Дениза Алистер - Не нужно слов
С отсутствующим видом Кэт встала и погрузилась в молчание. А Томас продолжал играть. Между ними возникло чувство душевной близости здесь, в пустом театре, где они были одни. Но его музыка оказалась не единственным звуком в тишине зала. Кэтрин снова начала напевать... Она воспрянула духом, слушая интерлюдию, которую играл Томас. Она не думала, что сможет почувствовать прилив творческого вдохновения. Это было совсем иное ощущение по сравнению с тем, которое она испытывала, когда пела перед зрителями на освещенной сцене. Она ощутила рядом с собой крепкую дружескую руку, и душевный покой снизошел на нее. Кэтрин улыбнулась Томасу, когда кончила петь, и сказала:
– Я рада, что ты пришел.
Он смотрел на нее, и впервые его гитара молчала.
– Сколько времени прошло, как я появился у тебя, Кэт?
Ее мысли вернулись ко времени, когда он появился в ее труппе.
– Четыре, четыре с половиной года.
– Этим летом будет шесть, в августе, – поправил он ее. – Ты участвовала в прослушивании во втором туре, одетая в мешковатые белые брюки и рубашку, полосатую, как радуга. И босиком... В глазах полная растерянность. За месяц до этого Эмбридж уехал в Штаты.
Кэтрин пристально посмотрела на него. Никогда она не слышала от него таких длинных речей.
– Тебе не кажется странным, что ты помнишь, как я была одета?
– Я запомнил это потому, что почувствовал – в любви к тебе надо действовать без промедления.
– Ох, Том... – Она хотела что-нибудь сказать ему, но не нашла ничего подходящего.
– Один или два раза я подходил к тебе, чтобы предложить жить вместе.
Кэтрин отступила и, резко выдохнув, сказала: – Почему же ты этого не сделал?
– Потому что тебе трудно было бы сказать «нет», а мне еще труднее это услышать. – Он забросил гитару за плечо, наклонился и поцеловал ее.
– Я не знала, – пробормотала она, прижав обе его руки к своим щекам. – Извини...
– Мне все понятно. Ты никогда не выбрасывала его из головы, Кэт. Это проклятье, состязаться с памятью. Сейчас мои чувства безопасны. Я знаю, ты никогда не примешь моего предложения, поэтому я избегаю делать его тебе. – Он передернул плечами. – Меня всегда потрясало, что ты женщина, которая может дать мужчине все и не попросить от него ничего взамен.
– Я?
– Тебе необходим человек, который может стать опорой. Я не гожусь для этого. Я не смог бы отказать тебе в чем-либо или прикрикнуть на тебя. Я способен только на безумную любовь. В конце концов, мы причиняли бы друг другу боль.
Кэтрин изучающе глядела на него.
– Но почему все это ты говоришь мне сейчас?
– Потому что, когда я услышал твое пение, я понял, что буду любить тебя всегда. – Он погладил ее по волосам. – Моя мечта – согреть тебя в холодные ночи и дать тебе почувствовать себя снова юной, когда ты состаришься. И я надеюсь, что когда-нибудь, не скоро, смогу ощутить себя любимым. Или это напрасные надежды?
Кэтрин не знала, что делать: смеяться или плакать.
– Я заставила тебя страдать?
– Нет. – Он сказал это так непосредственно и просто, что Кэтрин поняла: он говорит правду. – Ты вызвала у меня хорошие чувства. А я поставил тебя в неудобное положение своим признанием.
– Нет, – улыбнулась она, – мои чувства к тебе тоже очень хорошие.
Он усмехнулся, протянул ей руку и сказал:
– Пойдем, выпьем по чашечке кофе.
* * *Второй раз за этот день в театральной гримерной Фредерик менял концертный костюм на джинсы. Он берег себя и не стал растрачивать всю энергию на последнем концерте, чтобы можно было еще поездить верхом. Он уже собрался выйти на улицу, но передумал, решив отложить прогулку.
Эмбридж знал, что за дверью гримерной его всегда поджидает несколько красоток из числа постоянных поклонниц. Он мог выбрать любую из них, но не захотел. У него вдруг возникло желание выпить, поиграть в карты и вообще развлечься, использовать это как допинг, горячащий кровь.
Фредерик потянулся за рубашкой и глянул в зеркало на свой торс. Хотя он казался худощавым, мускулы на руках и плечах были сильными. Они часто выручали его в уличных драках, когда он, еще будучи мальчишкой, возвращался с уроков музыки. Музыка рано стала для него самым главным в жизни. Ему вскоре уже было недостаточно того, чему его учили.
В семнадцать лет Фред организовал собственный оркестр. Он считал, что для начала можно играть в маленьких дешевых ресторанах. У него были женщины и тогда. Не девушки, а именно взрослые женщины, привлеченные его сексуальностью и уверенностью, что ему можно доверять. Они многому научили его, но для юноши они были лишь частью его существования. Он упорно прокладывал дорогу наверх, создавая себе пока репутацию маэстро местного масштаба. Он верил в свой талант и писал хорошую музыку.
Дважды в своей юной жизни он отваживался на безрассудные поступки: записал свои песни на пластинку, хотя и неудачно, и ушел из дома в никуда. Неудача была связана с плохим качеством записи, плохой аппаратурой и собственным отношением к делу. Через некоторое время он решил начать снова. Нашел толкового менеджера, напряженно работал над аранжировкой и уговорил записать его песни в другой студии. Дело пошло как нельзя лучше.
Через несколько лет Фредерик уже смог купить дом для своей семьи в пригороде Лондона, поместил своего младшего брата в университет и отправился на гастроли в Америку. К тридцати годам он понял, что, по существу, никогда не жил полноценно. Лучшие годы он посвятил карьере и тому, что этому сопутствовало. Он устал от скитаний, ему захотелось иметь домашний очаг, прочную опору в жизни. Он понимал, что не сможет оставить музыку, но ее было ему уже недостаточно, как недостаточно было семьи матери. Теперь Фредерик не нуждался ни в деньгах, ни в аплодисментах.
Он знал, чего хотел. И знал это еще шесть лет тому назад, но повел себя как самонадеянный семнадцатилетний юнец и... потерпел фиаско.
Обуреваемый чувством отчаяния, он отправился к Филу Берни, закадычному другу еще со времен бесшабашной молодости, отчаянному картежнику. У него сдали нервы в тот вечер, когда он вез Кэтрин домой после обеда в ресторане. Затем он видел ее только один раз в доме Стэнли Гудина. Все происшедшее с Кэтрин преследовало его и сейчас. Тревога, гнев, предчувствие неудачи терзали Фреда. Он хотел знать, кончилась бы его сумасшедшая тяга к этой женщине, если бы взял ее хоть один-единственный раз. А было время, когда его желание могло осуществиться. Но этого не произошло.
Час спустя Фредерик уже сидел в небольшой гостиной скромной холостяцкой квартирки, обставленной в полном соответствии с представлениями хозяина об уюте. Мягкий свет лампы под желтым шелковым абажуром освещал мелькавшие руки игроков, пестрые прямоугольники карт, кучки банкнот на зеленом сукне ломберного столика.
