Тони Блейк - Письма к тайной возлюбленной
— Привет! Как дела?
Линдси уселась на тот табурет, который занимала накануне вечером.
— Знаешь, подруга, ответ будет непростым.
Карла с довольным видом отозвалась:
— Я вся превратилась в слух. Говорите. — Она взялась за бокал для мартини. — «Космополитен»?
Линдси содрогнулась.
— Коктейли были классные, но… думаю, сегодня ограничусь чем-то менее опасным. Дайте мне колы.
Карла нахмурилась: она была явно разочарована таким ответом.
— Колы? Серьезно?
— Ладно, — уступила Линдси, округляя глаза. — Пусть это будет «Кровавая Мэри». Ну как?
На губы Карлы тут же вернулась улыбка.
— Гораздо лучше. Сейчас приготовлю. Так что же случилось?
— Ну, — начала Линдси, — Роб Коултер — грубиян и терпеть меня не может. Но оказалось, что мои читатели меня любят. Сильнее, чем я думала.
После этого она пересказала Карле свою встречу с Робом и содержание ободряющих писем в блоге.
Карла поставила перед ней красную смесь в бокале на квадратной салфеточке.
— А стебель сельдерея?
Карла наклонила голову к плечу с явной укоризной:
— Это же не…
— …не Чикаго. Знаю, — закончила за нее Линдси. — Сельдерея не будет. Ничего, переживу.
— Значит, вы снова начнете писать вашу колонку? Раз оказалось, что люди по-прежнему считают, что вы можете давать им советы?
Линдси отпила немного коктейля, обдумывая вопрос, который задала Карла, и вздохнула.
— Нет, — заявила она, наконец. — Потому что я сама больше так не считаю. Я поняла, что в моем положении я не вправе давать людям советы.
— Тогда почему у вас такое хорошее настроение? Я о чем: со вчерашнего вечера ведь ничего не изменилось, а может, все стало даже хуже. Роб сказал вам, что продавать дело не собирается?
Линдси кивнула:
— Это так. Но изменилось вот что: сегодня я вдруг снова в себя поверила.
— Но как это можно приложить к нынешней ситуации?
— Я не сдаюсь, Карла. Я снова пойду к Робу.
Линдси ожидала, что Карла одобрительно хлопнет ее по ладони, но вместо этого ее подруга за стойкой только изумленно покачала головой:
— А это никак не связано с возвращением в сексуальное седло, а?
Линдси возмущенно закатила глаза и решительно ответила:
— Нет! После того, что было этим утром, я ни за что не села бы с ним в седло… — Она вскинула руки ладонями наружу, имея достаточно совести, чтобы признать собственное преувеличение. — Ладно, наверное, села бы, но лишь в одном случае: если бы он оставался последним мужчиной на Земле. И если бы он вел себя вежливее.
— Тогда что же вы планируете делать?
— Скажу, как только придумаю.
Карла подняла брови, явно сомневаясь в благоразумии такого решения.
Линдси объяснила ей:
— Я — человек импульсивный. И обычно работаю именно гак. Но на этот раз я буду действовать намного тоньше, так что не успею я и глазом моргнуть, как он поднесет мне прокат каноэ на блюдечке.
«Милая Джина!
Ты когда-нибудь смотришь на звезды? Не выносишь на двор одеяло и ложишься на спину, чтобы любоваться на Вселенную?
Я помню ночи, когда я был моложе, а небо было просто переполнено ими, но я почти на них не смотрел, никогда не останавливался, чтобы ими насладиться. Теперь мне отсюда они не видны, и мне их не хватает. Так же, как не хватает тебя.
По телевизору сказали, что звезд на небе больше, чем песчинок на всех пляжах Земли, и я все еще не могу с этим освоиться. С тем, что Вселенная такая огромная. Я пытаюсь думать об этом, когда ложусь спать вечером: о том, какие мы на самом деле маленькие по сравнению со всем остальным, потому что тогда кажется, будто и мои проблемы становятся меньше.
Только тогда я просыпаюсь на следующее утро и по-прежнему хочу, чтобы мы были вместе. Наверное, кое-что на свете измерить нельзя.
Со всей моей любовью,
Роб».Глава 4
Линдси перекусила в «Ленивом лосе», заказав гамбургер, а вернувшись обратно и поставив машину на линейную парковку перед гостиницей, перешла через улицу к озеру и села на скамейку неподалеку от лодочной станции. Открывшийся перед ней вид снова странно ее поразил, и она поняла, почему тетя Милли так любила это место. Крошечный городок казался своеобразным, но милым, а озеро и поросшие соснами склоны вокруг него были похожи на ожившую рождественскую открытку. Тут ощущалось какое-то тепло, умиротворение и благость. Несмотря на то, что Линдси была жительницей большого города, почему-то здесь она не ощущала тоски по оживленной городской жизни и «событиям». Она не сомневалась в том, что это чувство еще придет. Но пока его не было — и она обнаружила, что совершенно неожиданно для себя глубоко наслаждается спокойствием Лосиного Ручья.
А еще она воспользовалась этим моментом для того, чтобы составить план действий. Конечно, она собиралась пуститься в свободный полет, но какую-то страховку все-таки следовало предусмотреть.
Пока Линдси ела ленч, Карла поведала ей, что, несмотря на свои несколько расхолаживающие слова, она прекрасно понимает, каково ей сейчас. Пять лет назад она переехала в Лосиный Ручей из Уайтфиша, чтобы купить «Ленивого лося». Она совершенно ничего не знала о том, как вести дело или управлять баром, а просто взяла и сделала это, потому что бар продавали, а она была одинокой женщиной, которой захотелось иметь что-то свое, точно так же, как сейчас Линдси.
Помня обо всем этом, Линдси снова прошла по короткой дороге вокруг озера до дома Роба, готовясь подойти к делу с другой стороны. Когда она подходила к бревенчатому дому этим утром, ей было холодно — и к тому же она смотрела себе под ноги, чтобы не споткнуться, потому что немного нервничала. А сейчас был уже разгар дня, солнце ярко светило и она чувствовала себя уверенной и вполне готовой к встрече с мистером Сексапильно-Фланелевым Нахалом, так что на этот раз смотрела не себе под ноги, а рассматривала дом.
Двухэтажное строение с длинной застекленной верандой вдоль всего фасада излучало тепло, характерное для личности ее двоюродной бабушки, и хотя Линдси не хотелось одобрительно относиться к чему-то, связанному с Робом Коултером, она невольно восхитилась аккуратным двориком, свежепокрашенным почтовым ящиком и корзиной с красной геранью, подвешенной у входа.
Решительно пройдя по мощеной дорожке, она тут же постучала в дверь.
На этот раз он был одет полностью — в темную футболку и поверх нее в свежую фланелевую рубашку, которая была расстегнута, а лоб его был недовольно нахмурен.
— Привет! — сказала она четко и коротко.