Моррис Ренек - Сиам Майами
Твид расстегнул тесный воротник, весь взмокший. Пот заливал его лицо.
Сиам обреченно рыдала. Тем временем над переполненным стадионом разнесся уверенный голос:
— А теперь…
Твид стал безумно жестикулировать, желая привлечь внимание конферансье.
— Подождите, подождите! — заорал он, но конферансье не услышал его ора.
— Леди и джентльмены, новый голос, пронесшийся над землей! Сиам Майами!
Сиам услышала свое имя, встрепенулась, вытерла глаза обеими руками и шагнула к ослепительной арене. Выйдя на простор, на открытый воздух, она почувствовала, что сумеет совладать с собой. Лучшим лекарством стал взрыв аплодисментов, раздавшийся из темного провала впереди. Ей было приятно видеть над собой омытое дождем и очистившееся от туч вечернее небо. Заиграл оркестр. Сиам подошла к микрофону, с легкостью подхватила ритм, едва заметно вильнув бедрами, и запела. В ее голосе слышался сотрясающий ее шторм — все эмоции рвались наружу. Стадион завелся с пол-оборота. Ее раскованная и одновременно трогательная манера сразу была встречена аплодисментами. Слова песни Сиам были обращены не только к этой публике, но и ко всему миру.
Вступительный номер завершился восторженными овациями. Не сделав паузы, Сиам запела балладу, не обращая внимания на аплодисменты, которые тотчас почтительно стихли. Ее желание петь внушало слушателям трепет. Они хотели разделить с ней чувство, над которым не были властны. Ритм, в котором содрогалось тело певицы на сцене, стал общим ритмом, в котором жила ее аудитория.
Твида позвали в кассу, где требовалась его подпись под протоколом о выручке. Прежде чем ринуться к поджидающему его бронированному автомобилю, он восторженно похлопал Зигги по плечу.
Зигги наслаждался триумфом Сиам. Но со временем он стал замечать, что Сиам оставляют силы. Жизнелюбивый напор был настолько органичен для ее исполнения, что малейшее его ослабление сразу портило впечатление. Зигги заметил бы это раньше, но внутренняя борьба, охватившая ее перед выходом, позволила ей запеть в самой выигрышной манере. Страдания повлияли на ее голос, окрасив его яркими красками. Но когда настал черед фольклорного попурри, оказалось, что Сиам выдохлась. Пение звучало уже через силу. Дирижер заметно нервничал.
Зигги не выдержал:
— Сейчас она заплачет!
Твид прыжками вернулся за кулисы.
— Что-то не так?
Аплодисменты стихли.
— Она выдыхается, — сказал Зигги.
— Что же делать?
— Мы уже все сделали — мы не дали ей времени на отдых. — Зигги покачал головой. — Не знаю, как она дотянула даже до этого места.
Твид щелкнул пальцами и приказал подбежавшему распорядителю:
— Давайте сюда ребят из «скорой». Кислород, носилки!
Прислушиваясь к ее голосу, Зигги понуро сказал:
— Этим ее не проймешь.
Упадком духа трудности Сиам не ограничивались: ее то и дело заглушали гигантские самолеты, взлетающие над стадионом и устремляющиеся на север, подмигивая разноцветными лампочками на крыльях. Потом справа раздался железный скрежет. Он становился все громче: это мчался на Лонг-Айленд пригородный поезд.
— Не знаю, как она дотянет до финала. Финал — это кульминация концерта: публика должна повскакивать с мест.
Зигги отмел реплику Твида нетерпеливым жестом, не соизволив ответить.
Сиам делала все более длительные паузы между песнями, чтобы незаметно отдышаться. Ее лицо было залито потом. Энергия, уходившая на песни, была сродни энергии, требующейся альпинисту, штурмующему скалу. От изнеможения у нее обострились черты лица, запали щеки. Музыканты были на ее стороне: дирижер не давал команды начинать, ожидая знака от певицы.
Сиам находилась на последней стадии физического и морального истощения. Пение высасывало ее всю, до дна. Ее мутило от желания отомстить своим мучителям. Она наконец-то взобралась на вершину, чего ей всегда так хотелось, однако мучители не отпускали ее и там; даже аплодисменты не могли заставить их ослабить хватку. Помимо собственной воли Сиам все больше затягивало в адское пекло, откуда ей виделся единственный выход — отомстить ценой своей карьеры. Разум, однако, подсказывал, что следует раз и навсегда выработать в себе отвращение к самоубийственным порывам.
Ее переполняли страдания, и она не находила сил, чтобы насладиться своей победой. Она никому больше не доверяла и ни перед кем не желала отчитываться. Но эта твердость, вопреки ожиданиям, не придавала ей сил, а только усугубляла чувство одиночества. Пение — единственное, что помогало ей не ощущать на себе их поганых лап, — больше не годилось на роль чудодейственного лекарства. Хуже всего было то, что она чувствовала, как предает восторженных, аплодирующих ей слушателей, наливаясь мутной яростью.
За кулисами напряжение нарастало еще стремительнее, чем на сцене. Последней каплей стали носилки и кислородные подушки, приготовленные у самого выхода со сцены.
— Вот она и умолкла, — пробормотал Зигги, не веря собственным ушам.
— Выдохлась, — веско припечатал Твид.
— Сейчас, дайте ей отдышаться.
— Молчит, — злобствовал Твид.
Сиам с трудом пришла в себя. Аудитория благоговейно наблюдала за ее внутренней борьбой. Все эти люди предчувствовали, что концерт будет необычным. Этим и объяснялся аншлаг. Сиам обозначила взмахом руки сильную долю такта и запела.
Зигги нервно забегал по подмосткам. Внезапно перед ним предстал молодой билетер с сообщением о свежей выдумке очередного безбилетника:
— Там один утверждает, что он — менеджер Сиам Майами.
— Ее менеджер — я! — рявкнул Зигги, сгреб билетера за грудки, потряс и отшвырнул. — Нечего отвлекать меня на разных никчемных «зайцев».
— Он не «заяц», у него нормальный билет.
Зигги задрожал и закрыл глаза, точно от боли.
— Он такой?.. — Он спохватился, что не знает, как описать Барни.
— Он просил передать вам, что недавно вернулся с кладбища, где похоронены души славных парней.
Зигги не потребовалось иных примет.
— Гарланд, он вернулся! — Зигги недоверчиво вытер лоб. — Давайте его сюда!
Билетер убежал. В последний момент Зигги кинулся за ним. На сей раз у билетера пострадал воротник.
— Нет, ведите его прямиком в партер, в первый ряд по центру. Скажите ему, что мы держим ему место.
— На стадионе не осталось ни одного свободного места, — попробовал вразумить его билетер.
Зигги воспламенился новыми надеждами.
— Принесите ему раскладной стул.
