Преданная (СИ) - Акулова Мария

Кайф.

Расправив легкие, кричу:

– Спасибо, Юля!

После чего через дверь пробивается сдавленный кашель. Улыбаюсь и качаю головой, сдерживая смех.

– Блять…

Да что ж ты такая пугливая, дурочка… Не бойся меня. Я добрый всегда.

Думаю и сам себе не верю. Улыбаюсь шире.

Ладно, почти всегда. Но к тебе быть злым оснований нет.

***

Сижу в своем охуеть важном судейском кресле и слежу, как по кабинету передвигается Салманов.

Айдар ведет рукой по раме картины, которая, в отличие от кресла, досталась мне по наследству. Стремная, как перечень ходок самого моего памятного рецидивиста-пидараса, получившего в итоге свое законное пожизненное.

Отодвигает. Заглядывает.

А я думаю: Юля же сняла ее. Почему снова здесь? На вопрос сам же себе отвечаю: наверное, Петрович вернул, когда инспектировал кондей.

Этот старый хрыч – самый тошнотный из блюстителей традиций институции. Жаль, что в числе традиций: безвкусица, бюрократизм в худших своих проявлениях, договорняки и склонность лебезить и возвышаться.

Хотя и я не святой, но это — другая история. А пока у меня вверх взлетают брови, но спрашивать ничего не спешу.

Друг оставляет в покое картину, идет по диагонали к моему столу. Ведет пальцами под столешницей. Смотрит безразлично на мой вопросительный ебаль… Лицо мое.

После стола Айдар подходит к окну, я провожаю его взглядом, повернув голову.

Он недолго смотрит вниз колодца внутреннего дворика.

Потом на меня. Я открываю ящик и достаю пачку сигарет. Кривится и коротко мотает головой. А вот я могу себе позволить.

– Окно открой.

Прошу, поджигая сигарету под щелчки ручки не самого нового окна. Затягиваюсь и выпускаю дым над головой.

Жизнь по четкому регламенту, посвященность м-м-м… «высшей миссии» и бесконечное чувство долга, на самом деле, жутко утомляют.

Не скажу, что не вывожу, но иногда хочется послать все и сорваться.

Хочется, но некогда. Мой максимум – сигареты, алкоголь, секс, сон. Всё дозировано.

Жизнь сейчас сильно отличается от той, которую я вел в свои двадцать. Хотя это и понятно. Тупо было бы дожить до тридцати и не сменить приоритеты.

Мой – власть. И крошка справедливости.

– В твоем окружении крыса, Тарнавский.

Айдар в итоге тоже тянется за сигаретой, забирает у меня зажигалку. Дает возможность переварить информацию.

Нельзя сказать, что я в шоке. Соглашаясь на кресло судьи, понимал, что впереди много дерьма, но вляпаться не планировал.

Но и под сомнение слова Айдара ставить особого повода нет.

Твою работу высоко оценили, Слав. Ваша ебаная честь.

– Откуда знаешь? – Спрашиваю у Айдара, хотя по взгляду и так ясно: из надежных источников.

Слежу, как друг выдыхает дым в окно, и начинаю мозговать…

– Подумай, кто это может быть, Слав. Не исключай никого.

Киваю.

Делаю новую затяжку. Выпускаю дым, подняв голову.

Сглатываю, кадык дергается. Взгляд слетает к двери.

После трех дробных ударов она медленно открывается.

В кабинет мышкой юркает моя новая помощница. Милая девушка Юля.

Она держит в руках поднос с кофе и идет к столу, потупив глаза.

Салманов сканирует ее взглядом, а я начинаю вспоминать, как так получилось, что я ее взял…

Крыса-то кто, Слав? Думай, кто крыса.

***

Салманов давно ушел. Я, в принципе, тоже пересиживаю. Только не из-за горящих сроков или других незавершенных дел, а потому что к креслу приковала апатия.

Такое случается со мной редко, но сегодня пришибло.

На столе – надпитый кофе. Можно было бы давно позвать Юлю. Она забрала бы. Я бы ей улыбнулся и домой отпустил. Но нет.

Помощница все еще в соседнем кабинете. Стенка между нами тонкая. Иногда даже как вздыхает слышу.

Только че ж ты вздыхаешь, агент 007?

На экране ноутбука у меня открыта ведомость их курса.

Сам не знаю, зачем, но скольжу пальцами по тачпаду, обводя курсором сначала Березину Юлию Александровну, а потом опуская вниз на еще одну. Смолину Елизавету Руслановну.

Это, конечно, не очевидно. Не прийди ко мне Салманов – долго не узнал бы. Но спасибо другу.

Я помню, как Смолина пересиживала мои скучные пары на плече Березиной. Подруги. Только в жизни не подумал бы, что моя Юля…

Получается, придумал себе «Юлю». Уже не впервые.

Злость, если честно, сильнее, чем малолетка того стоит. Стараюсь гасить.

Интересно, она это по большой дружбе или за большие деньги? Или за маленькие? Или по глупости?

И в чем состоит задача моей крыски?

Смолин – черт. Я знаю его давно. Ко мне в рассмотрение попало важное для него и его бизнес-партнеров дело. Они сходу пришли договариваться. Я не сказал ни да, ни нет. Не потому, что принципиальный, а потому что гниды мне эти не нравятся. Некоторых нужно проучить.

А они, видимо, думают, что проучить нужно меня.

Пальцы сами собой опять скользят по тачпаду вверх. Возвращаются к первой фамилии. Обвожу ее стрелочкой как-то даже для самого себя подозрительно нежно. Упиваюсь очередным разочарованием.

Я бы всему научил, Юль. Захотела бы свалить от меня, окрепнув – уговаривал бы, бабками прельщал, но отпустил, если тебе так лучше будет. А ты…

Свою же сотку тоже обвожу. С одной стороны, злой до ужаса. С другой – разочарование преображается в бессилие. Если даже такие милые — суки, то чего от остального человечества-то ждать?

Но и многое становится понятно. Ее напряжение. Взгляды внимательные. Старательность. Ломалась, наверное, чтобы бдительность усыпить. Я поверил, что это мое искреннее желание. Порыв.

Но твой порыв — это чужой наёб, Слав. На наивность тебя взяли. А ты, как самый настоящий препод-извращенец, повелся на молодое мясо.

Щелкаю по кресту в углу файла. Захлопываю крышку ноутбука и давлю затылком на подголовник.

За дверью шаги.

Не выдержала. Девять почти, а шеф домой не отпустил. У нее может план на киношку, винцо, а то и поебаться. Прикол, если со Смолиным.

Снова три удара по двери, ручка едет вниз.

Юля заглядывает.

И смотреть на нее не хочу, и смотрю все равно. Во взгляде – опаска и вина. Или я придумываю? Наверное, да. Актриса просто хорошая.

– Вячеслав Евгеньевич… Я вам нужна или…

Или, Юля. Или.

Раньше улыбнулся бы, подбодрил и отпустил. Сейчас с удовольствием садиста тяну время. И надеюсь, что треплю нервы.

Я знаю, что злиться и мстить малолетке – не самое благородное из занятий, но, сука, задело.

– А что, планы какие-то? – Спрашиваю без явной агрессии, но… Прохладно.

Контраст настроений Юлия Александровна ловит. Ее профессия обязывает быть внимательной.

Глаза увеличиваются. Губы на секунду сжимаются. Очарование ее трогательной личностью рассеивается. Но манкость… Она осталась.

– Мне в магазин нужно зайти еще. Дома… Еды нет.

В магазин или к Смолину на свиданку?

Я молчу. Она несколько секунд ждет, а потом набирается храбрости:

– Я могу завтра пораньше прийти… Если нужно.

Вообще не нужно, Юль. Нахуй сходить можешь. Пораньше. Попозже. Как хочешь.

Молча смотрю на нее и думаю, что делать. Надавить? Это несложно. Она слабая. Минут пять и сдастся. Но ценности в таком развитии нет. Тем более, так Смолин узнает, что я знаю. Да и она…

Изучаю внимательно. Позволяю себе лишнего. Фокус на губах. Шее. Отмечаю поверхностные нервные вдохи.

Сейчас кажется, что как шпионка – она вообще нихуя не умеет. Палится нещадно. Но это потому что я в курсе.

Переступает с ноги на ногу там – в своей приемной. Здесь тех самых ног я сейчас не вижу, но помню. А взгляду доступны лицо, шея, пальцы на косяке.

Девичий взгляд фокусируется на моей чашке. Я ее кофе не оценил. Готовит-то вкусно, но стоило подумать немного – пить стало противно.

– Вам не понравился? – Предательница спрашивает, поднимая взгляд на лицо. Я кривлюсь и покачиваю ладонью. Мол, такое. Намерено задеваю. Отмечаю, что полупрозрачная кожа покрывается пятнами.