Развод. Тот, кто меня предал (СИ) - Черничная Даша
— Простите, Рита, мне это неизвестно, — отвечает глухо и поджимает губы.
— Неизвестно, — эхом резонирую я. — А я распашонок бежевых накупила, потому что не знала, кто будет. Теперь уже и не узнаю. И вправду говорят — плохая примета.
Я вижу их… тени, зарождающиеся в углах, клубящиеся, словно змеи. Знаю: как только я закрою глаза, они потянутся ко мне и опутают меня, затянут в свои удушающие объятия.
— У вас есть семья? Муж или родители? Кому нам сообщить о том, что вы здесь? — она задает вопросы, а я смотрю на то, как в комнате становится темнее, хотя вечер еще не скоро.
Я вижу ее шаги, они размыты туманом, не слышны, ведь и она сама — ничто. Она приближается медленно, шаг за шагом, и неспешно накрывает меня словно одеялом, принося вместо тепла обжигающий лед. Стелется сверху, затягивая меня в кокон без света и воздуха, без права на жизнь и счастье.
Вот теперь я попалась. Окончательно. Вот теперь я в плену. Мне не выбраться, не вырваться на свободу. Да и зачем она нужна мне, эта гребаная свобода? Ничто не держит меня, там больше нет света.
Вот оно, мое спасение — край обрыва и прыжок вниз с раскинутыми руками прямо на острие скал.
В палате что-то происходит, пищат датчики, снуют люди. По крови начинает бежать ток. Последнее, что я помню перед тем, как отключиться, — горячая рука, сжавшая мне на прощанье кисть и исчезнувшая. Навсегда.
Глава 16. Моя жена
— Мирон, — слышу встревоженный голос Семена и понимаю — дело дрянь. — Риту увезли на скорой в первую городскую. Ее сбила машина.
— Что? — рявкаю я. — Что значит сбила? Как она?
— Я ничего не знаю, ее быстро забрали, — тараторит он.
— Какого?.. Ты должен был ее защитить!
— От каких-нибудь отморозков, да! Но не от несущейся на нее на всех парах тачке! Я бы попросту не успел! — орет в ответ.
— О чем ты? — хорошо, что я не успел выпить ни грамма алкоголя.
Хватаю ключи от тачки и вылетаю из дома в чем был — в домашних спортивках и мятой футболке.
— Мирон, на нее ехали целенаправленно. Там какой-то замес произошел, я упустил ее этот момент из виду. Ее сбили и скрылись с места происшествия, — уже спокойнее говорит Семен.
— Ты запомнил номер тачки? — кричу я, сажусь в тачку, со всей дури хлопаю дверью и срываюсь с места.
— И запомнил, и фото сделал. Ну что, нужно идти к ментам?
Виляю на трассе, пересекая две сплошные на обгоне.
Так, надо успокоиться, не хватало еще впороться куда-нибудь.
— Нет. Пока нет. Выясни, кто это. Размажу гниду по стенке…
Отключаюсь и выжимаю педаль газа, топлю ее в пол. Паркую тачку криво, бросаю ее и залетаю в холл.
— Маргарита Епифанова, привезли на скорой примерно два часа назад, — говорю ошалевшей регистраторше громче чем нужно.
— Минуту, — лезет в компьютер, смотрит данные и выдает мне: — Нет такой.
— Маргарита Лебедева посмотрите! — Точно, она же фамилию поменяла. Не стала оставлять мою, видимо, чтобы окончательно канаты разрубить.
Регистраторша недовольно закатывает глаза и снова тянется к мышке.
— Такая есть. Кем приходитесь?
— Муж! — муж я! Муж, и похер, что в паспорте написано.
— Возьмите бахилы и халат, поднимайтесь на третий этаж, дальше вас сориентируют. Палата номер восемь.
Перепрыгивая через две ступени, параллельно натягивая несуразный халат, залетаю на нужный этаж, ловлю какую-то медсестру, спрашиваю дорогу и бегу по лабиринтам коридоров. Налево, направо, снова направо.
Возле двери стоит холеный тип в окровавленной рубашке и накинутом сверху халате, рядом с ним врач. Женщина усиленно втирает ему что-то, а тот кивает ей по-деловому.
Врач замечает меня и вскидывает брови:
— Вы к кому?
— К Маргарите Лебедевой, — говорю рвано, пытаюсь отдышаться.
— Кем приходитесь?
— Муж. Как она?
Врач выдает тихое «О!», а мужик хмыкает. Бесит меня, хера ли он тут отирается?
Игнорируя мой вопрос, врачиха оборачивается к типу и говорит:
— Олег Евгеньевич, видите, как здорово. У Маргариты объявились родственники, так что можете не переживать за девушку.
— Анна Ильинична, я бы вас все-таки попросил информировать меня о состоянии Маргариты. Ну и если какая-то помощь будет нужна, сообщайте немедленно. Номер мой у вас есть.
— Конечно-конечно, — кудахчет врачиха.
— Не понял? Ей не понадобится помощь постороннего человека. У Риты есть я, ее муж, и теперь я обеспечу ее всем, чем нужно.
Тип перекатывается с пятки на носок, засовывает руки в карманы брюк, скалится в звериной улыбке и тянет:
— Му-у-ж. Что-то в ее паспорте написано совсем другое.
— А ты что же, в паспорт заглянуть успел? Лихо! - нервно хмыкаю я и подхожу к нему близко, стараясь убрать с дороги. - Официально тебе, Олег Евгеньевич, заявляю: Рита - моя жена. Точка.
— Вот она проснется и мы спросим у нее, замужем она или нет.
— Только рыпнись к ней! - начинаю я, но врачиха перебивает меня:
— Лучше бы поблагодарили Олега Евгеньевича, что был с Маргаритой все это время, - недовольно качает головой, переводя взгляд с одного на другого.
— Чего? — хрипло переспрашиваю я.
— Да вы на него посмотрите — с рук ее не спускал, вся рубашка в крови, — врачиха окидывает типа взглядом.
Я выпрямляюсь, вбираю кислород в легкие и говорю как можно спокойнее и ровнее:
— Благодарю за помощь. Но рядом со своей женой чтобы я больше тебя не видел.
Тип откашливается, трет горло и отвечает мне хрипло:
— Рита не жена тебе, — и молниеносно уходит, пока я охуевше смотрю ему вслед.
Что за хрен такой, этот Олег Евгеньевич? Пробить бы его, не нравится мне, что он трется рядом с Ритой.
— Что с Лебедевой? — взываю к врачихе, которая не сводит с меня взгляда.
— Как вас зовут? — спрашивает она и чуть поджимает губы.
— Мирон.
— Мирон, вы действительно муж пациентке? Это очень важно, потому что я не могу предоставлять информацию о ее здоровье посторонним.
— Я не посторонний. Я же говорю вам — муж.
Врачиха смотрит на меня недоверчиво, снова поджимает губы. Видимо, мой вздрюченный внешний вид удовлетворяет ее, поэтому она начинает:
— Маргариту сбил автомобиль. Состояние стабильное. Перелом ноги и руки, ссадины и ушибы. Сотрясение мозга.
Киваю. Каждое слово — как нож под сердце. Резали ее, мотали, ломали. Девочку мою маленькую, хрупкую. Включаю здравый смысл и анализирую: рука, нога. Все это не смертельно, будет жить. Ничего страшного, подниму ее на ноги, выхожу.
— И плод. Ребенка спасти не удалось. Сожалею.
Киваю два раза и замираю. Поднимаю взгляд на женщину и смотрю на нее, но вижу перед собой пустоту. Белая пелена.
— Ребенок, — проговариваю я на выдохе, обкатывая каждую букву на языке, примеряя это слово на себя.
— Да. Маргарита была беременна. Срок — двенадцать недель, — голос доктора отдает эхом от пустых стен и шипами впивается мне в подкорку. — Вы не знали?
— Нет, — вмиг обессилев, будто из меня выбили весь воздух, качаю головой.
Врачиха вздыхает:
— Мирон, вы должны знать: мы вкололи ей снотворное, потому что у нее началась истерика после информации о ребенке. Ей нужна поддержка и помощь.
— Твою мать, — тихо шепнув, тру лицо.
Неужели это правда? Почему же она не пришла ко мне? Не сказала?! Господи, я бы не отошел от нее ни на минуту, на руках бы всегда держал.
Она носила нашего малыша. Долгожданного и такого неожиданного. Возможно, именно он смог бы примирить нас? Я бы сделал все возможное, чтобы так и произошло.
— Какие дальнейшие планы на ее восстановление? — на автомате задаю вопросы, потому что мне нужно иметь полную картину того, что происходит.
— Маргарита побудет у нас. Полагаю, что физически она быстро восстановится. По поводу дальнейшей возможности иметь детей пока рано делать выводы, но мы постарались сделать все возможное. Меня больше беспокоит ее психологическое состояние.