Алекс Стрейн - Птица счастья
— Я говорю об экскурсии по Афинам.
— О, было замечательно, — пробормотала Мэг. — Акрополь и… Парфенон…
Из-за смущения она больше не смогла вспомнить ни одной достопримечательности, что они рассматривали в Афинах. Даже эти названия с явным трудом всплыли в ее памяти. Дорис, однако, была полностью удовлетворена подобным скудным ответом и тем, что снова поставила Мэг в неловкое положение.
— Греки странные люди! — тут же жизнерадостно провозгласила она.
Елена расхохоталась, а Мэг едва не подавилась пирожком с сыром.
— Я наполовину грек, — тут же насмешливо сообщил Димитрис.
Дорис, как было видно по ее растерянному взгляду, умудрилась упустить сей факт из биографии их гостеприимной хозяйки и ее кузена.
— О! Простите… То есть… то есть я хотела сказать, что они не странные, а… а…
Дорис тщетно пыталась подобрать слова, чтобы немедленно исправить свою ошибку. Она даже забыла о том, что играет определенную роль, которая позволяла ей быстро выпутаться из подобной ситуации. А Мэг, слегка придя в себя, вдруг поняла, что Димитрис вовсе не возмущен, а скорее… да-да, развлекается этим разговором и их замешательством.
— Давайте так, Дорис, — пришел на помощь гостье благородный Димитрис, — будет вполне справедливо, если я признаю, что в ваших словах есть доля истины.
— Спасибо! — с искренним облегчением воскликнула Дорис и бросила на Мэг победоносный взгляд, словно ей удалось одержать трудную и долгожданную победу над сильным противником. — Я, конечно, понимаю, — она вновь обратила свой взгляд на Димитриса, — что у каждого народа свои… э-э-э… особенности, но греки — это вообще… просто анахронизм какой-то!.. Люди из другого времени!
Мэг изо всех сил наступила ей на ногу под столом, но Дорис подобной чепухой было не унять.
— Мужчины ленивы и неповоротливы и предпочитают коротать время в кофейнях, — тут же непринужденно согласилась Елена, неожиданно приходя на помощь Дорис.
Димитрис сложил руки на груди, откинулся на спинку стула и с видимым изумлением рассматривал разглагольствующую кузину. А Елена продолжала, как заправская феминистка:
— Но стоит туда войти женщине — и на нее смотрят как на буйно помешанную. Магазины закрываются ни свет ни заря, и я до сих пор не могу понять, как местные торговцы еще держатся на плаву. В Англии или в любой другой стране вся торговая сеть пошла бы по миру с таким расписанием работы…
Димитрис в показном отчаянии покачал головой.
— Я не должен был отпускать тебя в Европу. Признаюсь, что поступил очень опрометчиво, — покаялся он.
— Ничего подобного! — тут же совершенно искренне возмутилась Дорис. — Было бы ужасно безвылазно просидеть в Греции, где женщинам отводится незавидная роль, и так и не узнать, что существует другой образ жизни, в котором есть место развлечениям, карьере, просто выбору, наконец! Мне хватило трех дней, чтобы понять, что подавляющее большинство греческих женщин довольствуются весьма малым: незавидной ролью матери и бесправной жены. Это весьма печальная участь! Всю жизнь сидеть взаперти, угождать своему «повелителю» и воспитывать кучу ребятишек — разве это не катастрофа всех чаяний и сокровенных мечтаний?
Дорис продолжала в том же духе, и Мэг поняла, что ее надежды насчет проснувшегося голоса разума были преждевременны. Мэг просто отчаялась хоть как-то образумить подругу. Чтобы пихнуть ее в бок, нужно было придвинуться к Дорис, что требовало неизбежных и привлекающих внимание телодвижений, которые — она это точно знала! — не останутся без внимания Димитриса. Можно было попробовать еще раз отдавить болтушке ногу, но, пошарив под столом, Мэг так и не смогла ее обнаружить.
— Вы не любите детей или занимаетесь пропагандой феминизма? Предупреждаю, что и то, и другое в этом доме опасно в равной степени, — заметил Димитрис.
— Пропаганда феминизма? О нет, я всего лишь хочу, чтобы права женщин соблюдались точно так же, как и права мужчин.
— Подобными идеями легко увлечься и потерять чувство меры. Я бы посадил всех женщин под замок, подальше от любых соблазнов.
— Вы серьезно?
— Димитрис просто шутит, — рассмеялась Елена.
— У вас извращенное чувство юмора! — Дорис изобразила возмущение.
— По крайней мере, оно у меня есть. Но я даже не предполагал, что вы такого мнения об обустройстве и семейных традициях Греции.
— Я очень внимательная и все замечаю.
— Наверное, не все, — мягко возразил он.
— А вы ярый сторонник домостроя?
— Сторонник… в разумных пределах.
— Ну да, вы же только наполовину грек.
— Моя мать гречанка, — почти лениво пояснил он в ответ на невысказанный вопрос.
— А на вторую половину?..
— Дорис, — одними губами прошептала Мэг, но ее никто не услышал.
Елена с видимым интересом продолжала следить за перипетиями разговора, Димитрис, казалось, был целиком поглощен усилиями спрогнозировать, на что еще способна Дорис. А заодно изучить невиданный прежде экземпляр рода человеческого.
— Мой отец американец. Учитывая ассимиляцию, происходившую на протяжении всей истории Америки, теперь довольно трудно сказать, какой крови в нем было больше. Кажется, английской, но мне известно и об испанском, и о французском «вливаниях».
— О, как интересно! А вы пытались воссоздать свое генеалогическое древо?
— Нет, меня это не… занимало.
Дорис тут же пустилась в пространные объяснения по поводу «воссоздания» генеалогических древ, привела несколько ярких и живых примеров из собственной жизни. Димитрис по ходу рассказа вставлял весьма остроумные и компетентные замечания.
— Я могла бы помочь вам с изысканиями, — предложила Дорис напоследок.
— Обязательно воспользуюсь этим предложением, когда решусь ворошить пыль прошлого.
Дорис опять улыбнулась улыбкой Джоконды и пригубила вино.
— Вот что мне действительно нравится здесь — это ваша кухня и, конечно, вино.
— Хоть что-то в Греции вам понравилось. — Димитрис усмехнулся.
— Да, и еще ваша природа! — провозгласила Дорис с энтузиазмом. — Она прекрасна. Воздух, горы, море… — И тут же она испортила все новым критическим замечанием: — Конечно, в полдень жара просто невыносима, а дороги так плохи — и по большей части просто фунтовые! — что плакать хочется. И эта вездесущая пыль…
Мэг едва не застонала в новом приступе отчаяния. У Дорис, окрыленной мнимой безнаказанностью и вседозволенностью, медленно, но неуклонно отказывали тормоза. Эх, надо было бы привязать Дорис к кровати и запереть в комнате! Мэг не успела додумать эту упоительную мысль — ее насторожили странные звуки, источником которых явно был Димитрис. И она, и Дорис замерли и с удивлением уставились на него. Только через мгновение они поняли, что он смеется!
