Нина Демина - Убийственные болоньезе
– А паспорта? – выкрикнула в открытую дверь Виолетта.
– Скажем, украли в дороге, – Лада вернулась на сиденье и поежилась от утренней влаги и прохлады.
– Ты смеешься! – Виолетта потерла пальцами виски, напряженно думая, и спустя несколько секунд предложила. – Надо попроситься на постой в какой-нибудь деревне.
Дадим пятьсот рублей, не откажут, будут еще рады.
– Угу. И запомнят своих благодетельниц на всю жизнь, – съязвила Лада. – А когда придет участковый, поведают ему быль о том, как две столичные штучки сорили у них деньгами.
– Так сколько дать, что б нас не запомнили? – спросила пораженная Ладкиной прозорливостью Виолетта.
– Ни-че-го.
– Чего?
– А ничего, – Лада достала сигарету, с осечкой прикурила от зажигалки и жадно затянулась. – В глубинке быстрее поверят в то, что нас обокрали, тогда у нас не будет не только паспортов, но и денег. Народ у нас простой, нищету понимают правильно, в беде не оставят, глядишь, и картошечки сварят и самогонки поднесут.
– Ишь ты, хватила, самогонки!
– Мне бы тонкую полоску кокаина. Трясти начинает. В худшем случае, помог бы и стакан самогонки.
– Только ломки нам и не хватает, – села на любимого конька Виолетта.
– Не зуди, Ветка, и так плохо. Там за леском вроде деревня виднеется, светает уже, дальше ехать днем не стоит, на пост можем нарваться.
Виолетта повернула ключ зажигания, и они медленно двинулись вдоль трассы, напряженно глядя в лобовое стекло, боясь пропустить съезд к деревеньке. Дождь еще не слишком размыл проселочную дорогу, и они вполне сносно съехали с трассы, оставляя после себя следы на глиняной почве.
Деревенька была небольшой, два десятка домов, стоящих по обе стороны проселочной дороги, покосившаяся палатка, торгующая хлебом, крупами, напитками и кондитерскими изделиями. У палатки отирался мужичок в брезентовом плаще, больших кирзовых сапогах и с хлыстом. Чьи-то руки передавали ему через окошечко авоську набитую всякой снедью, в ячейку авоськи высунула длинную тонкую и прозрачную шею водочная бутылка. Виолетта притормозила, слегка обдав грязью мужичка.
– Ой, простите…
– Меня буренки и не так порой обделывают – усмехнулся мужичок, разглядывая подружек.
– Так вы пастух?
– Так точно, возвращаюсь с утреннего выгула.
– Вы военный, – Лада утвердительно ткнула в пастуха забинтованной ладошкой.
– Отставной козы барабанщик, – пошутил мужичок и ответил, – сержант в запасе Сундуков Валерьян Матвеевич.
– Товарищ сержант, – с просительной ноткой в голосе обратилась к нему Виолетта, – вы нам не подскажете, у кого из ваших односельчан можно остановиться до вечера?
Видите ли, мы попали в неприятности, у нас украли…
– Отчего же, – прервал ее пастух, – да хоть у меня, живу я один, а в компании веселее. Вот и расскажете, что с вами приключилось. Как зовут-то вас?
– Лида! – выпалила Лада и, опережая подругу, добавила. – И Света.
– Хорошие русские имена, – улыбаясь желтыми зубами, сказал пастух.
Девушки обрадовались скорому разрешению проблемы и предложили:
– Так давайте мы вас подвезем!
– Э, нет красавицы. Я вам так машину отделаю, за неделю не отмоете, век Валерьяна вспоминать будете. Вы езжайте до конца деревни, слева, на отшибе дом стоит, так это моя изба и есть. Заходите смело, у меня не заперто. А я потихоньку дойду, не беспокойтесь.
– Спасибо… э-э, Валериан, – сказала Виолетта и тихонько тронулась с места, стараясь не разбрызгивать уличную грязь.
Дом пастуха и вправду стоял в стороне от деревни, что весьма порадовало подруг, все меньше любопытных глаз. Поднявшись на крыльцо, Виолетта дернула входную дверь, и та свободно поддалась. В сенях висела рабочая одежда пастуха, плащи разнообразной длины и фасонов, в некоторых угадывался военный крой, для всех сезонов. Под плащами выстроились сапоги, боты, ботинки и огромные ботфорты. На полке водружались одна на другой шляпы, кепи и фуражки. На бревенчатой стене, на вбитых крючьях висели разнообразные хлысты.
– Матерь божья, – перекрестилась Лада забинтованным кулачком, – ну ни дать, ни взять ателье маркиза де Сада! Уж не извращенец ли наш Валерьян?
– Везде тебе извращенцы мерещатся! Это тебе не столица, просто у Валериана образцовый военный порядок.
– Немного жутковато, признайся.
– Ну, есть немного. Хорошо, что ты догадалась назваться другими именами, а то я чуть свое не брякнула. То-то лицо было бы у Валериана "хорошие русские имена"!
– Мое, предположим, русское, – ввернула Лада.
Они прошли в горницу. Печка еще теплилась, видимо перед утренним выгулом пастух топил ее или, может, разогревал чайник. На столе стоял хлеб, накрытый чистой салфеткой. Кружки и тарелки в образцовом порядке теснились на полках. Девушки с любопытством огляделись. На стенах висели старые фотографии: солдаты Первой Мировой, офицеры Великой Отечественной и молодой безбородый Валерьян на пушечном жерле в каком-то музее на открытом воздухе.
– Все бы хорошо, да туалет на улице… – посетовала Лада.
– Ты жалуешься? Нам этого Валериана сам бог послал!
– Ладно, ладно, вот он уже идет, – понизила голос до шепота Лада.
Пастух вошел в избу. Свой мокрый брезентовый плащ он оставил в сенях, на его ногах, вместо сапог, были надеты обрезанные до ступней валенки.
– Вы что ж красавицы голыми ногами по полу? Обувайтесь, в сенях тапки стоят.
– Ой, что вы Валериан, у вас пол половиками застелен, да и нам не холодно, – запротестовала Виолетта не желающая надевать обрезанные валенки.
– Команду выполнять, – твердо сказал Валерьян и строго посмотрел на подружек.
Девушки вышли в сени. Со вздохом Лада стала примерять "тапки", все они ей были велики, но перечить строгому сержанту она не решилась. Волоча ноги в "тапках" по полу, они вернулись в горницу. Валерьян растапливал печурку, уже стоял на горячей платформе чайник. Он обернулся к девушкам.
– Я пока тут у печи колдую, вы, девчата, покупки мои разберите, да порежьте чего надо.
Виолетта взяла авоську со скамьи. В авоське находилась чайная колбаса местного мясного комбината, кусок пошехонского сыру, кирпич черного хлеба, банка шпрот из далекой Клайпеды и бутылка водки "Московская Особая".
– Лида, – позвал Валерьян, стоявшую не у дел Ладу, – что у тебя с руками?
– Противень из духовки доставала и обожгла, – удачно соврала Лада, покрутив бинтами перед лицом пастуха.
– Перевязать по другому надо. Я помогу, умею.
– Не надо. Мне Ветка перевяжет, – отдернула кулачки Лада.
– Почему не хочешь? – строго спросил Валерьян.
– Я, простите за подробности, бинты в моче вымачиваю. Так бабка посоветовала, заживет быстрее.
