Биверли Бирн - Огненные птицы
– Нет, – прошептала Лой. – Я скажу, что нет. Ты этого не заслуживаешь. Но я эгоистична, слишком эгоистична. Если бы ты ушел, я смогла бы это понять, но я не могу сказать, что мне этого хочется.
– Я не ухожу. Понимаешь, всю свою сознательную жизнь я был в поисках чего-то особого незаурядного. Иначе с чего бы мне оставаться в холостяках? В конце концов, я нашел, что искал. И не жди, чтобы я просто повернулся и ушел от этого…
– Питер, пойми, ведь так будет не всегда. Скоро, очень скоро мои годы дадут о себе знать, я начну разваливаться, дряхлеть, болеть. Не исключено, что на меня обрушится какое-нибудь старческое слабоумие, как нашу бедную Шарлотту. Что тогда?
– А может быть, меня завтра собьет машиной? – возразил он. – И после этого меня парализует. Или я заболею раком, ослепну, или… Да что об этом говорить. Что тогда?
– А тогда я все равно буду тебя любить и заботиться о тебе столько, сколько смогу, пока и со мной произойдет что-нибудь подобное. Вот так, дорогой.
– Хорошо, принимается. А вот тебе следует принять то, что сейчас, в данный момент, мы оба, слава Богу, живы-здоровы и любим друг друга. Так что давай вместе вцепимся в наше счастье. Оно, как ты могла заметить, на дороге не валяется.
– Я не спорю, не валяется, – она взяла конверт. – Я хочу, чтобы ты сделал для меня кое-что.
– Все, что в моих силах, – в тот же момент ответил он.
– Если что-то произойдет со мной или ты почувствуешь, что я тебе надоела, вот тогда прочти. Это обеспечит тебе… – она колебалась, не зная, как ей поточнее выразиться. – Это обеспечит тебе путь к отступлению, если это можно так назвать… Некое утешение для твоей совести, если таковое тебе потребуется.
– Это произойдет тогда, когда нам будет лет по сто пятьдесят, но даже и тогда я не планирую возненавидеть тебя или даже охладеть к тебе, – торжественно заявил он.
Лой не ответила. Она все еще держала в вытянутой руке конверт. Помедлив, Питер взял его и спрятал в карман.
– Ты не слишком любопытен? – спросила она.
– Думаю, что не очень. Явно недостаточно для того, чтобы это было моей отличительной чертой. И сомневаюсь, что когда-нибудь перекочую в лагерь любопытных. Ты знаешь, твое это коммюнике очень сбивает меня с толку. Так что же будет с нами? Что ты хочешь?
Лой наклонилась к нему и взяла в ладони его лицо.
– Я хочу, чтобы все оставалось между нами так, как сейчас, – сказала она. – Но условия нашего договора в любой момент могут быть пересмотрены, Питер. Причем и той, и другой стороной. Согласен?
– Согласен, – вздохнул он. – Значит, мне все еще можно готовиться вступить в роль отчима Лили?
– Можно…
Когда он поцеловал ее, она рассмеялась.
Сьюзен открыла дверь в комнату Шарлотты.
– Доброе утро, – приветствовала она сиделку. – Я пришла навестить мою кузину.
Женщина недоверчиво посмотрела на нее.
– Ей не рекомендуют волноваться. А визитеры утомляют ее.
– Ерунда. Я не какой-нибудь пришлый визитер. – Сьюзен обвела взглядом комнату.
Вязанье лежало на софе, повсюду на столах были разложены журналы.
– А где моя кузина? – поинтересовалась Сьюзен.
– Мисс Мендоза у себя в спальне, она предпочитает быть там. – Сиделка была полная приземистая женщина и движения ее были замедленными.
Когда Сьюзен вошла, она поднялась, теперь же, казалось, ее мешковатый серо-синий балахон врос в землю.
– У себя в спальне, – задумчиво повторила Сьюзен, медленно отстраняя женщину со своего пути. – Значит, я зайду к ней и побеседую с ней там. Это всего на несколько минут. – И прежде, чем этот цербер в образе сиделки успел опомниться, она уже входила в спальню к Шарлотте.
Закрыв дверь, она стала искать ключи, но их нигде не было видно. Что ж, вполне логично предположить, что Шарлотте запираться не дозволялось.
Кузине ее теперь было семьдесят один, она была на семнадцать лет старше Сьюзен, но выглядела древней старухой. Волосы ее были изжелта-белыми, истончившимися, а лицо представляло собой сеть морщин. Сьюзен почувствовала прилив жалости к этой старой женщине. Да, она сильно отличалась от той, которая осталась в ее воспоминаниях. Почему бы этой чертовой сиделке не подкрасить чуть-чуть волосы Шарлотте, чтобы они не были такого ужасного цвета? Или хотя бы время от времени не причесывать их?
Она подошла к сидящей возле окна Шарлотте.
– Здравствуй, дорогая, это я – Сьюзен.
Она наклонилась и поправила плед, прикрывавший ее костлявые колени. Сначала Сьюзен показалось, что Шарлотта не расслышала ее приветствия. Может, она оглохла? Она повторила уже громче:
– Шарлотта, ты ведь помнишь меня?
Изборожденное морщинами лицо медленно повернулось к ней, дрожащая рука протянулась и дотронулась до ее волос.
– Конечно, помню. Сегодня твой день рождения, если не ошибаюсь? Тебе сегодня пятнадцать?
Сьюзен вздохнула.
– Да, правильно. И у нас сегодня обед, праздничный обед. На столе будет все, что мне больше всего нравится. Жаркое из барашка с картофельным пюре и бисквит, залитый хересом и политый сливками.
– И креветки с пряностями. Обычно на закуску предпочитают давать сардины, но сегодня будут непременно креветки, потому как сегодня твой день рождения.
– А ты пригласила меня в свою комнату, чтобы показать мне сокровища. Ведь ты попросила меня придти к тебе, так, тетя Шарлотта?
– Я не помню… Наверное, попросила. Хочешь взглянуть на них?
– О да, да, конечно!
Шарлотта стала подниматься. Сьюзен протестующе вытянула вперед руку.
– Нет, нет, не надо, лежи. Ты скажи мне, где они и я их достану. Ты устала. Сегодня был трудный день.
– Устала. Да, устала. Бусы вон там, в выдвижном ящике, в том, который в подзеркальнике.
Сьюзен направилась к вытянутой формы столу с инкрустированной столешницей, покрытому парчовой салфеткой. Сьюзен выдвинула ящик, но он был пуст. Вот ужас! Зачем они отобрали у нее бусы?
– Здесь их нет, дорогая. – Она вернулась к кузине. – Может, ты их еще куда-нибудь положила, где-нибудь спрятала? В какой-нибудь тайничок?
– В тайничок. – Голос Шарлотты был лишен интонаций.
Вдруг у нее вырвался странный кашляюще-хрипловатый звук. Сьюзен потребовалось несколько секунд, чтобы определить, что это все же был смех.
– Никто не знает, где мои тайнички.
Шарлотта еще раз повернулась к Сьюзен. На какое-то мгновение в ее бесцветных глазах появились проблески разума, ей уже показалось, что перед ней вот-вот предстанет прежняя Шарлотта.
– Ты знаешь – я ведь лесбиянка. И не собираюсь этого отрицать. И вся эта чертова семейка должна принять этот факт к сведению. А ты, когда вырастешь, тоже будешь сторонницей лесбийской любви, Сьюзен?
