Вера Колочкова - Знак Нефертити
И мысленно махнула на себя рукой, рассердилась — при чем здесь вообще Глазкова! Надо же, какая чушь в голову лезет. А может, она вообще из больницы не выйдет? Или… туда не пойдет? Вот примет решение через две недели — и не пойдет…
Содрогнулась — то ли от проскочившей мысли, то ли от холода. Все, надо домой идти. Еще простудиться недоставало. Пожалуй, через Калининский мост нужно идти, так короче…
А на мосту — ни души. Фонари горят матово, тускло, в промельках редкого снега. Остановилась, глянула вниз, опершись рукой о каменный парапет. Чернота, холод, жуть… Черная вода внизу плещется, жадно поглощает прилетающие белые хлопья. Говорят, здесь глубоко…
И заныло внутри, затолклось, закричало — тряпка ты, Анька, тряпка, и не думай даже, все равно не осмелишься… Дура ты, Анька, дура!
Какой нестерпимо холодный звон сердца в ушах. Стекло, а не сердце. Хрустальный осколок. Чем сильнее сжимаются зубы, тем слышнее холодный звон хрусталя…
— Не стоит этого делать, милая…
Вздрогнула — послышалось, что ли? Обернулась резко — нет, не послышалось. Чуть поодаль мужик с собакой остановился, смотрит настороженно, с трудом удерживая поводок. Жалкий совсем мужичонка. Залысинка ото лба, волосы от снега-дождя мокрые, и куртец на нем весь промокший, колом стоит. А глаза-то, глаза! Совсем жалкому образу не соответствуют! Умные, пронзительные, хитрющие!
Стоит, смотрит, молчит… Чего уставился, спрашивается? Да, он же сказал сейчас что-то… «Не стоит этого делать, милая…» Какая она ему милая, совсем обнаглел? Тоже, ангел-хранитель нашелся!
— Это вы мне, мужчина?
— Да, вам. Если вы надумали сигануть с моста — не стоит этого делать.
— А с чего вы взяли, что я решила… сигануть?
— От вас энергия идет соответствующая. Мимо проходил — навеяло.
— А вы что, экстрасенс?
— Нет. Я не экстрасенс, я обыкновенный.
— Ну, если обыкновенный, так и проходите мимо! Где хочу, там и стою!
Видимо, собака почуяла ее раздраженный тон — зарычала глухо, присела на передние лапы. Нагнулся, потрепал ее за загривок:
— Тихо, Альма, тихо… Фу, Альма, свои… Может, вас проводить, женщина?
— Нет уж, спасибо, не надо. Может, вы маньяк, откуда я знаю.
— А что, похож?
— Да нет вообще-то… Не тянете…
— Что ж, спасибо на добром слове. Значит, не надо провожать?
— Нет, не надо.
— Тогда — всего доброго…
— И вам…
Двинулись в разные стороны, она так вообще припустила чуть не бегом — замерзла. Уже сходя с моста, обернулась. Никого… Ни души на мосту. Показалось, что ли? А может, и впрямь… Ангел-хранитель был? Сильно уж глаза у него пронзительные, прямо нечеловеческие.
Подходя к дому, глянула вверх, на окна. Конечно — темные, кто бы сомневался. Опять сынок где-то пропадает. Интересно, когда он к занятиям готовится? Вроде и пропусков в институте нет, и долгов по лабораторным… А что, она это дело отслеживает, тут уж, как говорится, доверяй, но проверяй. Специально на Антошкиной кафедре знакомство-приятельство завела… И стоит это знакомство всего ничего — коробку конфет да пару колготок к празднику — а польза от него большая. Она и в школе, особенно в старших классах, всегда его таким образом контролировала — со всеми учителями в дружбе была. А как иначе? Она же мать, хоть и не благородная…
Вообще он очень способный, сынок. И в школе над учебниками не сидел, учеба ему сама в руки давалась. Правда, на бюджетное место при поступлении все равно баллов не хватило… Ну, это уж не его беда. Бюджетных-то мест — раз-два, и обчелся. На них все свои сидят, знакомые да дети знакомых. И на платной основе выучится, было бы кому платить…
Поднялась в квартиру, включила в прихожей свет. Быстро раздеться — и чаю… Горячего чаю, с медом!
Устроилась в гостиной на диване с чашкой чая в руках. И снова навалилась тишина. Телевизор? А что — телевизор… Лишь обозначит тишину суетой звуков, ненужных, вызывающих раздражение.
Рука сама потянулась к мобильнику, пальцы ловко выполнили ставшие привычкой движения. Гудки, гудки… Хорошо, хоть не набивший оскомину голос, отстраненно оповещающий про абонента вне зоны сетевого действия…
— Да, мам! — дернулось в ухо короткое, досадливое.
— Ты где, сынок?
— Я у Димки. А что, мам?
— Ничего! Иди домой, поздно уже!
Вот ведь, а! Хотела сказать душевно, а получилось опять — раздраженным приказом.
— Да где поздно, мам! Времени — половина десятого!
— Иди домой, Антон. У тебя дом есть, ты не забыл?
— Мам, ну почему…
— Потому. Потому, что я за тебя волнуюсь. Потому, что у меня голова очень болит. Потому, что мне сегодня выспаться надо. И вообще… Мне очень плохо, Антон…
Сказала — и замолчала, глотая противный комок в горле. Даже губу прикусила, чтоб не дрожала слезной судорогой.
— Мам… Что-то случилось, да?
— Нет… Ничего не случилось. Так ты идешь?
— Да, иду…
Оборванные гудки в трубке, знакомые движения пальцев. Телефон в сторону, быстро на кухню, ужин подогреть. Наверняка придет голодный. И скоро придет. Димка, друг, в соседнем дворе живет. Чего он пропадает все время у этого Димки? Они там и без него друг у друга на головах сидят, семья большая, многодетная…
Ага, звонок. Помчалась в прихожую, открыла дверь. Ввалился — глаза настороженные, вопрошающие, рыскают по лицу.
— Что случилось-то, мам?
— Да ничего не случилось, говорю же! Ты есть будешь? Я курицу зажарила, как ты любишь. С корочкой. Правда, разогревать пришлось.
— С чесноком?
— С чесноком… Иди, мой руки, все уже на столе.
— Ага, сейчас…
Села напротив, стала смотреть, как он ест. Юношеский аппетит, зверский. По-детски кончики пальцев облизывает.
— Вкусно, сынок?
— Вкусно. Вообще-то ты меня напугала, мам. У тебя голос был в трубке такой…
— Да нормальный голос… Может, просто уставший немного. Устала я, сынок. Вот, хочу две недели в счет отпуска взять.
— В ноябре? Зачем?
— Говорю же — устала… Не хочу на работу ходить.
— А что дома будешь делать?
— Ничего… Гулять, книжки читать… А потом… Потом, через две недели, в больницу лягу…
— В больницу?! А что с тобой, мам? Ты же терпеть не можешь больницы!
— Ну, а сейчас лягу. Так надо, сынок.
— А… надолго?
— Не знаю… Я и сама не знаю…
Встала со стула, подошла к кухонному окну. Темень, ветер поднялся, бьется в стекло. А снег-то, похоже, завтра растает… Не бывает так, чтобы выпал и сразу на зиму лег. Еще помучает ноябрь слякотью…
А правда — надолго это дело затянется, с обследованием, с последующим зверством? Нужно было у Козлова спросить… Если надолго, надо Лерку уговорить здесь пожить, пусть и с Герасимом. Черт с ним, с Герасимом. Зато хоть Антошка присмотрен будет да иногда накормлен. И как они тут справятся — без нее… Лерка хозяйка — никакая…
