Триш Доллер - Практически нормальная жизнь (ЛП)
– Дело не в Трэвисе, – возражает она.
– Разумеется, в Трэвисе, – огрызается он. – Дело всегда в Трэвисе.
– Мам. – Я не свожу с него взгляда. – Почему бы тебе не вздремнуть, как ты и собиралась? Я обо всем позабочусь.
– Но…
– Все нормально. У меня все под контролем.
Она неуклюже целует меня в щеку.
– Ты такой хороший мальчик.
До хорошего мне сейчас ой как далеко.
– Я думал, в армии ты повзрослеешь, – говорит отец, когда мама оказывается вне зоны слышимости. – Но ты остался таким же непочтительным мелким паршивцем, каким был до отъезда.
Хватаю его за воротник рубашки. Мелкому паршивцу не составляет труда притянуть отца к себе. Он напуган. И правильно, ведь нет ничего страшнее бойца, которого вывели из себя.
– Знаешь, чем я занимался сегодня в шесть утра? Сидел на кухне с мамой. Она прождала тебя всю ночь. Нехрен мне заливать про уважение.
Отец молчит, вытаращив глаза. Меня это радует, хотя и не должно.
– Если хочешь быть ничтожеством, изменяя маме налево и направо, потому что она уделяет внимание кому-то, помимо тебя – валяй. Но мной не прикрывайся.
Отталкиваю его слегка, разжав кулак. Он отшатывается назад. Если бы я хотел сбить его с ног, он бы уже валялся на полу, только это было мое предупреждение.
– Я в магазин. – Подхватываю ключи от машины. – Надо ведь оказать Бекки радушный прием.
Загорелое лицо папы бледнеет. Он достает свой бумажник.
– Тебе… тебе нужны деньги?
– Не от тебя.
***
Уже в супермаркете понимаю, что у меня проблема – я забыл мамин список. Понятия не имею, что нужно готовить на званые ужины, даже для людей, которых ненавидишь.
Направляюсь в мясной отдел.
– Чем могу помочь? – интересуется мясник.
– Что бы вы приготовили, если… эмм… если бы ждали гостей на ужин? – Боже, я чувствую себя идиотом.
– Жаркое – всегда удачный выбор, – предлагает он. – Или свиные отбивные. А может, отбивные из молодого барашка.
Отбивные из молодого барашка? Я отхожу от прилавка, останавливаюсь перед холодильной камерой с различными видами мяса. Не представляю, что купить. По большей части я даже не разберусь, что есть что. Это какой-то кошмар.
– Тебе помочь? – спрашивает женский голос у меня за спиной.
Я уже собираюсь бросить оскорбленное "нет" через плечо, когда ко мне подходит Харпер. Волосы так же растрепаны, глаза так же зелены. Наверно, я бы мог целую вечность смотреть на ее лицо, и мне бы не надоело.
– Если скажу "да", твое мнение обо мне испортится?
Она пожимает плечами, но я замечаю улыбку в уголках ее рта.
– Мое мнение о тебе и без того испорчено.
– Ты же не собираешься опять меня ударить, да?
– Ну, не планировала, однако предпочитаю не ограничивать себя в возможностях. – Харпер ставит свою пластиковую корзину в мою тележку. – Итак, у тебя намечается званый ужин?
– Да, то есть, нет. У моей мамы намечается, но она… не очень хорошо себя чувствует, поэтому я решил сам все купить, отвезти домой и приготовить.
Харпер скептически склоняет голову набок.
– Умеешь ли ты готовить, Трэвис?
– Что может быть сложного? – Ее брови приподнимаются; она ничего не отвечает, заставляя меня рассмеяться. – Ладно, не умею. Но хочу сделать что-нибудь приятное для нее.
Улыбка Харпер – словно награда, меня будто солнечным светом озаряет.
– Может, тебе стоит начать с чего-то простого, но вкусного, – говорит она. – Например… Хорошо, у меня есть идея.
Я иду за ней в овощной отдел, обратив внимание на правый задний карман ее джинсов с белесоватой потертостью в форме круга – там когда-то хранили баночку жевательного табака. Джинсы из секонд-хенда. Раньше я тоже покупал одежду в основном в секонд-хенде. Мне нравилось, что вещи уже разношенные, мягкие.
По пути Харпер учит меня, как выбирать свежие помидоры, только я практически не слушаю. Я думаю о Бекки Михальски. Почему папа завел интрижку с ней? Она же заурядная, особенно по сравнению с мамой. Мне кажется, в данной ситуации Бекки – самая большая неудачница. Переключиться с Дона на моего отца – плачевная перспектива.
– Трэвис, ты тут? – Харпер машет рукой у меня перед лицом.
– Я чуть не ударил своего папу сегодня. – Не знаю, что на меня нашло, зачем разболтал об этом Харпер Грэй посреди овощного отдела супермаркета Винн-Дикси, однако почему-то доверился ей.
– Почему?
– Он изменяет маме.
– Я… ого, мне жаль. – Она смотрит на меня снизу вверх. В ее глазах я не вижу жалости, либо удовлетворения, потому что мне достался пинок от кармы за то, как обошелся с ней в школе. Взгляд Харпер просто полон грусти. – Хочешь об этом поговорить?
– Не очень.
Именно эти слова сходят с моих губ, только дальше я ловлю себя на том, что, облокотившись на ящик с овощами, рассказываю ей все. Включая то, как напоил маму.
Услышав про этот момент, она улыбается.
– Необычно… но по-своему мило.
Она подходит ближе. Теперь мы перекрываем доступ к авокадо. Рука Харпер касается моей, отчего волосы у меня на затылке встают дыбом.
– Моя мама ушла, когда мне было десять. Она уехала обратно в Данию, чтобы позаботиться о бабушке, умиравшей от рака, и больше не вернулась.
– Ох, черт. Я не знал.
– Былое дело. – Ее плечи небрежно приподнимаются. Хотя, похоже, данный жест гораздо многозначительней, чем она намеревалась показать. – Довольно долго я думала, что сама виновата. В смысле, если бы я была лучше, то она бы не ушла. Затем поняла, что я тут ни при чем. Тогда мне тоже хотелось ее ударить. Но она была далеко.
К отделу подходит пожилой мужчина, и нам приходится его пропустить. Харпер ведет меня к ящику с различными травами, собранными резинками в пучки. Все выглядит одинаково – зеленое и пушистое – однако она поясняет, что мы ищем базилик.
– Ты хоть как-то контактировала со своей мамой после ее отъезда? – спрашиваю я, вручая ей пучок базилика.
– Она присылает мне открытки ко дню рождения каждый год, – отвечает Харпер, когда мы направляемся в отдел макаронных изделий. – Правда к открыткам прилагает датские кроны вместо долларов. Их даже конвертировать не стоит. – Она бросает несколько упаковок пасты пенне в тележку. – А в подарок на окончание школы прислала мне билет до Копенгагена.
– Ты поехала?
– Да… мама, эээ, живет в общежитии в Христиании с кучей другого народа, так что, на протяжении моего визита она либо рисовала у себя в студии, либо курила травку со своим двадцатидвухлетним бойфрендом. Я спала на диване, провонявшем кошачьей мочой.
