Эмили Магуайр - Приручение зверя. Новая Лолита
Но больше всего ей нравился тот тип мужчин, который достаточно редок в природе, — это те, кто вообще не обращал никакого внимания на окружающую обстановку. Самыми потрясающими любовниками были парни, которые укладывали ее на спину, едва закрыв за собой дверь, и, проводя дни и ночи в ее лачуге, не смогли бы сказать, какого цвета там обои или что за мебель у нее на кухне.
— Это и есть...— Случайный гость покосился на нее. — Ты живешь одна?
— Ага.
Сара прошла мимо него к выключателю, чтобы зажечь свет сначала в спальне, потом в ванной. Свет в том, что являло собой комбинацию из холла, кухни и гостиной, уже горел. Мужчина продолжал озираться по сторонам в полумраке. Ей действительно стоило обзавестись нормальной лампой или, к примеру, красивым торшером, который можно было бы поставить возле кушетки. Но какой смысл? Эта комната служила ей только для того, чтобы спать, трахаться и заниматься, так что до тех пор, пока ей хватало света для чтения, необходимость в торшере или люстре отпадала сама собой.
— Ты давно здесь живешь?
Она протянула ему банку с пивом и открыла еще одну для себя.
— Целую вечность, — сказала она и сама поняла, насколько это было правдой.
Она жила здесь уже целых пять лет — почти четверть своей жизни.
Мужчина потягивал пиво, упорно уставившись взглядом в стенку напротив.
— Так сколько, ты сказала, тебе лет?
— Я не говорила.
Сара сняла куртку и сбросила туфли, вздохнув с облегчением и чувствуя, как ноги наконец-то отдыхают.
— Будешь? — Она протянула гостю пачку сигарет.
— Нет, я не курю, — он кивнул головой в сторону стопки тетрадей и учебников на ее откидном столе, — ты студентка?
— В свободное время от работы официанткой.
Она опустилась в одно из дешевых кресел, предлагая гостю последовать ее примеру. Он помедлил немного, видимо, сомневаясь в устойчивости старой, скрипучей конструкции, но потом осторожно присел на краешек.
— Что изучаешь?
— Историю искусств.
Девушка затушила наполовину выкуренную сигарету. Сначала ей показалось, что он из нервных, но сейчас стало очевидно: он защитник.
По его взгляду она видела, что у него в голове завертелись маленькие шестеренки, вычисляющие, что совсем немного денег потребовалось бы на то, чтобы обустроить ее квартиру по-человечески, что он, как минимум, мог бы заплатить за ее обучение или подвозить ее после работы, когда она поздно заканчивает, чтобы ей не приходилось возвращаться одной поздно ночью в эту мрачную клетушку.
— Эй... да я же не показала тебе вид из окна!
Сара встала с кресла и в три шага оказалась в спальне, еще два — и она уже стояла возле окна. Ей не нужно было оборачиваться, чтобы знать, что он следует за ней.
— Это переулок.
В его голосе появились сердитые нотки:
— Просто грязный, темный переулок.
— Ты слишком пессимистичен! Ты смотришь на кладезь полезнейших вещей! Посмотри: матрасы, автомобильные покрышки, а вон то плетеное кресло, между прочим, смотрелось бы очень мило, если бы не сломанное сиденье...
Сара почувствовала его дыхание на своей шее.
— Телевизор на кухне я раздобыла именно там. Он не цветной, но работает вполне нормально. Мне нравится смотреть ночные новости, когда прихожу домой с работы. Он составляет мне неплохую компанию.
— У тебя нет родителей?
— У всех есть родители, глупый!
— Где же они тогда? Почему ты живешь в таких условиях?
Саре понравилось, что он хочет ее понять. Конечно, нечего было даже надеяться на то, что это ему когда-то удастся, но ей было приятно, что он, по крайней мере, пытается.
Она слегка подалась назад, поймав его руки и притягивая их к своей талии. Он тихонько вздохнул от удовольствия и прижался губами к ее шее.
— Ты читал когда-нибудь «Джейн Эйр»?
— Читал что?
Этот вопрос явно застал его врасплох, но он достаточно быстро ответил.
— А... да, да. Кажется, читал. Давно. Еще в школе.
— Ты помнишь, почему Джейн решает оставить удобный и красивый Торнфилд Холл, даже зная, что ей придется жить в нищете, без крыши над головой? Почему она по собственной воле решает превратиться из гувернантки в нищенку?
— Не знаю... — он тихо рассмеялся ей в волосы, — я не ожидал такого вопроса.
— Она ушла, потому что ее человеческое достоинство стоило куда больше, чем комфорт и теплая постель.
Она повернулась и заглянула ему в лицо.
— Вот почему я живу так, как живу.
О, эта жалость в его взгляде! Сара сняла с него очки, чтобы ничто не мешало ей видеть его глаза, и чистая искренность этого чувства отдалась тянущей болью во всем ее теле.
С внезапно нахлынувшей на нее страстью она поцеловала его, выдернув сначала его рубашку, потом, взявшись за ремень, расстегнула ширинку.
Она обхватила его рукой за талию и потянула за собой на кушетку, заскрипевшую в знак протеста. Она знала, что от нее воняет салом, табаком и пивом, но ему явно было на это наплевать. Он то и дело повторял: «О господи!»
На нее произвело впечатление то, как быстро и легко он раздел ее. Сначала он стянул платье, так, что волосы не зацепились за молнию, потом снял резинку с волос, распуская их.
У него наверняка есть дочь, подумалось ей. Мужчины, у которых есть дочери, знают, как раздеть девушку, не причинив неудобств.
У Сары тоже были кое-какие отработанные движения в запасе, чтоб произвести впечатление: презерватив, возникший словно из ниоткуда, открытый одним движением пальцев и надетый раньше, чем он успел бы сказать, что не хотел бы им пользоваться. А потом крошечное движение бедрами, едва заметный наклон ее таза — и он был внутри нее.
Его лицо изменилось в ту же секунду. На нем появилось то выражение, за которое Сара, пусть на пару мгновений, но любила каждого мужчину, с которым трахалась: шок оттого, что он вошел в нее, смешанный с благодарностью за то, что она это позволила. У большинства мужчин это выражение возникало лишь в самом начале, а потом сменялось вожделением и триумфом. Но этот милый, мягкий отец семейства остался таким же благодарно-удивленным почти до самого конца. Только перед тем как все кончилось, как и у всех остальных мужчин, его лицо исказилось желанием наконец получить оргазм.
Сара кончила, как и всегда, потому что знала, как управлять своим телом, как лечь, как напрягаться и расслабляться, сжать все внутри или наоборот, как сделать так, чтобы мужчина не кончил раньше, чем она полностью насладится им.
Мистер Карр, другой отец семейства, чьи дочери научили его, как раздевать девочек, не запутавшись в их волосах, обучил ее всему этому, и за это она была ему благодарна каждый день своей жизни. Но он также научил ее и тому, что оргазм по сути ничего не значит: это было все равно, что чихнуть или как следует выплакаться. Но хоть она и пристрастилась к сексу, как к наркотику, сколько бы она ни кончала, она все равно в глубине души надеялась на другое — на то, чтобы слиться воедино, превратиться в двуспинное чудовище.
