Наталья Троицкая - Обнаров
Мальчишка погрустнел, вздохнул.
– Да-а-а, ба… Понятно, что ничего не понятно.
– Ты бы мне хоть намекнул, кому понравиться хочешь. Я бы тогда могла…
– Не-е, ба! Лучше давай обобщать. Есть же советы на все случаи. Как, например: «Мойте руки перед едой! Чистите зубы на ночь!»
Марта Федоровна улыбнулась.
– Конечно есть. Женщины любят умных мужчин. Они не любят, когда мужчина перед ними играет, выдавая себя за того, кем не является. То есть надо быть естественным. Женщины не любят хамов, жадин, зануд. Женщины любят чувствовать себя защищенными. Они ведь всего боятся! Рядом с мужчиной должно быть надежно и спокойно. Но, знаешь, внук…
Марта Федоровна остановилась, очень серьезно посмотрела на Егора, и тот понял, что сейчас будет сказано нечто важное, то самое недостающее звено, которого так не хватало для крепости умозаключений.
– Знаешь, внук, – Марта Федоровна направила вверх указательный палец. – Все будет, как у Бога записано. Суждено, значит, и одного взгляда хватит. А коли нет, так никакие уловки не помогут и не спасут.
После разговора с бабушкой Егор удалился в папину мансарду. Он сел в угол, между окном и диваном, и размышлял до темноты.
Ход его размышлений был прерван знакомым лающим кашлем.– Алексей Васильевич! Ура!!! – крикнул ребенок, узнав Галимского, и пустился по ступенькам вниз.
Сосед пришел не один, он пришел с Полиной.
– Добрый вечер! – приветствовал всех Егор и с разбегу бросился в распахнутые объятия старика Галимского.
Галимский подхватил мальчугана, чуть-чуть, до писка, потискал его в крепких мужских объятиях, приговаривая:
– Как же я давно тебя не видел! Вырос-то как! Возмужал! Молодец!
Наконец он отпустил Егора, и они церемонно пожали друг другу руки.
– Давайте к столу. У меня ватрушка свежая, сегодня после обеда испекла. Мы, правда, с Егорушкой по кусочку съели, полакомились. Еще торт есть. Костя торт привез! Из Питера. Очень хороший. Будем чай пить. Полина, садитесь. Алексей Васильевич, вы как маленький, ей-богу! Боксировать будете после чая.
– Ты слышал? За стол. Бабушка трижды повторять не будет. Назначит в наряд вне очереди.
– Есть садиться за стол, товарищ полковник! – бодро ответил Егор.
– Генерал-майор! – строго заметил Галимский.
– Ой! – Егор смутился. – Простите, дед Лёша! Я все никак не привыкну.
Галимский ласково погладил мальчонку по ежику волос.
– Я и сам не привыкну. В кабинете сидеть да бумажки разбирать не привыкну.
– Давайте, я чашки помогу расставить, – сказала Полина, и принялась деятельно помогать Марте Федоровне.
– А сам батя где? – тоном знающего ответ спросил Галимский.
Марта Федоровна безнадежно махнула рукой.
– Уехал вчера. Сорвался, как чумовой. Вечером приехал, утром уехал.
– Значить, вы тапереча одни кукуете. Эх-ма… Скукотень!
– Алексей Васильевич, не поднимай ты эту тему. У тебя тут сторонников много.
– Ты, Федоровна, тапереча – верховный главнокомандующий. Санкция твоя нужна. Мы же с соседушкой к тебе не просто так зашли. У нас и стратегия, и тактика запланированного мероприятия имеются. Со всеми поправками разработаны. Утверди!
– Что утвердить-то?
– Мы завтра, по утряночке, на рыбалку, стало быть, идем. Отпусти ты с нами Егора Константиновича. Он и места прикормленные знает, и где берет, и на что берет. Так что мы без него как без рук.
Марта Федоровна всплеснула руками.
– Ах, котяра хитрая! Чего удумал?! А Косте что я скажу? Он даже не разрешает к озеру Егору одному ходить.
Егор погладил бабушку по плечу.
– Ба, ну, что ты горячишься. Я жилет спасательный надену. Я же буду в лодке сидеть с двумя взрослыми людьми! Штормов на нашем озере не бывает. Лодка у Алексея Васильевича надежная. Ее даже папа у него берет. А червей мы с тобой уже накопали.
– Вот, значит, зачем ты утром в грязи копался! На рыбалку готовился. Никуда не пойдешь! Приедет папа…
– Ты можешь мне сказать, когда он приедет?
Егор убрал руку и теперь спокойно и обреченно смотрел в глаза бабушке. От этих чистых, полных тоски глаз разрывалось сердце.
– Марта, он же пацан, а ты его все лето возле юбки держишь, – с укором сказал Галимский.
Егор встал, пролепетал: «Спасибо за чай», – и пошел на крыльцо.
Взрослые молчали. Лишь Галимский намеренно шумно прихлебывал чай из расписной чашки, довольно покрякивая после каждого глотка, прекрасно зная, что хозяйка дома, ох как не любит такой его манеры.
– Марта Федоровна, пожалуйста, разрешите Егору поехать с нами, – попросила Полина. – Разве вы не видите, он очень переживает из-за отъезда отца. Немного развлечется, половит рыбы, а часам к девяти утра мы уже будем дома. Он у вас очень умный и осторожный мальчик. Мы за ним очень хорошо присматривать будем.
Марта Федоровна в упор посмотрела на новую соседку.
– Полиночка, детонька, я вас знаю со вчерашнего дня. Почему я должна с вами отпускать своего единственного внука? Было бы у меня их много, пруд пруди, а он у меня один. Единственный! Кровиночка! Это ты, Алексей Васильевич, бузу затеял. Я тебя, кота, шкодливого, знаю! – Марта Федоровна погрозила Галимскому пальцем.
– Марта… – начал с укоризной сосед.
– Я всю жизнь Марта! Решительно всю жизнь! И прекратим этот бесполезный разговор. Да в конце концов, Костя меня в порошок сотрет, если узнает!
– Костя может, – посмеиваясь, с хрипотцой сказал сосед.
Дверь в веранду тихонько отворилась, и на пороге возник Егор. Он не плакал, но вид у него был самый несчастный. Глядя на взрослых, он тихо сказал:
– Жаль, что у меня нет мамы. Мама точно бы разрешила…
Утро было прозрачным и чистым, точно специально умылось и принарядилось, чтобы понравиться.
В небе, точно голова голландского сыра, висела полная желтая луна, окруженная блестящими, начищенными до блеска звездами. Озеро дремало, укрытое пологом небес, едва тронутых рассветом. Волны мерно плескались о борта лодки.
Здесь, на бровке отмели, идущей косой слева от острова, и было «прикормленное место». Глубина была небольшой – метра полтора-два. Остров надежно защищал от холодного северо-восточного ветра. Удочки были заброшены, лодка заякорена и развернута по ветру, новичку дан короткий инструктаж.
– Полина, ты только не волнуйся. Удочку я тебе сам заброшу. Твое дело тихонько сидеть и смотреть, когда клюнет, – тихим шепотом говорил Полине Егор.
