Все, в чем он нуждается (ЛП) - Торн Оливия
— Что он сказал на это?
— Он рассмеялся, в конце концов, не забывай, он считал, что у меня ничего не получится, и затем он завладеет мной. Но, будучи непревзойденным переговорщиком, он не стал бы заключать сделку менее чем за тридцать миллионов долларов, то есть я должен был бы отдать ему двадцать пять миллионов долларов, чтобы выйти из-под его пальца. Первоначальные десять плюс семьдесят пять процентов от двадцати миллионов прибыли.
— Кажется, это несправедливо, — возразила я.
— Это ещё один урок, усвоенный мной из Монополии. В бизнесе нет ничего справедливого; ты получаешь то, о чем договариваешься.
— Так что ты сделал?
— Я согласился на сделку.
— И что произошло?
— Я с треском провалился, — усмехнулся он.
— Ты потерял десять миллионов долларов? — ахнула я. — За три года?
— Нет, за девять месяцев. Я безрассудно вложился в несколько рискованных предприятий, и все они потерпели фиаско.
— Ты?! Но ты вроде как гений бизнеса! Как это произошло?!
— Ну, я старался потерять деньги.
— ЧТО?!
— Это было своего рода подростковое бунтарство с моей стороны. Во всяком случае, так сказал мне психоаналитик моей матери на одной из рождественских вечеринок.
— И что ты сделал?!
— Я сказал ему продолжать подвергать психоанализу мою мать и оставить меня в покое.
— Нет, я имею в виду…
— Я знаю, что ты имела в виду. Я вернулся к отцу и сказал ему, что потерял деньги.
— Он сказал: «Что ж, теперь ты возвращаешься в Гарвард».
— А я ответил: «Нет, не возвращаюсь».
— Он сказал: «У нас было соглашение!»
— А я спросил: «У тебя оно есть в письменном виде?»
Я открыла рот в изумлении.
— Оно у него было?!
Коннор захохотал.
— Нет, не было. Думаю, это был единственный раз в его жизни, когда он не подписал договор, потому что полностью меня недооценивал. Он полагал, что я ничему у него не научился. Видела бы ты его лицо. Особенно, когда я сказал: «А так как письменного договора у тебя нет, как ты собираешься обеспечить его исполнение?»
Я засмеялась помимо своей воли.
— Он знал, о чем ты говорил? Я имею в виду, об игре в Монополию.
— О, конечно же он знал. У моего отца феноменальная память. Он просто не думал, что я это запомнил или мне хватит духу противостоять ему.
— И что он сделал?
— Он разразился тирадой и заорал, что подаст на меня в суд, затем угрожал, что отречется от меня. Я послал его к черту и ушел из дома.
— Боже мой, — прошептала я.
— Это было довольно глупо, но, блин, мне было двадцать в то время. И я чувствовал себя великолепно.
— Но… что случилось после?
— Ну, те десять миллионов долларов помогли мне кое в чем — я обзавелся множеством связей в тех индустриях, на которые был нацелен. И у меня была фамилия семьи, что тоже помогало, не говоря уже о десятках друзей из колледжа и школе-интернате, чьи отцы были богаты и владели миллионами долларов для инвестиций. Могу сказать, я заручился ста миллионами в качестве начального капитала на гораздо более выгодных условиях, чем мой отец предложил мне. Я серьёзно взялся за дело и на самом деле постарался, чтобы это сработало… все остальное лишь скучные детали бухгалтерских книг.
Он поднял бокал с вином в ироничном тосте.
— Ты убедил людей дать тебе сто миллионов долларов сразу после того, как спустил десять миллионов?!
— Во-первых, не забывай, мы говорим о людях, состояние каждого из которых составляет сотни миллионов долларов. У некоторых — миллиарды. Несколько миллионов в качестве инвестиций — особенно для финансовой поддержки Темплтона…
Он произнес свою фамилию в легкомысленной, самоироничной манере.
— … для них раз плюнуть. Некоторые из них хотели поближе подобраться к моему отцу. Тем ребятам я позволил думать, что все еще был в милости у старика. А тем, кто его ненавидел, скажем так, я сообщил, что сделал. В основной массе они покатывались со смеху, а потом спрашивали, на какую сумму мне нужен чек. Они полагали, что я унаследовал деловую хватку своего отца, и могли насолить ему, помогая мне достичь успеха.
— А твой отец узнал об этом?
— О да. Это было частью веселья — особенно, когда мои первоначальные инвесторы вернули триста процентов от своих инвестиций за два года.
— Так… это было своего рода… пошел на хер твоему отцу?
— Ну, это и ещё заработать состояние в процессе.
— Но… твой отец… вы же по-прежнему общаетесь с ним?
— Сейчас, да. Мы не общались несколько лет после того случая.
— Даже на Рождество?
— О, когда он пригрозил отречься от меня, он не шутил. И моя мать согласилась с ним. На какое-то время мне было отказано в приглашениях на все семейные торжества. На самом деле, я не виделся и не разговаривал с ними почти три года.
— Но… но Мексика…
— Да, скажем так… с этим всё немного сложнее.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду, какой процент действий я совершил из-за реальной боязни за его жизнь… и какой процент принятых мной мер можно отнести к чувству ответственности сына перед своим отцом… а какой процент — это окончательное Пошел на хер?
Я беспомощно уставилась на него, не зная, что сказать. Этот разговор зашел слишком далеко, чтобы считаться обычным.
— Никто бы не сделал этого, — продолжил он. — Винсент уж точно не стал бы. В конце концов, мой брат думает только о себе. Мама хотела нанять профессионального посредника, наемника, чтобы доставить деньги. Но я отправился в условленное место, не сказав им обоим ни слова. Сам заплатил выкуп, чтобы лично предстать перед отцом и посмотреть ему в глаза. Что-то вроде «Я — сын, которого ты ненавидишь, и все же я здесь. Придурок».
Коннор пожал плечами.
— В конечном счете, думаю, я все же чувствовал, что задолжал ему те десять миллионов… так что… мне нужно было как-то отплатить ему. Это, в купе со всем остальным, о чем я упоминал. Как я уже говорил, это сложно.
— Что он сказал, когда ты спас его?
Коннор усмехнулся.
— Почему так долго?
— Ты шутишь.
— Нет, не шучу. В тот момент я утер ему нос, целиком и полностью… и этот ублюдок не был любезен признать это. Но таков мой отец. С другой стороны, после этого меня снова стали приглашать на семейные сборища. Им вроде как пришлось.
— Ты ведь все ещё беспокоишься о нем? В смысле… ты рисковал своей жизнью…
— Это вопрос для следующего сеанса психотерапии. — Коннор сделал глоток вина, затем криво ухмыльнулся и спросил с сарказмом. — Разве ты не рада, что спросила о моем детстве?
— … Я не совсем уверена…
— Предполагалось, что это вопрос смеха ради. Никто в здравом уме не ответил бы «Да».
— Скажем… в смысле… я хочу больше узнать о тебе… так что, думаю, я рада, что спросила… просто мне очень грустно, что тебе пришлось пережить все это в детстве…
— Оставь всю эту жалость детям с несчастливым детством, которым не удалось стать миллиардерами, — легкомысленно сказал он.
— Надеюсь, им удалось сыграть пару игр в Монополию со своими родителями и не пришлось беспокоиться о том, что им воткнут нож в спину, — пробурчала я.
Коннор засмеялся, затем откинулся на стуле.
— Но я многому научился благодаря этим играм.
— Чему? Как перегрызать людям глотки?
— Перегрызать глотки деловым кругам, глотки предпринимательства. Образно говоря, конечно. Но я узнал кое-что еще.
— И что же это?
— Чем я хочу заниматься, когда вырасту.
— Я думала, ты хотел стать фьючерсным брокером.
— Тогда мне было пять лет. Ещё до того, как игры в Монополию научили меня тому, что я в действительности хотел.
— …И это было?
Коннор одарил меня леденящей душу улыбкой.
— Уничтожить империю своего отца… просто наблюдать, как она рушится.
Глава 15
После этого атмосфера между нами стала менее печальной.
Хотя, мне потребовалось время, чтобы прийти в себя.