Светлана Лубенец - Свидание на крыше
Серега тогда еще нашел в себе силы спросить:
— И что же ты сделаешь?
— Я?!!!! — Ольга расхохоталась. — Я же не одна! За мной весь класс! А вы с Веркой — одиночки. Вы ведь даже не вместе, чтобы могли хоть както нам противостоять! И Булат вовсе не на Веркиной стороне. Это ж ясно, что он просто решил с нами посоревноваться: кто кого! А это глупо! Мы же все против вас! Все! И вы с Веркой и с наивным Илюхой ничего не сможете сделать!
— Скажи, Оля, за что ты так ненавидишь Филимонову? — спросил Новиков.
— А нечего стоять на моем пути! — выдохнула она и, резко развернувшись, пошла по коридору школы в направлении столовой.
Сергей еще долго смотрел вслед однокласснице. Он пытался сообразить, что особенно сильно задело его в словах Первухиной. На самом деле, она ничего нового ему не сказала. Да, он нехорош собой… Да, мать тоже говорит, что от постоянного сидения за столом боком у него уже правое плечо стало выше левого. Неужели же прямо на все двадцать сантиметров? Нет, конечно, Ольга преувеличивает… Но чтото с этим, безусловно, надо делать. Спортом, что ли, заняться, а то ведь и впрямь перекосит на все эти сантиметры… А уши… Да нормальные у него уши! Не хуже, чем у других! Или хуже? Аааа! Вот что его резануло: он урод… Урод? Неужели прямотаки урод?
Новиков спустился на первый этаж к гардеробу и встал перед зеркалом. Он урод? Вроде, нет… Или он просто к себе привык? Попробовать, что ли, абстрагироваться? Например, представить, что на него смотрит девчонка. Ну, представил… И что же она видит? А видит она страшные темносиние штаны, вытянутые на коленях. Еще серый джемпер с пузырями на локтях. Кроссовки тоже те еще… Их давно пора выбрасывать, но он както привык к ним: нигде не давят, не трут. У него есть новые… старшая сеструха подарила… Фирма какаята навороченная… Он, Серега, в фирмах не силен. Он один раз надел эти фирменные кроссочи, потом неделю волдырь на пятке лечил.
Впрочем, хватит одежду хаять. Ее и сменить можно. Было бы желание. Пора к роже переходить!
Сергей с большой опаской посмотрел на свое лицо. Да, пожалуй, уши слегка выпирают. Но небезнадежно. Если волосы и впрямь отрастить подлинней, все будет нормально. Или ненормально? Куда, скажите, девать этот ужасный огромный нос? Он выпирает покруче ушей, и ничем его не прикроешь. Удивительно, что Первухина по нему не прошлась. Хотя того, что она сказала, и так достаточно. Конечно же, он урод! Самый настоящий! Длинный, тощий, одежда висит как на вешалке. И правое плечо, если расслабиться и встать в привычную позу, конечно же, выше левого. Ну не на двадцать сантиметров… но выше… В глаза бросается… А какой кошмарный рюкзак! Впрочем, неудивительно. Он ходит с ним в школу третий год. Мать предлагала купить новый, а он отказался: привык, дескать… удобный…
Серега отошел от зеркала и решил проделать еще один эксперимент. Он поднялся на третий этаж, где у них должен был начаться урок литературы, и вышел в рекреацию, где у окон тусовались девчонки. Подойдя к ним, он окликнул одну из признанных красавиц класса, Таню Лебедеву:
— Тань, можно тебя на два слова?
Лебедева удивленно вскинула бровки, передернула плечами, но с подоконника, на котором сидела, спрыгнула и пошла к нему.
— Я вот что хочу у тебя спросить… — начал Серега и повел разговор о сочинении по «Слову о полку Игореве», которое им задали на дом. Собственно, «Слово» его совершенно не интересовало, да и сочинение он уже не только написал, но даже и сдал, но ему надо было проверить реакцию Таньки на разговор с ним. И чем дольше он говорил, тем более убеждался в том, что Ольга Первухина права. Прехорошенькой Лебедевой было явно стыдно стоять с ним рядом. Она все время пятилась от него, и он вынужден был наступать. А Танечка снова пыталась от него оторваться и всем своим видом показывала окружающим, что не имеет с этим уродом ничего общего. Он сам привязывается, а она из элементарной вежливости не может отказать ему в разговоре. В конце концов он пощадил Лебедеву и отошел от нее еще до того, как прозвенел звонок на урок.
Оставшиеся уроки Серега провел как во сне. Он не смотрел на Веру не потому, что ему запретила Первухина. Он не смел поднять на нее глаз. Какой смысл ему, уроду, засматриваться на девчонку, которая так же шарахнется от него, как Лебедева, если он вдруг решится подойти к ней. Да он теперь и не решится. Впрочем, он и раньшето не решался… Хотя раньше ему никто и не нравился. Неужели Вера ему нравится? Или, может быть, Первухина была права и в другом? Может, он влюбился в Филимонову? Очень похоже на то… И что же теперь с этой любовью делать?
Вечером Новиков никак не мог сосредоточиться ни на уроках, ни на своей коллекции моделей автомобилей, которую любовно собирал уже несколько лет. Это не были купленные в магазинах детские игрушки. Он сам собирал автомобильчики из картонных деталей, которые сам же и чертил, и вырезал, глядя на фотографии в Интернете. Потом он машинки раскрашивал и покрывал лаком. Получалось здорово. Моделек набралось уже более двадцати, и он не так давно как раз подумал о том, не похвастаться ли комунибудь своей коллекцией. Он стал перебирать своих одноклассников и вдруг остро почувствовал, что у него нет настоящих друзей. Он, Серега, только и делал, что изо всех сил учился, поскольку это было ему очень интересно. В свободное время с упоением решал дополнительные примеры и задачи и клеил свои машинки. И теперь выходило, что он упустил в жизни самое главное, а именно — друзей. Почемуто до этого они не были ему нужны. А что сейчас? А сейчас ему очень хотелось с кемнибудь пообщаться не только на предмет школьных заданий на дом. Именно за общением он пришел тогда к Илюхе Булатову. Он хотел пригласить его к себе в гости и показать коллекцию автомобилей. Но Илюха был сильно занят созданием группы «Мы любим Веру Филимонову!». Было ясно, что в этот момент ему явно было не до машинок. Собственно, вполне может быть, что ему вообще никогда не будет дела до коллекции. Скорее всего, она покажется ему смешным детским увлечением. Все сейчас как развлекаются? Слушают музон да сидят в Интернете. Кому они нужны, его машинки?
Но он, Серега, бесконечно благодарен Булату за то, что тот привлек его внимание к Вере Филимоновой. Сама Вера, конечно, никогда не снизойдет до него, но любитьто ее тайно он вполне может. Неужели он и впрямь ее любит? А что? Он ведь сегодня это абсолютно точно понял. Любит… Словото какое хорошее… И чувство тоже… И как же это радостно — любить, даже безответно.
Но вот быть уродом — это отвратительно. Конечно, можно завтра же надеть в школу и новые джинсы, и сеструхины кроссовки, и даже попросить на день у отца кейс, а сразу после уроков купить себе какуюнибудь красивую сумку через плечо… мать денег сразу даст… Но у него уже сформировался определенный имидж — незаметного и не интересного никому человека. Разве это можно побороть новыми штанами? Да он и общатьсято нормально не умеет. Одно дело — спросить Лебедеву про сочинение и совсем другое — говорить о чемто постороннем. О чем люди разговаривают друг с другом? Что интересно девчонкам? Уж точно не коллекция автомобилей! Хотя… о чем бы он ни завел с девчонками разговор, он будет им смешон. Они будут мечтать от него отделаться. Хоть Лебедева, хоть Вера Филимонова…
