Кэтрин Харви - Бабочка
У Дэнни пересохло во рту. Краска полностью сошла с лица. Наконец он произнес:
— Рэчел, не делай этого со мной!
— Этого недостаточно, Дэнни.
— Боже мой, неужели ты действительно хочешь, чтобы я стал умолять тебя?
— Да, Дэнни. — В ее голосе зазвучал металл. — Как когда-то я умоляла тебя. Вспомни ту наивную девочку на столе у врача. Вспомни ее голос, умоляющий тебя позволить ей оставить ребенка. И сделай то же самое. Я хочу видеть страх на твоем лице, хочу слышать, как ты умоляешь меня пощадить тебя.
Рука Дэнни быстро потянулась к телефону за креслом.
— Если ты это сделаешь, — сказала она, — будешь уничтожен до того, как выйдешь из этой комнаты.
Рука его повисла в воздухе.
— Пожалуйста, Рэчел, — еле слышно прошептал он. — Пожалуйста, не делай этого со мной.
— Этого недостаточно, Дэнни.
— О Боже! — закричал он. — Не делай этого со мной!
Она медленно встала и взглянула на него сверху вниз.
— Я тридцать пять лет ждала этого момента. Я приносила себя в жертву и отказывала себе во всем ради этого момента. Меня не проведешь, Дэнни.
Он сжал руки и опустился на колени.
— Пожалуйста, Рэчел. Пожалуйста, спаси меня!
— Я хочу видеть твои знаменитые слезы. Ты хорошо плачешь перед телевизионными камерами. Заплачь передо мной.
— Господи, ты не можешь быть так жестока. Пожалуйста, Рэчел. Ну, пожалуйста!
— Меня тошнит от тебя, — произнесла она тихо. И он заплакал по-настоящему.
— Я все сделаю, Рэчел. Все что угодно. Помоги мне выпутаться из этого. Не позволь им растоптать меня. Я этого не вынесу. После всех этих лет я не вынесу позора. Я не смогу жить с ним!
Она смотрела на него еще какое-то мгновение, затем направилась к двери. Повернув ручку двери, она сказала:
— Боюсь, тебе придется жить с этим, Дэнни!
— Чего ты хочешь от меня? Я же стою перед тобой на коленях. Неужели этого недостаточно?
— Нет, Дэнни. Я никогда и не собиралась спасать тебя. Я только хотела посмотреть, как низко ты можешь пасть. В документах, которые находятся в моей сумочке, мое окончательное заявление прессе, а в нем твое полное разоблачение. Если бы ты в своей жизни заставил страдать только меня, я могла бы простить тебя. Но ты принес страдания многим другим, и ты убил моего ребенка! За это тебе нет прощения.
— Господи Иисусе!
— И вот еще что, Дэнни. Детектив О’Мэллей направляется сюда, чтобы арестовать тебя.
Опираясь на стул, он с трудом встал.
— Что ты несешь? Он не осмелится этого сделать.
— Боюсь, что осмелится, Дэнни. Ему придется это сделать. Помнишь, как ты пришел как-то ко мне в бордель Хэйзл, напился и хвастался, что был арестован за низкий поступок и сбежал.
Дэнни и Боннер не сводили с нее глаз.
— Ты думал, что за давностью лет дело закрыто, и ты свободен. Я послала Боба в Техас выяснить это, и знаешь, что ему удалось узнать? Тебя по-прежнему разыскивают по обвинению в убийстве при совершении побега. В данном случае не действуют ни давность срока, ни залог. Через несколько минут, Дэнни, тебя выведут отсюда в наручниках. И ради этого момента, — она открыла дверь, — я жила все эти тридцать пять лет.
Он метнулся к ней, но Беверли успела широко распахнуть дверь до того, как он набросился на нее с криком:
— Проклятая тварь!
Люди в соседней комнате обернулись и застыли в молчании.
Она вышла из комнаты Дэнни. В этот момент появился детектив О’Мэллей в сопровождении нескольких полицейских. За ним гурьбой двинулись репортеры и телевизионщики. Они слышали крики Дэнни и сгрудились вокруг Беверли, засыпая ее вопросами и щелкая камерами. Она подняла руку, дав им знак замолчать, затем передала сумочку Бобу.
— Все, что я могу сказать прессе, содержится в этом письменном заявлении. Этим я отказываюсь в дальнейшем оказывать финансовую, политическую и личную поддержку Дэнни Маккею.
Журналисты загудели и перекрыли ей путь к лифту. Когда она подошла к двойным дверям, то услышала перекрывающие все голоса вопли Дэнни:
— Тварь, грязная тварь! Тебе это так не пройдет! Я тебя из-под земли достану! Вот увидишь, достану и сотру в пыль!
Она зашла в лифт, повернулась, чтобы посмотреть, как Дэнни в наручниках отбивается от полицейских. Двери лифта закрылись, и она погрузилась в тишину.
Белый роллс-ройс мчался вдоль пустынной автострады. Боб Мэннинг сидел за рулем, Беверли сзади него. Слева от них отвесные скалы спускались далеко вниз к Тихому океану, по которому бежала серебристая лунная дорожка. Справа похожие на черных гигантов холмы упирались в небо. Роллс-ройс летел, подобно серебряной пуле в ночи.
Беверли почувствовала свет фар за ними. Этот свет появился сразу же, как только они отъехали от «Сенчури Плаза», и неотступно следовал за ними. Беверли обернулась. За ними ехал коричневый седан. Лицо водителя трудно было различить. Если Боб прибавлял скорость, седан следовал его примеру. Когда Боб притормаживал, преследователь тоже сбавлял ход. Сейчас они петляли по серпантину горной дороги, почти соприкасаясь бамперами.
Боб тоже знал, что сзади машина, и частенько поглядывал в зеркало. При этом пытался не отвлекаться от опасных поворотов и все время думал о пропастях внизу. Затем свет фар сместился. Беверли оглянулась, увидела коричневую машину. Она потянулась за ремнем безопасности. С трудом выдавила из себя:
— Боб…
Он нажал на тормоз.
Через несколько мгновений белый роллс-ройс парил в воздухе, выписывая красивую серебряную дугу, а затем нырнул в бездну океана.
Все было кончено. Не было больше Беверли. Лонни, фантастический ковбой, больше не существовал.
Джессика стояла на балконе, который выходил из основной спальни ее дома. Был теплый июньский вечер, она молча смотрела на белое высохшее дно бассейна. Оно сильно потрескалось, поэтому воду спустили и ждали специалистов. Когда Фрэнклины задумали делать бассейн, Джессика попросила Джона привлечь к этому Труди. Она уверяла его, что у Труди все получается отлично, и что она сделает превосходный бассейн. Но Джону не нравилась Труди Штейн, она казалась ему непоследовательной, ветреной, и поэтому он нанял для строительства бассейна другую компанию.
Компанию возглавлял его случайный знакомый, с которым он встретился в баре.
Прошло три года, и уже возникли проблемы.
Но Джессике было не до этого. Она смотрела на пустой бассейн в заднем дворике и думала о том, что ей предстояло сделать.
Восемь лет назад Джессика перешла из отцовского дома в дом мужа, ни разу не выйдя в свет. Пришло время посмотреть, что делается там.
