Юлия Лианова - Любовная мелодия для одинокой скрипки
Рыбца, видите ли, захотелось покушать!
На шумный и немного бестолковый, несмотря на уже третью перестройку, Курский вокзал Каролину провожали Андрей и Дина. Андрей нес тяжелую спортивную сумку, а Дина – гитару в чехле. Да, именно гитару. Как многие струнники, особенно скрипачи, Каролина прекрасно играла на гитаре, а иногда еще и мелодекламировала. Петь она не желала категорически, утверждая, что у нее нет голоса и нечего ей соваться в ряды безголосых, которых и так хватает на современной эстраде. А вот мелодекламация иное дело, тем более что у нее получалось очень хорошо. Стихов она знала множество, сопровождение на гитаре подбирала или импровизировала сама, смело уходя от тех заветных трех аккордов, которых хватало иным бардам на всю жизнь.
Попутчики оказались приятными людьми, она поцеловала детей и отправила их домой пораньше, велев не дожидаться отправления поезда, чтобы не попали в толкучку.
Красный Лиман она проспала.
В Туапсе поезд пришел днем.
Каролина помнила по прошлым поездкам, что самый удобный транспорт – морской катер. Но оказалось, что все сильно изменилось. И ей пришлось брать такси, что не совсем входило в ее финансовые расчеты. Но что делать? Зато быстро...
Комнату со всеми удобствами она нашла легко. Море призывно шумело почти под самыми окнами, накатываясь на уникальный джубгинский песчаный пляж. Кровать была широкой и непродавленной, что не часто встречалось в прошлые поездки, и главное, у противоположной стены стоял широченный и очень длинный диван, вполне пригодный для дочери, буде она снизойдет и согласится приехать, если, конечно, вытанцуется дело с выступлениями в местном ресторане. Квартира чистенькая, современный ремонт сделали недавно. Все это хозяин, говорливый седоусый дедок, явно украинского происхождения, выложил ей, с гордостью показывая удобства. Действительно чистенько, отметила Каролина. Она быстро переоделась, дожевала остатки взятых в дорогу бутербродов и выпила чаю, любезно предложенного хозяюшкой, очень соответствующей своим обликом дедку, позвонила Дине, узнала, как дела у детей, доложила, что у нее все о’кей, и, наконец, пошла на море. На платный пляж. Оплатила место под зонтом на месяц вперед, взяла лежак, устроилась. Время было обеденное, народ сбежал обедать, и пустынный пляж, солнечно-песчаный, показался ей вдруг унылым. Было тихо и тоскливо от ощущения пустоты как вокруг, так и в душе.
Бог наградил ее замечательной способностью не сгорать на солнце даже после долгого перерыва, конечно, если не совершать «пляжных» безумств и не лежать часами. Ей не требовались ни лосьоны, ни защитные кремы, через несколько дней кожу покрывал ровный, удивительно красивый загар, вызывающий зависть почти всех на пляже. Как ни странно, не отпускавшая последние два дня физическая тоска по Алексу, разбуженная его объятиями во время танцев, ушла куда-то, оставив приятную грусть и мечты о несбыточном.
Проведя на удобном лежаке почти час, когда отдыхающие уже стали возвращаться, она поднялась, пошла в душ и, постояв под пресной восхитительно-прохладной струей, принялась рассматривать себя в большом, во весь рост, мутноватом зеркале. Конечно, для трижды рожавшей бабы она неплохо выглядела. Даже талия каким-то образом сохранилась. Ни жира, ни целлюлита не было, что неудивительно, – попробуй пять раз в неделю три часа пританцовывать на эстраде или между столиками! А вот тонкий слой соблазнительного жирка был... Покатыми плечами она всегда втайне гордилась. Вот чего бы она пожелала себе, так это изменить рисунок груди. Три жадных рта трех вечно голодных младенцев так основательно поработали над ней, что она слегка обвисла, правда, не утратив определенной упругости. Но кто знает, чего им, мужикам, надо... Последний ее любовник, который случился почти два года назад, очень любил уткнуться носом в ложбинку между грудями, – она фыркнула и поправила себя: между сиськами, – прижимать их к щекам и от этого возбуждаться... Он тогда еще восхищался, что соски у нее розовые, как у юной девочки, и утверждал, что это говорит о внутренней молодости и вечной женственности. Она приподняла левую грудь и посмотрела – действительно, на сметанной ее незагорелости выделялся девически розовый сосок. И снова подумалось об Алексе, представилось, что он приподнимает грудь и рассматривает... она сжала губы и усилием воли попыталась заставить себя не думать о нем, но тело вдруг покрылось гусиной кожей, и она нырнула обратно под холодный душ в поисках спасения. Заставила себя думать о другом: не вернуться ли туда, под солнце, к равномерному шуму моря и веселым голосам собирающихся на пляже детей? Под душем отпустило, и, слава богу, пробудился зверский аппетит. Она растерлась жестким от крахмала махровым полотенцем, оделась и пошла в знакомый по прошлым приездам ресторан, расположившийся над речушкой Джубга, давшей поселку свое имя. Здесь можно было спрятаться в густой тени деревьев, где даже в самые жаркие дни сохранялась прохлада.
...Каролина неторопливо пила местный, необъяснимым образом сохранивший свои старинные вкусовые качества кефир, когда услышала смутно знакомый голос:
–?Каролина Андреевна, что же вы приехали и носу не кажете?
Она подняла глаза. Рядом со столиком стоял Артур, если она правильно помнила его имя, ибо все местные жители, или, как их шутливо про себя именовала Каролина, аборигены, называли его обычно по фамилии. Он был одним из совладельцев ресторана, из туапсинских армян, грузный, седой, чем-то напоминающий Хемингуэя с известной всему миру фотографии и тем ужасно гордящийся. Кремовая полотняная рубашка с расстегнутым воротом открывала широкую грудь с массивным крестом на золотой цепочке, покоящимися на курчавой седой шерсти, иначе и не скажешь, растущей аж до самого адамова яблока. Колоритный мужчина. В свое время наверняка покоривший немало женских сердец и среди местных красоток, и среди приезжих.
Она обрадовалась.
Все складывалось замечательно. Именно с ним нужно было провести очень осторожно переговоры о выступлении в ресторане, ибо он заметно выделялся на общем фоне начитанностью, тягой к хорошей музыке и какой-то врожденной культурой. Но и осторожной следовало быть, так как при всем том он оставался дельцом, с хваткой и умением делать копейку даже там, где, казалось бы, есть одни убытки.
–?Доброе утро, Артур. Рада вас видеть в добром здравии. Дома все в порядке, все здоровы?
–?Спасибо, дорогая, все хорошо. Когда ко мне заглянете? Теперь я здесь единственный начальник. Избавился от своего профессора.
У этих слов был свой подтекст: в прошлый приезд Каролина несколько раз играла в ресторане на гитаре, декламировала стихи Цветаевой. Совладельцу, которого Артур за глаза язвительно называл профессором за фантастическую необразованность и при этом абсолютную уверенность в своей компетентности и непогрешимости в вопросах имиджа, это не понравилось. Пришлось отказаться от чтения стихов.
