Дженет Таннер - Дочь роскоши
– Не думаю, что ты мне понравишься, если наденешь фартучек французской горничной, – сказала она, склоняя голову к нему на плечо.
– Очень рад слышать это, – сказал Луи, прижимая ее к себе.
Но, занимаясь с ней любовью, он думал о чем-то своем.
Вступив во владение долей наследства гостиничной империи Лэнглуа, Луи начал прорабатывать разные варианты, чтобы расширить сеть отелей. Он алчно раздумывал, как можно было бы пощипать богатеньких местных жителей и приезжающих на отдых туристов. Его прельщала идея создания игорных клубов и казино, которыми он сам так увлекался. Но все его планы разбивались о непреодолимую стену – старинные, суровые законы, запрещавшие на острове подобные заведения. Луи начинал с сожалением думать, что не было никакой возможности обойти эти законы. А теперь то, о чем рассказала ему Дебби, все перевернуло у него в голове, он решил, что, возможно, наткнулся на брешь в обороне. Фрэнк де Валь был сенатором. Верно, он обладал одним-единственным голосом в правительстве – в парламенте острова, – но был уважаемым и влиятельным политиком. Если кто-то и смог бы замолвить словечко другим сенаторам по этому поводу, то это мог быть только Фрэнк. А Дебби предоставила Луи возможность перетянуть Фрэнка на свою сторону.
Луи крепко и страстно поцеловал Дебби. Губы ее были мягкие, сладкие от специального геля, которым она воспользовалась в этот вечер. Но Луи ощущал лишь вкус успеха, который он предвидел.
Иногда, в те долгие одинокие дни, когда Луи не было, Дебби раздумывала, хранил ли он ей верность. Почему-то она не могла себе представить, что он не изменяет ей. Луи был слишком темпераментным, чтобы удовлетворяться одной любовницей, особенно когда они так подолгу не были вместе. Сама мысль о том, что Луи может быть с кем-то другим, вызывала у Дебби физическую боль. Она не могла выбросить из головы свои подозрения и старалась хоть как-то обосновать их.
По крайней мере она была его постоянной любовницей. Она была киской, поселившейся в его лондонском доме. Она была та, к кому он приезжал домой.
Но Дебби забывала, однако, что, пока он жил в Лондоне в течение пяти лет с того момента, как скрестил шпаги с отцом, Джерси тоже был его домом. Корни его там были пущены очень глубоко, и привязанности тоже. И в одном из их любовно проводимых уик-эндов Дебби приблизилась к пониманию того, как Луи проводит свое время на Джерси.
Это было в воскресенье днем. Луи приехал домой в пятницу вечером и стал жаловаться, насколько же жарко в июне в Лондоне и с каким бы удовольствием он остался бы на Джерси. Дебби ничего не сказала – она боялась раскачивать лодку, и после приятно проведенного вечера в речном клубе настроение Луи улучшилось. У него в субботу были кое-какие дела, но, к восторгу Дебби, он взял ее с собой, а вечером Луи умудрился получить приглашение в деревенский коттедж, куда они однажды ездили зимой.
Бассейн уже расчехлили, и вместе с другими участниками вечеринки они ели барбекю и пили вино возле него и плавали, пока не стало слишком прохладно и неприятно находиться в воде. Луи и Дебби пригласили остаться на ночь, но, к облегчению Дебби, Луи отклонил приглашение. Он объяснил, что на следующее утро у него назначена деловая встреча, и Дебби была очень довольна. Она настолько наслаждалась его обществом, а теперь к тому же они виделись так редко, что она предпочитала проводить время наедине с ним. Они поехали назад, в Лондон, и Дебби вела белую машину с открывающимся верхом, которую ей купил Луи.
На следующее утро Луи встал очень рано и уехал на деловую встречу, оставив Дебби в кровати. Понежившись всласть и восхищенно подумав, как мало мог спать Луи, она встала, приняла дивную ванну и занялась обычным макияжем. Они собирались поехать на ланч, и Луи сказал, что он скоро за ней заедет.
Она была в спальне, решая, какое платье надеть, когда зазвонил телефон. В одном кружевном белье она побежала в гостиную, чтобы поднять трубку.
– Алло.
– О! – На другом конце провода прозвучал молодой, обескураженный голос. – Я, наверное, набрала не тот номер.
У Дебби по спине пробежали мурашки.
– С кем вы хотели поговорить?
– С Луи Лэнглуа. Но…
– Это дом Луи Лэнглуа, но его сейчас нет дома, – ледяным тоном ответила Дебби. – Могу я передать ему, кто звонил?
– Да. – За детским голоском скрывалась агрессивность. – Пожалуйста, передайте ему, что звонила Молли. Он может мне перезвонить, если захочет.
– А он знает, где вас найти?
– О да, знает.
Дебби, задыхаясь, положила трубку на место. Вот это номер! Ему сюда звонит женщина! Насколько она знала, раньше такого не было, по крайней мере с тех пор, как она переехала к нему. Она вернулась в спальню, но сосредоточиться на том, что надеть, уже не могла, она вынимала из шкафа платья, одно за другим, и складывала их на кровать. Когда вернулся домой Луи, она была уже порядком на взводе и все в том же кружевном белье.
– Ты еще не готова? – спросил он, входя в комнату и нетерпеливо глядя на нее. – Я же заказал столик на час дня – разве я тебе не говорил?
– При чем тут ланч? Мне было о чем подумать.
– Например?
– Тебе звонила женщина. Она хочет, чтобы ты ей перезвонил.
– Женщина? Кто она?
– Она сказала, что ее зовут Молли и ты знаешь, где ее найти.
– Молли? Что она хотела?
– Откуда я знаю? Лучше позвони ей и выясни!
Луи засмеялся:
– Ну давай же, Киска. Мне нравится, когда ты показываешь коготки.
– Нет. Это не смешно, Луи. Кто она?
Он потянулся к ней.
– Молли – моя свояченица. Она замужем за моим братом Робином. Так что, видишь, тебе не из-за чего волноваться.
– О! – Она готова была разреветься от огромного облегчения, такого огромного, что ей даже в голову не пришло поинтересоваться, что за семья у Луи.
Он целовал ее и ласкал ее тело, такое прелестное в чудесном кружевном белье цвета слоновой кости, и она не поняла, что новость о том, что Молли – его свояченица, была полуправдой.
Молли, столько же времени, сколько помнила себя, была безнадежно влюблена в Луи.
Она вступила в жизнь под именем Молли Феро и выросла вместе с мальчиками Лэнглуа. Ее мать, Сюзан, помогла Софии тогда на берегу, когда должен был родиться Робин, и в результате женщины подружились. Они регулярно ходили друг к другу в гости, гуляли вместе с детьми, возили их на пикники, праздники, водили в театр на рождественские представления. Молли больше всего на свете любила топать за мальчиками своими маленькими пухлыми ножками, хотя они считали ее ужасной надоедой и при каждом удобном случае удирали от нее, вызывая на свои головы гнев Софии, когда рыдающая, раскрасневшаяся от злости, что ее бросили, Молли прибегала домой и рассказывала, как с ней поступили.