Шарлотта Мендельсон - Почти англичане
Гай – ее спасение. Поскольку у Марины есть мальчик, у которого можно гостить по вечерам, ее одноклассницы не против, что она пропускает посиделки, хотя снисходительные улыбочки и комментарии по поводу «счастливого часа» ее порядком смущают. «Это другое», – отвечает она, вспыхивая от стыда и гордости. Другое или нет, но в следующий раз Марина отправляется к Гаю в контактных линзах, а потом сидит на бобовом пуфе и хлопает глазами, как дурочка.
Для пятиклашки он довольно забавный, хотя нисколько не привлекательный – бледный и нестриженый. Он любит в подробностях объяснять, за что ему нравится Аманда Степлтон, известная под прозвищем «Шнобула»: за спортивные плечи, длинные волнистые волосы. Принадлежность Гая к мужскому полу не имеет для Марины значения: в ее глазах он все равно что собака. У себя в комнате она думает о Саймоне Флауэрсе не меньше, чем прежде. Да и дел у нее хватает: написать эссе о природной лирике Томаса Харди, изучить свойства хлорофилла a C55H72O5N4Mg и хлорофилла b C55H70O6N4Mg. Вот уже полночь, уже третий час, а она все пишет и пишет темно-коричневыми чернилами, и хотя боли в спине участились, и временами трудно дышать, и колет в груди, Марина старается думать о главной награде: о Кембридже. Разве не для этого все затевалось? Саймон Флауэрс тоже туда поступит. Они будут плавать на лодке, играть в шары и в крокет; сольются в интеллектуальном и страстном союзе, оставив Кум-Эбби далеко позади.
Засыпая, Марина целомудренно думает о Саймоне Флауэрсе, лежащем в своей домашней постели. Она теперь почти не вспоминает о матери или, вернее сказать, обнаруживает, что если закрыться от всякого намека на боль, то разлука станет терпимой. Да и для Фаркашей безопаснее, если о них не думать. Отгонять воспоминания – все равно что гнуть металл, но Марина, в конце концов, Розина внучка. Ей это по плечу.
Потом все меняется.
Субботними вечерами им разрешают – «в разумных пределах» – свободу. Это означает спиртное. В школьных правилах доходчиво сказано: алкоголь запрещен до шестого класса, а если раз в триместр желудок одного или двух пятиклассников потребует промывания, распространяться об этом незачем. По возвращении с субботнего ужина (не попойки!) за стенами школы ученики обязаны отчитаться перед деканами. Почему те не замечают, что пришедшие в стельку пьяны, остается загадкой. С Мариной это случилось два раза: о первом она ничего не помнит, а во второй настояла на том, чтобы пройти по прямой, и сломала стул. Рассказывают ужасные истории: кто-то нетвердой походкой набрел на директорскую жену, кого-то стошнило в капелле, кто-то обделался. Сегодня день рождения Селины Нокер, очаровательной, но глупой дочери адмирала, которая – по крайней мере, физически – числится во всех Марининых классах. Это объясняет, почему приглашение получила Марина, однако Гай – пятиклассник и слишком молод, чтобы выходить в город с наступлением темноты. Он-то что здесь делает? Их с Селиной родители знакомы, но этого вряд ли достаточно. Марина пытается разобраться, но Гай лишь улыбается и говорит: «Есть спо-собы».
Марина надела контактные линзы. Пыль, мелкий дождик и волосы лезут в глаза. Она шагает по темной Ист-Кум-роуд рядом с Джипси, кузиной Селины, пытаясь разговором заглушить стук зубов – ни пальто, ни тем более бабушкин зонтик, купленный в «Фенвике», она с собой не взяла. Поскольку эта часть Дорсета расположена на равнине, со всех сторон окруженной холмами, Марина не однажды ощущает себя отрезанной от остальной Англии, словно на дне метеоритного кратера. Если бы, думает она, отсюда был виден Лондон, хотя бы краешек Эшера, я бы знала, что они в безопасности.
Джипси по прозвищу «Джиппо» недружелюбна, но изумительно хороша собой. Судя по ее длинным загорелым ногам и голубым глазищам, она только что вернулась с лыжного курорта, где соблазнила инструктора. Марина изо всех сил старается найти с ней общий язык.
– Куда мы идем? – спрашивает она, нарушая неловкую тишину, сквозь которую невозмутимо плывет ее спутница. – То есть я знаю название, но… это модный ресторан? То есть…
– «Капоте», ничего особенного.
– А… Спасибо.
В этом триместре Марина уже потратилась на вдохновляющие открытки и великолепную пингвиновскую серию европейской классики: «Неистовый Роланд», «Обломов», «Процесс». Просить у мамы больше денег нельзя: пансион и так обходится им в несколько сотен фунтов ежегодно – и это не считая железнодорожных билетов и пожизненного членства в Клубе Кумских выпускников (девиз – Floreat Combeiensis[6]), куда Рози записала Марину еще до начала учебы; значок на лацкан и перьевая ручка прилагаются. Даже школьная форма, все эти галстуки и теннисные ботинки наверняка стоят недешево. «Закажу что-нибудь скромное», – решает Марина и, растроганная, садится.
Однако остальные ее не поддерживают: они заказывают луковые колечки, пасту «фрутти ди маре», бараньи отбивные, стейк. Марина запивает пиццу домашним белым вином, и постепенно вечер начинает играть новыми красками, а будущее предстает если не золотым, то, по крайней мере, не таким, как раньше, свинцовым. Она ловит взгляд Гая и улыбается. Ей даже не слишком противно сидеть между Джайлзом Йо, который зализывает волосы и носит «рэйбэны», и Биллом Уоллисом в рубашке с галстуком-бабочкой и бутылками шампанского на рукавах.
«Итальяшка», называют они друг друга, «даун», «дебил» и «педик».
Они тянутся через стол, обсуждая регби, наигранно сторонятся Марининых ВСБ, но в остальном ее не замечают. С Биллом пришли три его брата; через год он возглавит гребную команду, так что злить его неразумно, но Марина из принципа отказывается поддержать разговор. Она с загадочной улыбкой посматривает на салатный бар, представляя, как они с Саймоном Флауэрсом в лабораторных халатах идут через внутренний двор Кембриджа навстречу новым открытиям.
В школу возвращаются строем: впереди – популярные девочки, вроде Аманды «Седло» Коллиндейл, охотницы, и Микаэлы Буонасенды, нимфоманки; за ними Гай; позади – Марина. Улицы Кума пустынны.
– Где крестьяне? – орет Билл. «Седло» фыркает, а Марина замирает от страха и облизывает пересохшие губы. Горожане могут на них напасть; она бы напала, думает Марина. Виктория «Муфта» Поррит, крупная пышногривая девочка с факультета Фитцджеральд, дочь члена парламента от консерваторов, нетвердой походкой направляется к Марине и берет ее под руку.
– Ты что, серьезно хочешь стать врачом? – спрашивает она.
– Ну… – Виктория Поррит вряд ли поймет, что Маринино желание не играет здесь никакой роли. – Мне… мне вообще-то нравятся естественные науки.
