет. Вся вышла. Ухожу на работу.
— Нэт! — закричал Джигит истошным голосом. — Нэт! Нэ пушчу! Толко нэ работ! Жэншчин нэ работат! Жэншчин дома быт!
Но Мышка не обратила на него никакого внимания. Она прошла на кухню и закрыла за собой дверь. У нее еще были неотложные дела. Ей надо было пририсовать эскалопу хрустящую корочку.
Ровно в 17.30 Мышка сидела в кабинете у Анжелики. Анжелика находилась в крайнем возбуждении. Ей уже удалось за 152 билета выручить 15 200 благотворительных рублей, что составляло ее десятимесячную зарплату.
— Милая моя! — И она кинулась обнимать Мышку, как родную. — Вас ожидает бешеный успех. Я предвижу полный аншлаг!
— Аншлаг полный не бывает, — машинально поправила Мышь как бывший неудавшийся филолог. — Аншлаг просто...
— Не важно, не важно, — перебила ее Анжелика. — Я согласна на неполный аншлаг. Главное — народ потянулся к культуре! Мы еще с вами таких дров наломаем, голубушка вы моя!
Мышка была не уверена, что хочет ломать дрова на пару с Анжеликой, но та уже тащила ее на лекцию.
В читальном зале Мышку ожидали: подслеповатый пенсионер Редькин из пятого подъезда и бабушка Агафья Тихоновна с внуком-подростком Тишей Моськиным, находящимся в последней, самой тяжелой стадии пубертатного периода. Бабушка планировала приобщить его к прекрасному, чего сам Тиша не только не хотел, но явно опасался. Тиша сидел верхом на стуле, отвернувшись от Мышки, и демонстративно морщился после каждого ее слова, чем очень раскачивал ее уверенность в себе, и без того собиравшуюся сделать ей ручкой. А больше в читальном зале никого не было. Но Мышку это не сломило. Мышка воодушевлялась одним тем фактом, что хоть кто-то готов ее слушать. Дома она не привыкла к такому вниманию. Да и дружба с Муркой сильно подорвала ее авторитет у самой себя. В общем, Мышка повесила на стену наглядное пособие с березкой и набрала в грудь побольше воздуха.
— Дорогие друзья! — начала она. — Во-первых, позвольте поблагодарить вас за то, что нашли время (на этих словах Тиша скептически хмыкнул, так как справедливо полагал, что у пенсионера Редькина и бабушки Агафьи Тихоновны времени вагон и маленькая тележка) прийти на нашу лекцию. Сегодня мы начинаем цикл (тут Тиша содрогнулся, так как был готов только к одноразовой встрече с прекрасным) семинаров о наших выдающихся современниках, — сказала Мышка, и язык ее прилип к нёбу.
Какой цикл? Каких семинаров? С какими выдающимися современниками? А как же контрапункт и контрамарка? Ответов на эти вопросы Мышка не знала. Как не знала ответа на самый насущный вопрос: что делать дальше? И Мышка поступила единственно правильным образом. Она решила плюнуть на этот вопрос. В конце концов, усатый контрадмирал, белогвардеец с шашкой наголо и здоровенное контральто вполне могли сойти за выдающихся современников. Мышка взяла со стола указку и повернулась к наглядному пособию. И тут случилось страшное. Пенсионер Редькин нацепил на нос очки и принялся изучать пригласительный билет с названием Мышкиной лекции. И увидел слово «гинекология». И буквально прозрел.
— Что! — взревел он и вскочил с места. — Что! Что вы тут понаписали! Это же... это же... порнография какая-то!
На этих словах Тиша оживился, с большим интересом посмотрел на Мышку и сделал неприличное движение бедрами в ее сторону. Пенсионер Редькин между тем не унимался.
— Буржуазная пропаганда! — орал он. — Растление малолетних! Запрещено Конституцией! Я этого так не оставлю! Я до президента дойду! Я мэру буду жаловаться! И это в стенах имени нашей дорогой Карелии Карловны Блох! — И он со всего маху грохнул кулаком по столу.
Мышка побелела. Потом покраснела. Потом посинела. Указка выпала из ее ослабевших пальцев. На лбу выступили капельки пота. Нижняя челюсть самопроизвольно брякнулась на грудь. Глаза вылезли из орбит.
— Я... я... — пролепетала она. — Я совсем не имела в виду...
Но Редькин продолжал орать и молотить кулаком по столу. На ор и стук прибежала Прекрасная Анжелика.
— Что тут происходит? — холодно осведомилась она у Мышки.
Мышка беззвучно пошлепала губами.
— Вот, полюбуйтесь, Анжелика Федотовна! — пролаял Редькин и сунул Анжелике под нос пригласительный билет. — Полюбуйтесь, что позволяют себе ваши кадры! — И он ткнул ржавым табачным пальцем в заветное слово.
Анжелика на слово посмотрела. Нахмурила бровки. Качнула хорошо пропеченной халой и воткнула в Мышку металлический штырь зрачка.
— За мной! — тихо сказала она, и Мышь поняла, что пришел ее конец.
Спотыкаясь на каждом шагу и ставя лапочки носками внутрь, она засеменила за суконной спиной.
В кабинете Анжелика уселась за стол и положила перед Мышкой чистый лист бумаги.
— Пишите объяснительную! — так же тихо сказала она.
И Мышка написала объяснительную.
ОБЪЯСНИТЕЛЬНАЯ ЗАПИСКА НОМЕР ПЯТЬ,
в которой Мышка дистанцируется от греха подальше
Уважаемая Анжелика Федотовна!
С большой душевной горечью я думаю о том, что вы, женщина, которая стала для меня примером личного подвижничества, могли подумать, будто я имею какое-то отношение к гинекологии. Нет! Нет! И еще раз нет! Никакого отношения к гинекологии я не имею, потому что терпеть не могу мужчин, которые заворачиваются в чужие любимые коврики и валяются в них посреди комнаты, как тушеные голубцы. А если соседи настучали вам, что во время моей последней поездки в Италию я сильно увлеклась Чинзано, так это я просто пожалела его одиннадцать детей и не могла пройти мимо такого явления, как запой. Тем более что я привычная. А если кто-то нарочно вам сказал, что я хотела уйти в монастырь, так я и сейчас не против принять постриг, особенно если короткий «паж» с челочкой. Я ведь в домашних условиях тоже веду корректный образ жизни и каждое утро делаю очистительную клизму, чего и вам желаю.
