Татьяна Тронина - Песчаный рай
«Если он умрет – и я умру. Нет жизни без него, нет счастья!» Да что там говорить – Фиделя любили все. Бабы так прямо толпами за ним бегали…
Но Таисия Георгиевна гоняла их всех. Старалась быть рядом с мужем, часто заходила в больницу, где тот работал хирургом, встречала вечером…
Но – таковы все мужчины. Сколько Таисия Георгиевна жила, еще ни одного верного не встречала. У нее, слава богу, глаза на месте. Видела, замечала все, что вокруг творится. Мужчины не могут не изменять, уж такова их природа.
Поэтому второе наслаждение Таисии Георгиевны было – доносить до глупых баб, что их мужья им не верны. Пусть мучаются, пусть знают!
Поэтому Таисия Георгиевна никогда не ходила по городу просто так. Она наблюдала. Кто куда направляется, кто из какой двери выходит. Кто как обмолвился в разговоре… Она ловила чужие взгляды, она оценивала выражения лиц. Ведь по лицам окружающих можно прочитать, кто с кем спит, кто кого ненавидит.
Жить гораздо легче, если знаешь, что ты не одна такая. Это судьба всех женщин. Нет той, которой бы не изменили…
Таисия Георгиевна допила кофе, вернулась в дом, легла в своей комнате. У них с мужем были разные комнаты – чего тесниться-то, если целый дом в их распоряжении!
Перед тем как уснуть, женщина вспомнила, как они с мужем встречались еще до свадьбы. Девушкой Тася была тоненькой, с водопадом черных волос и очень страстной. Кажется, они круглые сутки только и делали, что занимались любовью. Именно в тот период Фидель принадлежал одной ей, юной Тасе.
Потом она забеременела, потом он, как честный человек на ней женился. Потом… Потом, в один прекрасный день, когда муж вернулся с работы, Тася что-то ощутила… Что-то странное, незнакомое – в его взгляде, в интонациях его голоса. Наверное, именно тогда, в тот день, Фидель в первый раз ей изменил. О, как больно, как невыносимо больно ей стало тогда… Но она сама ничего не могла изменить. Так и жила потом – любя и страдая.
Потом родился сын, хлопот полон рот, потом она стала поправляться… Как-то не получалось вернуть те, первые, полные огня отношения. А потом Тася привыкла к неверности супруга. Не смирилась, нет, но – привыкла.
…В дверь постучали. Таисия Георгиевна с трудом села, отбросила спутавшиеся волосы с лица.
– Тася, ты спишь? – с той стороны двери спросил супруг. – Ладно, потом…
– Фидель, заходи! – крикнула женщина, спустила ноги с кровати и торопливо нашарила ими тапочки.
Муж появился на пороге – и, как всегда, сердце Таисии дрогнуло от восторга, от радости. Она каждый раз испытывала это чувство, когда видела мужа после долгого отсутствия.
– Как дела? Никто сегодня не умер? – шутливо спросила она.
– Обошлось… Тася, хочу сделать тебе подарок.
– Да?..
– Вот, держи, – Фидель достал что-то из кармана, опустил ей на ладонь.
– Ой… Это ж тот самый! – На ладони Таисии Георгиевны лежал знакомый перстенек. Таисия Георгиевна обожала «ювелирку» (это было третье ее наслаждение), и, к чести мужа, тот всегда баловал ее драгоценными подношениями. – Она продала, да? Как ты ее уговорил? Ведь такая вредная медсестра…
В лице Фиделя ничего не изменилось, но взгляд как будто дрогнул. Таисии Георгиевне это не понравилось. Она, умевшая разгадывать любое движение губ, взмахи ресниц и мельчайшие модуляции голоса, в этот раз озадачилась. Фидель был явно чем-то разочарован. Он тосковал.
– Как ты ее уговорил? – нетерпеливо переспросила Таисия Георгиевна. – Хотя я догадываюсь…
– Перестань, Тася. Не придумывай. Дина сама отдала мне его.
– От-да-ла?
– Продала. Конечно, продала.
– За сколько?
– Ой, Тася, какая разница… – пожал плечами муж и вышел из комнаты.
«Сдам в растяжку… Но – камень чудесный! – размышляла женщина, рассматривая перстень. – А что там с этой Диной у Фиделя произошло? Вертихвостка, ей еще отплачутся мои слезы!» Таисия Георгиевна и в самом деле заплакала. «Он тебя не любит, – сказал злой голос внутри ее. – Он от тебя откупается. И чему ты радуешься, дурочка?! Золоту-рубинам?.. Лучше б муж тебя поцеловал лишний раз! Лучше б он спал с тобой в одной кровати… Лучше б он желал тебя – как тогда, тридцать лет назад! Любовь – разве она не дороже твоего золота?»
Таисия Георгиевна совсем расстроилась. Плакала долго у себя в комнате. К вечеру успокоилась и, как всегда, опять с нежностью стала думать о муже. Конечно, она его простила, что бы там у него на стороне ни было…
Но зато она не простила себя. Как она могла потерять самое ценное, что было в ее жизни, – любовь своего Фиделя?
В этот вечер Таисия не стала ужинать. И не потому, что решила сесть на диету. Просто у нее аппетит пропал. Она впервые не хотела есть!
* * *Дина никогда бы не пожелала расстаться со своим перстнем в здравом уме и твердой памяти. Это ведь была самая ценная вещь в ее жизни! Но она понимала, что просто так ничего не бывает. И невозможно уже казалось вежливо расшаркаться с Курбатовым, согласившись: «Ах, Фидель Рауфович, спасибо вам, что не воспользовались моей опрометчивостью!» – и тем самым исчерпать инцидент.
Позже, находясь почти неотлучно в палате интенсивной терапии и наблюдая за состоянием пилота, попавшего в аварию, Дина снова и снова вспоминала тот момент, когда она спорила с Курбатовым – жить или не жить Раевскому. Женщина пыталась понять, что же тогда произошло.
Это была как будто не она. Она, Дина, не стала бы спорить с начальником, человеком умным, знающим свое дело. Сказал – не перенесет пациент операции, значит, не перенесет. И это была не жестокость, не цинизм врачебный, а – знание законов медицины. Суровая реальность, которой так боятся истеричные романтики, любящие обвинить скопом всех докторов.
И Курбатов, тот, которого знала Дина, на слабо@@ тоже не поддался бы. А вот тогда взял и почему-то поддался! Словно два ангела, стоя за плечами умирающего, вступили между собой в ожесточенный спор – жить или не жить их подопечному. Один ангел был с черными крыльями, другой – с белыми. Ангел жизни и ангел смерти – воевали за человека по имени Никита Раевский.
Поэтому Дина и согласилась внести свой залог. Она платила за чудо. Да, перстень ей очень дорог, но разве человеческая жизнь не стоит того?
Сейчас, спустя дни, жизненные показатели Никиты Раевского были в норме, но он по-прежнему находился в коме. Отгремели фанфары Курбатову, тело штурмана Лиховецкого отправлено специальным рейсом куда-то в Ростов, где жили родственники погибшего, разъехались телевизионщики, умчались гонщики (ралли продолжалось, несмотря на случившуюся трагедию), и коматозник Раевский остался один на один с Диной.
Еще до того Дина узнала, что родных у пилота нет. То есть никто, кроме товарищей по команде, о Раевском не беспокоился. Да и товарищи сейчас были заняты гонкой… Конечно, они периодически звонили в больницу, узнать о состоянии друга, но в данный момент только Дина находилась рядом с Раевским.
