Люси Монтгомери - Энн в Саммерсайде
— «Вечной памяти мисс Кинси», — с удивлением прочла Энн надпись на плите. — Какая странная эпитафия! Разве у этой женщины не было другого имени?
— Если и было, то его никто не знал, — пояснила мисс Валентина. — Она приехала из Новой Шотландии и сорок лет работала у Джорджа Прингла. Она сказала, что ее имя — мисс Кинси, и все ее так и звали. А когда она вдруг умерла, оказалось, что никто не знает ее полного имени. Родственников у нее тоже вроде не нашлось. Вот и написали на плите «мисс Кинси». Но хозяева устроили ей очень приличные похороны и на плиту не поскупились. Работящая была женщина, но выглядела так, словно ее с самого рождения звали мисс Кинси… А это могила Джемса Морли и его жены. Я была у них на золотой свадьбе. Народу съехалось… все их дети… подарков нанесли… цветов… речи говорили… А эти двое сидели рядышком за столом, как птенчики, улыбались, кланялись, хотя ненавидели друг друга лютой ненавистью.
— Ненавидели?
— Просто не выносили друг друга. Все это знали. Они в первый раз поссорились по пути домой после свадьбы, и так и пошло. Мне даже странно, что они мирно лежат рядышком в могиле.
У Энн по спине пробежал озноб. Как это ужасно — каждый день сидеть друг против друга за столом, лежать Рядом в постели, крестить в церкви детей… и при этом ненавидеть друг друга. Но ведь вначале-то они, наверное, были влюблены. А вдруг и у них с Джильбертом получится так же? Нет, это невозможно! От этих Принтов у нее совсем расстроились нервы.
— А здесь похоронен красавчик Джон Мактаб Считалось, что это из-за него утопилась Аннета Кен неди. Мактабы все были красавцы, но ни одному слову верить было нельзя. А вот здесь раньше лежал плита, которую родные поставили в память дяди Сэмюеля, когда им сообщили, что он погиб в море. А потом он возьми и объявись, живой и здоровехонький. Тогда плиту убрали, но человек, который им ее продал, не соглашался вернуть деньги, и она осталась у них в доме Жена дяди Сэмюеля раскатывала на ней тесто. Очень удобно, говорила она. Дети Мактабов приносили в школу печенье, на котором отпечатались буквы эпитафии. Они давали его всем, кто попросит, но я как-то ни разу не решилась съесть такое печенье. Как представлю… у меня очень богатое воображение, мисс Ширли… А здесь лежит мистер Харли Прингл. Ему как-то пришлось на пари надеть дамскую шляпку и провезти по главной улице в тачке Питера Мактаба. Весь Саммерсайд высыпал на улицу — кроме, конечно, Принглов. Они-то не знали, куда деваться от стыда… А здесь лежит Милли Прингл. Я ее очень любила, хоть она и из этой семейки. До чего же она была хорошенькой — и танцевала как фея. Иногда мне мерещится, что в ясные ночи, вроде сегодняшней, она выходит наверх и танцует среди могил. Но, наверное, такие мысли не подобают доброй христианке. А это могила Герберта Прингла. Вот был веселый человек — среди Принглов и такие встречались. Один раз он расхохотался в церкви: когда, во время молитвы с коленопреклонением, из цветов на шляпке Меты Прингл выскочила мышь. Мне тогда было не до смеха — я не видела, куда эта мышь побежала. Затянула юбку потуже вокруг щиколоток и так и просидела до конца проповеди. Честно говоря, проповеди я уж толком не слышала. А Герберт сидел позади меня. Как же он хохотал! Те, кто не видел мышь, решили, что он сошел с ума. Если бы он был жив, он бы за вас заступился. Плевал он на Сару… Ну а это, само собой, памятник капитану Абрахаму Принглу.
Памятник был виден отовсюду. Пьедестал образовывали положенные друг на друга четыре плиты, каждая немного меньше предыдущей. На пьедестале возвышалась мраморная колонна, на вершине которой помещалась нелепо задрапированная урна. Под урной толстый херувим дул в рожок.
— Какой безобразный памятник! — откровенно высказалась Энн.
— Вы так считаете? — Мисс Валентину явно поразило такое мнение о местной достопримечательности. — Когда его воздвигли, все им восхищались. Эта фигура изображает архангела Гавриила. А мне так кажется, что памятник украшает кладбище, придает ему тон. Он стоил девятьсот долларов. Капитан Абрахам был прекрасный человек. Жаль, что он умер. Если бы он был жив, они бы не посмели устроить эту травлю. Неудивительно, что Сара и Эллен так им гордятся, хотя можно было бы заноситься и поменьше.
У ворот Энн оглянулась. Над мирным кладбищем царили тишина и покой. Не чувствовалось ни малейшего дыхания ветерка. Лунный свет проникал между ветвями чернеющих елок, освещая некоторые плиты, сгущая тени между ними. Но кладбище не наводило грусти. После историй, рассказанных мисс Валентиной, Энн казалось, что оно населено ее давними знакомцами.
— Я слышала, вы пишете рассказы, — озабоченно проговорила мисс Валентина. — Надеюсь, вы не станете в них использовать то, что я вам сегодня поведала?
— Ни в коем случае, — пообещала Энн.
— Вы не думаете, что плохо отзываться о покойниках нехорошо… а может, и опасно? — с тревогой прошептала мисс Валентина.
— По-моему, ни то ни другое, — ответила Энн. — Просто немного нечестно — словно ударить человека который не может дать сдачи. Но вы ведь ничего плохого ни о ком и не рассказали, мисс Куртлоу.
— Я рассказала про Натана Прингла, который считал, что жена хочет его отравить…
— Но из ваших слов вытекало, что он был не прав…
И мисс Валентина, успокоенная, пошла домой.
Глава шестая
«Я сегодня направила свои стопы на старое кладбище, — писала Энн Джильберту в тот вечер. — Мне ужасно нравится это выражение — „направила свои стопы“, и я всегда ищу случая его использовать. Казалось бы, смешно говорить, что я получила удовольствие, прогулявшись среди могил, но это действительно так. Меня сопровождала мисс Куртлоу, рассказывая пресмешные истории о каждом покойнике. Видно, комедия и трагедия живут бок о бок, Джильберт. Единственная история, которая оставила неприятный привкус, — это рассказ о семейной паре, прожившей вместе пятьдесят лет и все пятьдесят лет ненавидевшей друг друга. Я просто не могу в это поверить. Мне кажется, под ненавистью у них все же скрывалась любовь… Как было и со мной — ведь все годы, когда я думала, что ненавижу тебя, на самом деле я тебя любила. Надеюсь, после смерти они это поняли, и рада, что я это поняла еще при жизни. Кроме того, я узнала, что среди Принглов были и приличные люди. Жаль только, что все они умерли.
Прошлым вечером, когда я пошла на кухню попить воды, то застала там тетю Кэт, которая протирала лицо пахтой. Она умоляла меня не говорить об этом тете Шатти, потому что та будет над ней насмехаться. Я пообещала, что не скажу.
Элизабет все еще сама приходит за молоком, хотя Марта уже почти поправилась. Удивляюсь, почему они ей это разрешают, особенно если учесть, что старая миссис Кемпбелл принадлежит к клану Принглов. В прошлую субботу Элизабет — по-моему, она в тот день была Бетти — побежала от меня в дом, напевая песенку, и я явственно расслышала, как Марта сказала ей в дверях:
