Предателей не прощают (СИ) - Коваленко Мария

— Значит, все же что-то случилось…

За девятнадцать лет я научилась считывать ее эмоции на расстоянии по любым фразам. Сейчас мой внутренний датчик трещит как дозиметр возле атомного реактора.

— Мы с папой решили продать квартиру. Нужно будет, чтобы ты дала согласие, — словно нехотя, скороговоркой произносит мама.

— Продать?! Зачем?!

— Нас сейчас трое. Бабушка лежачая. Куда нам трехкомнатная? Поместимся и двушке. Меньше затрат, и дом можно будет выбрать возле поликлиники, чтобы папе было ближе ходить на процедуры.

— Мама, какая двушка? Нам в трешке было тесно. А процедуры… Они скоро закончатся. Дальше медосмотр и неизвестность. Может, с папы вообще инвалидность снимут, и нужно будет возвращаться на завод.

— Так он снова жить будет на этой своей работе. А нам двоим в хоромах куковать? — Слышу непривычные злые нотки в любимом голосе.

— После такой тяжелой болезни никто его на работе сутками держать не станет.

— Не станет… Никто… — С непонятной обреченностью выдыхает мама. — Но квартиру все равно нужно продать. У меня уже нет никаких сил в ней убираться и бегать из комнаты в комнату.

— Ясно. — Я решаю не спорить.

За маминой ложью явно скрываются какие-то серьезные проблемы. Сама она о них не расскажет, а если надавлю — расстроится еще сильнее.

— А у тебя как дела? Как учеба? Как твоя работа?

— У меня тоже все замечательно. — Бумеранг лжи летит обратно. — В университете ввязалась в интересный научный проект. На работе тихо и спокойно.

— Я так рада за тебя, доченька. Ты у нас такая умница. Все сама, без нашей помощи. И со всем справляешься.

Я не вижу маму, но, кажется, она плачет.

— Да, мама, не переживай! — Кошусь на кошелек, торчащий из кармана рюкзака. — Я хорошо устроилась. Наниматели добрые, работа легкая.

За время работы я скопила небольшую сумму. Мечтала купить какой-нибудь бэушный ноутбук взамен своего древнего. Работать на нем с каждым днем становится все труднее, но, кажется, пока придется потерпеть.

Разговор с мамой только усиливает мое предчувствие надвигающейся беды. Не зная, с какой стороны прилетит следующая плохая новость, я, как следует, готовлюсь к двум семинарам на завтра, рассылаю еще с десяток резюме и готовлю для девчонок свои фирменные сырники с морковкой.

Дела и учеба постепенно отвлекают от мыслей о маме и поиске работы. Оранжевые творожные кругляши получаются идеальными с виду и на вкус. А обилие вакансий вселяет веру в быстрое трудоустройство.

Вспомнив, что забыла сказать о денежном переводе, я ближе к десяти снова набираю маму. Однако в этот раз трубку снимает ни она, ни папа, а почему-то соседка.

— Здравствуйте, Инна Витальевна, а что случилось?

Пока нет ни одной причины для паники. Мама запросто могла забыть мобильный у Инны или попросить ее ответить, пока сама колдует над плитой. Такое уже было. Не раз! И все же сегодня от этой замены становится неспокойно.

— Мамка твоя в аптеку выбежала. У бабки давление скакнуло, а присмотреть некому.

— То есть? А папа?

— Ой, Евка, я тебя умоляю! Какой папа?! Он уже неделю здесь не живет. Как спутался с этой своей врачихой, так, считай, и пропал. Любовь там у него!

— Тетя Инна, вы сейчас ничего не путаете?

— Да что путать?! Пиздец здесь, Евка! Батяня твой по бабам на старости лет пошел. Отжился старый кобель, орлом себя возомнил.

— Боже… Папа… он не мог. — Горло перехватывает.

Я отчетливо помню, как мама с папой обнимали меня, провожая в Питер. Помню, как радовалась, что они у меня такие дружные и мне не страшно оставлять их одних.

— Он у тебя королем жить привык. Обед из трех блюд, пироги два раза в неделю да еще порядок в доме такой, словно у вас здесь операционная. А после того, как мать с работы выгнали, красивая жизнь накрылась медным тазом.

— Маму уволили? — Это настоящий водопад жутких новостей.

— Сразу после твоего отъезда в Питер. Вначале хотели на нее недостачу повесить. Потом согласились на увольнение по собственному желанию. Выперли твари без выходного пособия. Бабка на нервной почве чуть богу душу не отдала. Все деньги, что были, на лекарства ушли. Сейчас мамка квартиру разменяет, хоть долги сможет раздать.

— Так квартиру она из-за этого продает… — Хочется бросить все, купить билет и рвануть к маме. Обнять ее и пообещать, что все будет хорошо.

— Знаешь, Евка, я и так тебе уже слишком много всего рассказала. Лучше тебе у мамки остальное узнать. А еще лучше… — Она на миг замолкает, будто задумывается. — Бросить свой институт. Вернуться домой. И устроиться на нормальную работу.

Глава 21. Направления

Когда начинаются короткие гудки, я роняю телефон и падаю на подушку.

По ощущениям — в груди дыра. Еще недавно я переживала из-за расставания с Егором и несправедливого увольнения. Думала, что в моей жизни наступила черная полоса. А сейчас понимаю, что на самом деле все было не так уж плохо.

Я бы спаслась другой работой, нашла бы новых друзей. Я бы выбралась… Только сейчас эти планы теряют смысл. Тетя Инна права — нужно собирать чемоданы и ехать домой.

— Справлюсь, — говорю вслух, а по щекам начинают течь слезы. — К учебе можно будет вернуться и позже, — пытаюсь врать и не верю.

От боли за себя, за маму и за бабушку хочется выть навзрыд. Мечтаю хоть раз за все эти дни выпустить проклятые эмоции. Но стоит мне взять в руки рулончик туалетной бумаги, в комнату входят соседки.

— Ева, что случилось? — бежит ко мне Лика.

— Евочка, ты из-за нас? — всплескивает руками Соня.

— Нет, это так. Накатило. Не могу остановить. — Закрыв лицо руками, плачу еще сильнее.

— Ев, я тебе клянусь, мы не собирались с ним спать, — обнимая меня за плечи, признается Лика.

— Мы вообще ни с кем не собирались, — поддакивает Соня.

— Как только все закончилось, обе ушли в спальню и решили хоть раз нормально отдохнуть. Без всяких…

— А через полчаса твой Ромео сам пришел к нам в комнату. Сказал, что ты его продинамила и ему плохо.

— Я и не представляла, что так закончится. Мы ему просто посочувствовали. — Лика забирает бумагу и начинает стирать слезы с моего лица.

— Развлечь пытались, — всхлипывает Соня. — Я даже анекдот вспомнила. Не пошлый. А потом Егор потянулся…

— Мы так виноваты перед тобой. Думали, что у вас все закончилось.

— Как последние идиотки поверили ему, когда сказал, что ты его не любишь.

— Прости нас, пожалуйста. Если бы мы только могли догадаться, что тебе будет так плохо…

— Я бы его лично кастрировала, — шепчет всегда мирная и добрая Соня.

— А я бы вызвала нам всем такси. Чтобы убраться оттуда. — Лика гладит меня по голове.

— Девочки… — От этой заботы горе накрывает еще сильнее. Где я в Тюмени найду себе таких бабочек? Кто будет так успокаивать, переживать и возить по магазинам.

— Не злись на нас, умоляю… — Соня тоже начинает плакать.

— Я… Я не злю-сь, — заикаюсь от слез. — Я… Я вам сыр-ни-ков нажа-рила. — Взглядом указываю на большую тарелку. — С мор-ков-кой. По мами-ному реце-пту.

— Сырников? Так. Стоять! Ты что, на нас не злишься? — удивленно спрашивает Лика.

Она первая из нашей слезливой компании, кто завязывает с сыростью под глазами и быстро приводит себя в порядок.

— Нет. — Вращаю головой.

— А истерика в честь чего? — хмурится подруга.

— Я уез-жаю. На-зад, в Тю-мень.

— В какую еще Тюмень? — округляет глаза Соня.

— До-мой. К ма-ме.

— Охренеть новости! — Лика берет из тарелки сырник и, откусив кусочек, садится рядом. — Подруга, ты головой не ударялась?

— Нет.

— Ну раз нет, тогда… — Лика забирает тарелку со стола. Угощает сырником Соню и кивает мне: — Рассказывай!

Как ни странно, после рассказа на душе становится легче. Девчонки вылили ведро помоев на папу, поохали из-за маминого увольнения и умудрились впихнуть в меня парочку сырников.